Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига

Кузнец молчал, хмурился и смотрел в сторону. Под чёрной щетиной ходили желваки.

— Пойдём, Микай. — Я снова неторопливо пошла по дороге. — Это было очень сильное проклятие. Надо приготовить тебе хороший отвар.

До «Золотого яблока» мы дошли в полном молчании.

Отвар я делала у себя в комнате, пока ждала купальню, которую прислуга готовила по моей просьбе. Мне вдруг захотелось помыться, и я решила, что Микаю это тоже не повредит. Конечно, они с Шутом мылись, когда мы только приехали, но сейчас был особый случай.

Если хозяин и счёл моё пожелание за блажь, перечить не стал. Особенно, когда его жена вернулась с берега и громким шёпотом рассказывала на кухне о подвигах госпожи ведьмы.

Готовый отвар я отнесла кузнецу, чтобы убедиться, что последствий от проклятия не осталось.

Комната мужчин ничем не отличалась от обычных комнат в постоялых дворах: две кровати, в ногах сундуки, между кроватями, у окна, стол. Хотя здесь попросторнее и заметно чище, чем было в Костинограде. Постель Джастера застелена ярким лоскутным покрывалом. Кузнец поспешно расправлял своё, смятое, когда я пришла. На столе лежала дощечка для письма и пергамент с утреннего урока.

— Ты решил учиться дальше?

Я поставила чашку с горячим отваром на стол. Микай выпрямил спину, стрельнул глазами на стол, потом — виновато — на меня, и кивнул. Может, Джастер и не упустил бы возможности подшутить над кузнецом, но я не собиралась этого делать.

— Это лечебный отвар, выпей весь, а потом сходи в купальню.

— Зачем энто? — удивился кузнец. — Мы же ж давеча парились. Ежли што не так, я и на реку могу…

— Хватит сегодня реки.

Я сердито нахмурилась, не зная как объяснить своё решение отправить его в купальню. Вот знаю, что надо и всё тут! Ох… Был бы здесь Джастер, он бы наверняка нашёл, что сказать!

— Как раз после неё тебе и надо попариться. Я сейчас туда пойду, а ты пока отвар выпей. Если вдруг почувствуешь себя нехорошо или странно — сразу скажи мне! — Строго наказала я ему.

— А должно, госпожа?

Парень испуганно сгрёб в кулак ворот рубахи.

— Нет, — я постаралась успокаивающе ему улыбнуться. — Не должно.

Микай облегчённо вздохнул, отпустил рубаху, взял чашку с дымящимся отваром и сел на кровать. Я собиралась уйти, но поймала на себе внимательный взгляд синих глаз.

— Что-то не так?

Кузнец покачал седой головой и отвёл глаза.

— Госпожа… Любопытно мне очень… Вы и впрямь бы тому дурню порчу чужу отдали бы и помогать не стали?

Услышав такое, я хотела возмутиться, но осеклась, не сказав ни слова.

Отдала бы я этому Борчику проклятый подклад?

Вахала бы отдала. И Холисса бы отдала.

Да любая ведьма бы отдала и посмеялась над дураком. И проклятие снимать не каждая бы стала.

А я…

Я, как дурочка, понадеялась, что людям хватит ума не трогать проклятое золото.

Ой, глупая, Янига, глупая… А как бы тронули? Чтобы я тогда делать стала? Стоять и смеяться, как любая ведьма?

Или… или что?

Отбирать подклад у жадного дуралея и отпаивать его зельями?

Как спасала глупых баб от проклятия Вахалы в Пеггивилле?

Как заступалась за охальника-охотника перед Джастером?

Как пожалела водяника?

— Не знаю, — хмуро буркнула я в ответ. — Не тронул и слава богам, что ума хватило.

— А вы и впрямь добрая, госпожа. — Вдруг негромко сказал кузнец, грея широкие ладони об чашку. — Верно я, значит, понял: того скрягу вы отговаривали хитро. Уж не гневайтесь, я поначалу о вас дурно думал. Шибко зол был на всех, а пся ваш ищщо по голове так огрел — трещало аки с похмелья. Вы сама-то уж шибко пригожи, да и он любу девку захомутает. От я и мнил, де он хахаль ваш, а надо мной шутки шуткует…

Я молча сложила руки на груди и смотрела в окно, стараясь ничем не показать свою растерянность и не зная, что сказать в ответ на неожиданное откровение. Вот значит, как с его стороны виделось… Молодая пригожая ведьма с красавцем-любовником беднягу напугали, обидели, да ещё и смеялись над его бедой…

Хахаль… Если бы всё было так просто…

Джастер мне не любовник.

