Наследница чужой жизни

Глава 30

Последние перестукивания колёс, пока поезд, шумно выдыхая, катился по рельсам перрона, застали Евгению в полном смятении. Украдкой девушка взглянула на Александра, который с интересом рассматривал встречающих на Николаевском вокзале. Дамы в нарядных платьях русалочьего силуэта и в шляпках, защищавших от солнца. Мужчины в длинных пиджаках. Среди них были и женщины в форме сестёр милосердия и простые крестьянки в широких юбках и светлых платках. Петербург радовал неяркими лучами сентябрьского солнца и казался приветливым. Все головы встречающих на перроне были повёрнуты к окнам.

Поезд остановился. Александр помог Григорию подняться и тот, опёршись на костыли, разглядывая людей казалось, совершенно забыл о своей ущербности. Его чисто выбритое лицо с аккуратными светлыми усиками, которые делали его немного старше, светилось радостью.

− Родители здесь! – вскрикнул вдруг Григорий, отшатнувшись от окна так неожиданно, что Александру пришлось подхватить его. − Не знал, что они приедут. Думал, пришлют карету. − Его взгляд упал вниз к подвёрнутой штанине. Лицо омрачилось тревогой. – Ох, зачем же они приехали?! Маман такая невыдержанная. Вдруг расплачется. Уж лучше бы дома ждали.

Александр и Евгения одновременно повернулись, глядя на молодого человека. Евгения взяла его за руку. Александр обнял за плечи и тут же отпустил со вздохом.

− Гриша, но ты же вернулся. А вспомни тех, кто остался там, в чужой земле. И тех, кто даже не может встать у окна и кого сейчас вынесут на носилках. И кто, может, проживёт только несколько дней, − быстро заговорила Евгения.

− Ох, Женевьева, ты права, как всегда, − Гриша сжал её руку и вновь повернулся к окну. – Как славно было бы сейчас выбежать на своих ногах, обнять отца и мать.

Евгения и Александр переглянулись.

− Я хочу сесть, − внезапно сказал Гриша с упрямством. – Пусть они не увидят меня на костылях. И спрячьте их куда-нибудь.

− Конечно, − Александр с Евгенией помогли ему опуститься на койку. Евгения села рядом с ним и опять взяла за руку. Ей самой можно в окно не выглядывать. Её никто не встречал. Да и она никому и не сообщила, что приезжает. С тех пор, как умер Василий, девушка не осмеливалась писать домой. И никто из Кориновых ей не интересовался.

Александр опять занял место у окна. Последние дни, пока они ехали в поезде, он мучился мыслью, что ничего не помнит о своей прошлой жизни. Не помнит лиц родителей, друзей и даже той же тётушки, которая писала ему письма и настойчиво звала в гости. Его это раздражало. Вроде и ранение не в голову, а вот надо же, думал Александр. Повезло ещё, что на своих двоих стою. В поезде он переоделся в чёрный китель, заправил светлые брюки в сапоги. Брюки пришлось основательно подтянуть ремнём, во время ранения он похудел. Да и китель теперь ему был слишком просторным, хотя и сел по плечам. В поезде он нашёл парикмахера, который подстриг и привёл в порядок его отросшие кудри. Зеркало отразило худощавого мужчину с сильно загорелым лицом, упрямо сжатыми губами и волнистой копной чёрных волос, которые он зачесал назад.

Незнакомец в зеркале едет в незнакомую жизнь.

А сегодня ночью после того, как он расстался с Евгенией, ему приснился сон. Он видел девушку со светлыми волосами, уложенными в высокую причёску. Лицо скрывала фата, кружевное белое платье со шлейфом. Она стояла у алтаря с женихом, а он смотрел на неё, понимая, что должен немедленно что-то сделать. Сердце рвалось из груди к чужой невесте. Внезапно она подняла фату. Волосы у неё вдруг оказались рыжими, и она отчётливо произнесла: я – Алиса.

Он проснулся и сел. Алиса. Опять это имя, которое произносила Евгения. Странное имя, которое он и не слышал среди девушек в России. Александр пытался ещё поспать, но сон не приходил, и он, как надоевший мотив, твердил это имя.