Он для меня… всё.

— И почему ты передумал? — Голос получился немного хриплым.

— Дык глаза-то у меня есть, госпожа. — Парень прихлёбывал отвар. — Да и умом, чай, не обижен. Я ж видал, как вы тревожились, кады за девчонкой велели плыть. И кады меня тама отпаивали зельями вашими, тож волновалися. И опосля за дурёху энту радовались да плакали… Госпожа Лира ужо на что к матушке моей расположена была, а и то над радостями нашими али бедою и слезинки не уронила.

— Ведьмы не плачут, Микай.

И не волнуются о чужих людях, и не переживают из-за незнакомых девчонок и их дур-матерей!

Я незаметно стиснула пальцы в кулак, чтобы не выдать своих чувств. Надо было уйти, а не стоять и слушать! Зачем он мне это говорит?! Зачем мне его признание?! Чтобы опять себя глупой девчонкой чувствовать, которая по любой ерунде слёзы льёт?! Хороша ведьма…

Стыд и позор!

— Госпожа… вы энто… вы не серчайте токма… — голос кузнеца стал тише и виноватее. — Я ж не в укор вам…

— Я не сержусь.

Постаравшись ответить ровно и спокойно, я развернулась и пошла к двери.

— Отдыхай сегодня. Лошадьми завтра займёшься.

— Хорошо, госпожа. — Негромко отозвался Микай, и я закрыла за собой дверь.

Неожиданное откровение кузнеца ещё сильнее растревожило воспоминания о Джастере. Сидя в горячей воде, я вспоминала Кронтуш, и нашу жизнь в лесу, когда Шут учил меня собирать травы. Как я его не слушала, спорила и приставала со своими откровениями или догадками о его прошлом. Вспоминала, как он молча выслушивал, иногда смеялся надо мной, но чаще холодно бросал «доброй ночи, ведьма» и поворачивался ко мне спиной. А то и вовсе забирал лютню и уходил в лес.

Как я сердилась и обижалась на него тогда! Но теперь…

Теперь я его понимала.

Он не хотел бередить прошлое и, конечно, не хотел рассказывать о сокровенном какой-то назойливой и глупой деревенской ведьме, ничего не понимающей в сердечных делах.

— Прости меня, Джастер, — тихо пробормотала я. — Я была такой дурой…

Не буду я его больше о прошлом спрашивать. Захочет — сам расскажет.

Голубое платье оказалось не настолько грязным, как я боялась, но я всё равно попросила служанку его постирать.

Мне очень хотелось отмыть всё, что соприкоснулось с проклятием Вахалы.

А я пока в красном похожу. Конечно, богатое оно только для деревенской травницы, а не для госпожи ведьмы Яниги, но всё же Томил его на ярмарке покупал, да и Вольта от души дарила.

Джастер вернётся, и я не я буду, если не выпрошу у него новое удобное платье!

Туфлям-то вон, ничего не сделалось. Что с болота, что с реки тину присохшую смахнула и как новенькие…

Остаток дня прошёл в тишине. Меня никто не беспокоил и до ужина я читала «Трактат о камнях и травах». Этот фолиант я взяла, чтобы хоть чем-то занять себя, и незаметно увлеклась. Даже достала свою книгу и делала заметки, записывая лечебные и магические рецепты.

Ужинали мы с Микаем в молчании. Кузнец тоже помылся и переоделся в чистое, но выглядел подавленным и хмурым. Даже на моё новое платье не обратил внимания. Впрочем, я была этому только рада. Мне самой не хотелось ни о чём говорить. Но когда парень после ужина пожелал доброй ночи, отпросившись утром ковать лошадей, я чуть волком не взвыла от тоски, какая поднялась в душе.

Какими бы достоинствами не обладал молодой кузнец, Шута не заменит никто. С ним даже в молчании ужинать веселее…

Джастер… Как же мне тебя не хватает! Когда же ты вернёшься?!