Евгения и Григорий единственные, кто связывает его с жизнью, которую он помнил. Впереди неизвестное прошлое и неизвестное будущее.

Поезд остановился, все засуетились. Те, кто был на своих ногах, устремились к выходу. Встречающие пытались прорваться в вагоны. И только Евгения, Григорий и Александр оставались на своих местах. Вагон опустел, и вдруг они увидели высокую худую женщину с зонтиком, которая быстро шагала по вагону, попутно спрашивая, не видел ли кто Григория Воронина. За ней следовал полноватый мужчина средних лет.

Женщина остановилась в проходе напротив койки, где сидел Гриша. Глаза матери и сына встретились. Она охнула и бросилась к нему. Встала перед ним на колени. Он обнял её за шею.

− Сыночек, миленький. Гришенька, − женщина отстранилась, по её лицу с такими же голубыми, как у сына, глазами, текли слёзы. – Ты вернулся. Спасибо тебе, Господи! − женщина быстро перекрестилась. Взгляд её упал вниз, где только одна нога была в сапоге. Мать припала лицом к коленям сына и зарыдала.

По лицу Гриши текли слёзы. Все застыли, в том числе и Гришин отец, который вытащил из кармана платок, да так и забыл зачем.

Неожиданно графиня Воронина подняла лицо, выхватила у стоящего мужа платок и сердито вытерла слёзы сначала себе, потом Грише.

− Гришенька, родненький мой, мы не будем больше плакать. Мы справимся. Ты вернулся домой, − она погладила его ногу. – Это ничего. Мы придумаем что-нибудь с этим. Ты вернёшься к обычной жизни. Ты ещё на коня у меня сядешь, − она улыбнулась через силу. − Ой, как быстро поскачете ещё. По полям, по лугам. Твой Пепел скучает без тебя.

Граф Воронин старший не отрывал от них глаз. По его загорелому лицу текли слёзы. Графиня, взглянув на него, бросила ему платок.

− Прекратите это безобразие, граф Воронин! − она поднялась с колен. – У нас праздник. Наш сын вернулся домой героем. Идите и поцелуйте его.

Граф подошёл и обнял сына, склонившись к нему. Потом расцеловал три раза. Всхлипнул носом.

− Я горжусь тобой, сынок.

Когда все немного пришли в себя, Гриша сказал всё ещё прерывающимся голосом:

− Разрешите Вам представить самых близких мне людей: графиня Евгения Коринова.

Евгения, всё ещё сидевшая рядом с Гришей, не сразу вспомнила, как называли её в свете. А, поняв, что речь о ней, тут же вскочила и присела.

− Евгения, встаньте немедленно, − потребовала графиня Воронина. − Это я должна поклониться Вам за ту отвагу и мужество, которое вы проявили на фронте. От имени всех матерей за наших сыновей, которых вы на себе вынесли с поля боя и выходили. Гриша столько писал о вас.

− О, ну что вы. Это мой долг, − Евгения вытерла слезу.

Женщины обнялись.

− Ну и ещё разрешите представить Вам моего друга, - продолжил гриша. Граф Александр Ракитин, − сказал Григорий.

Александр склонился в поклоне и поцеловал у графини руку. Обменялся поклонами с графом.

− Ваш сын настоящий герой, которому я обязан ему жизнью, − сказал Александр. – Вместе с Же… графиней Кориновой они вынесли меня с поля боя.

− А ты ничего не писал об этом, сыночек, − сказала графиня. – Как всегда скромничаешь.

Неожиданно за ними кто-то кашлянул, и все обратили внимания на огромного мужчину в фуражке и тёмном одеянии до пола, прихваченного широким поясом. Мужчина откланялся всем сразу и, увидев Александра, улыбнулся.

− С приездом, Ваше Сиятельство. Графиня Палехская приказали доставить Вас домой в целости и сохранности. Вас уже ожидают.