Хоть бы одним глазком тебя увидеть…

Бусины на браслете привычно тяжелили запястье и тихо позвякивали, когда я перебирала их пальцами. Почти половина нити. Много или мало времени у меня ещё осталось? Что будет, когда последняя бусина займёт своё место?

Что решит Джастер?

Что будет со мной, если он…

Нет, не хочу об этом думать! Не хочу!

Я достала коготь кхвана из-под ворота платья и сжала в кулаке. Оберег был холодным, убеждая меня в полной безопасности.

Только вот от сердечной тоски он не защитит.

Как и Игвиль, мирно дремавший в полуножнах, сделанных Шутом.

Не тревожа Живой меч, я встала из-за стола и села на кровать.

Браслет, оберег, волшебный меч… Вон сколько всего Джастер мне оставил. А ещё заколдованная сумка, магические книги, волшебное зеркало… Про лошадей и сундук, набитый тканями, драгоценной посудой и украшениями даже говорить не приходится. Только лучше бы вместо этого богатства он сам был бы рядом…

А без него… Без него мне одиноко. Холодно, неуютно и тоскливо, хоть вой. День ещё не прошёл, а я уже места себе не нахожу и жду его возвращения как никогда прежде.

Джастер стал частью моей жизни. Частью моей души.

Не думала, что он… что он настолько глубоко и сильно мне дорог.

А ведь Джастер говорил, что это обычная человеческая любовь. И что она может пройти со временем.

Что же пережил он сам, когда любимая его отвергла? Что переживает до сих пор, ведь он по-прежнему её любит… Даже представить такое страшно.

Я передёрнула плечами. Как же тяжело ему было, что он согласился на помощь молодой неопытной, но очень самоуверенной ведьмы…

А эта ведьма вместо помощи сама в него влюбилась. И… И очень по нему скучает.

В порыве чувств я провела пальцами по лежащей на сундуке лютне. Капризный инструмент сердито звякнул струнами, давая понять, что слушается только своего хозяина. Вздохнув, я вытащила из своей сумки шкатулку и достала зеркало Митамира. Тёмное, как осенняя вода, и такое же холодное, оно не отражало ничего. Я обняла себя руками, прижав зеркало к груди. Ещё вчера Шут показывал, как оно работает.

Но это «вчера» было очень, очень давно.

Целую жизнь назад.

— Джастер…

Я бездумно водила пальцами по узорной раме, едва касаясь камней и вспоминая Шута. Как же я хочу его увидеть! Хоть что-нибудь о нём узнать… Хотя бы капельку…

Тёмная поверхность дрогнула, от центра побежали круги, становясь всё светлее и светлее. Перестав дышать от испуга, я смотрела на зеркало, не зная, что делать. Великие боги, что я опять натворила?!

Джастер же просил не искать его!

В узорной раме посветлело, и я забыла обо всём, потому что…

Деревья в лесу не были привычными соснами, елями, дубами, клёнами или ясенями. Огромные листья походили на ладонь с растопыренными пальцами. Тёмные приземистые стволы перевиты толстыми зелёными верёвками, на которых я с удивлением заметила листья и цветы. В ветвях что-то мелькнуло и на мгновение зеркало показало странное создание: не то зубастую птицу в чешуе, не то ящерицу с клювом и крыльями. Но в то же миг странная тварь исчезла, потому что между деревьями показался человек.

Тёмноволосый юноша упругим лёгким шагом уверенно шёл по необычному лесу, явно не задумываясь о дороге. Он что-то сжимал в руке, время от времени поднимая на уровень глаз и с улыбкой любуясь своим приобретением. Волнистые пряди в солнечных лучах отсвечивали золотом и рыжим, свободно падая на узкие, почти мальчишечьи плечи. Кожаная жилетка, поверх светлой рубахи с широкими рукавами, украшена вышивкой, и дважды перехвачена ярким тканым поясом. Яркие кисточки на концах пояса танцевали в такт шагам. Тёмные широкие штаны заправлены в высокие узкие сапожки. Никакого оружия при нём не было, впрочем, торбы и лютни тоже. Хотя я не могла рассмотреть его лицо, тревожно забившееся сердце стало успокаиваться.