Александр раскланялся со всеми по очереди и вышел, сопровождаемый кучером. Евгения смотрела ему вслед, даже когда его высокая фигура исчезла из вагона. Ещё раз ей удалось увидеть, как он шёл по перрону мимо их окна, сопровождаемый кучером с саквояжем.

− Какой приятный мужчина граф Ракитин, − заметила графиня Воронина. – Гриша, ты должен его пригласить к нам в имение.

− Не думаю, что ему будет интересно с нами, − заметил Гриша.

− Ну ладно, давайте же собираться, − начала распоряжаться графиня Воронина. – Где Ваши вещи?

Появились слуги, подхватили вещи, помогли Грише выйти из поезда. Евгения опомниться не успела, как уже оказалась в карете. И стук колёс поезда сменился на цокот копыт, а старая жизнь на новую. Она с любопытством выглянула в окно. Как давно она не была в Петербурге, и как он по-прежнему прекрасен. Дай Бог, может, всё и сложится.

Стас, между тем, смотрел из окна кареты, удивляясь всему, что он видел. И если Евгении казалось, что она не была здесь давно, то ему казалось, что он попал в другой мир. Люди иначе одевались. Одни здания он совсем не помнил, другие казались смутно знакомыми. Как я буду жить? – подумал он и вдруг, почувствовав усталость, закрыл глаза и провалился в сон.

− Ваше Сиятельство, выходить изволите. Приехали.

− Кто ты? – спросил Стас, глядя на открывшего дверь кучера. Но тут же, увидев его недоумённое лицо, поправился: − Зовут как тебя?

− Да вы разве не помните меня, Ваше Сиятельство?! Семён я. Служу уже более десяти лет у её Сиятельства.

− Прости, не помню. Война, контузия. Надеюсь, память вернётся.

− Дай-то Бог, Ваше Сиятельство. Как без памяти жить?

Вот и я не знаю, подумал Стас, выходя из кареты. Тёплый ветерок дунул в лицо, ласковый луч солнца заставил сощуриться. Стас упёрся взглядом в огромный особняк с колоннами. Взгляд задержался на гербе, на котором царила кошка. Семён, тем временем, подхватил саквояж.

− Любуетесь? – спросил он, глядя на замершего в восхищении Стаса.

− Нам сюда? – спросил он неуверенно.

− Ну, конечно. Дом графини Палехской. Ведь отсюда вас на фронт провожали. Неужели не помните?

− Нет, − сознался Стас, чувствуя, что готов схватиться за голову и закричать от беспомощности.

− Вы это… Ваше Сиятельство, совет, если позволите.

− Давай, чего уж.

− Графине покамест ничего не говорите о потере памяти. А то расстроится. Ночь спать не будет. А завтра праздник большой. Её Сиятельство радовались, что Вы в аккурат к свадьбе успеваете. Ну и что вы с ней пойдёте. Вы же для неё, как сын. Разговоров было только о вас.

− Я постараюсь, − Стас потёр глаза, надеясь, что всё это исчезнет, и он окажется в привычном для него месте. Но особняк по-прежнему высился напротив него, а рядом, поглаживая бороду, стоял Семён с саквояжем.

− Сегодня отдохнёте. Выспитесь. А завтра её Сиятельство будете сопровождать. На свадьбу. С корабля на бал, как говорится.

− Да у кого же свадьба-то? – раздражённо спросил Стас.

− Баронесса Елизавета Калиновская выходит замуж за барона Петра Павлищева.

− Ах да, Елизавета Калиновская! − Стас порадовался, что прозвучало знакомое имя. Может, увидев её, к нему вернётся память. – Тётушка писала о свадьбе, но я не знал, что завтра, − сказал он кучеру.

− Пойдёмте в дом, Ваше Сиятельство, – предложил Семён.

− Спасибо тебе, − Стас похлопал по плечу Семёна. – Ты уж помалкивай о моей беде с памятью.

− Могила, Ваше Сиятельство. Я буду Вам напоминать, если нужно будет.

Вот уж попал, так попал, думал Стас, поднимаясь по ступеням парадного входа. И ещё эта свадьба завтра.