Лес

ГЛАВА XXXVIII

Джо медленно наклоняет голову, глядя на меня, как будто у него есть всё время в мире.

— Винтер. Что ты здесь делаешь?

Я ожидаю, что он будет звучать так же по-другому, как выглядит для меня сейчас, но его голос тот же, и я хочу верить, что это неправда. На короткую, мучимую чувством вины секунду мне хочется сделать вид, что я ничего не знаю. Я хочу сидеть рядом с ним, смотреть на огонь и вернуться в то место, где дядя Джо — это безопасность, защита, руководство. Я уже потеряла одного отца, и какая-то часть меня — избалованная, наивная часть — не хочет терять другого.

«Но ты уже потеряла», — напоминаю я себе.

— Первый патруль, — говорю я. — Уже рассвело.

Джо смотрит на розово-оранжевое небо и вздыхает.

— Так оно и есть.

— Я нашла дневник моего отца.

Он колеблется.

— Я не знал, что он всё ещё хранит такое старьё.

— Но ты же знал, что он у него был, — говорю я. — Почему ты никогда не говорил мне тоже завести дневник?

Он отмахивается от моего вопроса.

— На самом деле это не так уж важно, скорее традиция, чем обязанность. Пока ты каждую неделю отчитываешься перед советом, есть записи о каждом путешественнике, с которым ты когда-либо имела дело, и, учитывая, что ты никогда не пропускала ни одной встречи…

— Но это гарантирует только запись в архивах совета, — говорю я. — Что должны были изучать стражи Пэриш, которые пришли после меня? Был бы целый пробел в информации.

Он щурит глаза.

— Почему ты вдруг так заинтересовалась последующим поколением?

Я смотрю на него в ответ, не дрогнув.

— Папин дневник оказался интересным чтением. Особенно последняя запись, — я стискиваю зубы. — Ты был с ним в то утро, когда он исчез?

— Нет. Почему ты так говоришь?

В его голосе есть все нужные нотки удивления, недоверия и беспокойства, всё то, что заставляло меня верить во всё, во что он хотел, чтобы я верила в прошлом. Но я чувствую их сейчас, скрытую ложь, манипуляции, которые текут из него, как из реки Олентанги. Я разрываю ложь на части, как свободную нить, разматывая её, пока его слова не звенят гулко в моих ушах. Если бы только я могла сделать это раньше, все те разы, когда я должна была расспрашивать его о лесе, о моём отце, слова срывались с кончика моего языка, и всё потому, что я доверяла ему. Потому что я не думала, что кто-то, кто якобы так сильно меня любил, мог когда-нибудь причинить мне боль.

— Папа, похоже, думал, что ты стоишь за заговором с целью свержения совета, — говорю я. — Ты случайно не знаешь, почему он так подумал?

Выражение лица Джо теперь усталое, как будто он очень занятой человек, у которого нет времени на мои глупые подростковые размышления. Это тот же взгляд, который он носил годами, и только сейчас я вижу в нём трещины, вспышку гнева в его глазах, лёгкий изгиб его губ.

— Винтер, ты в шоке. Ты не знаешь, что говоришь…

— Браво. Правда, дядя, тебе следовало пойти в актеры.

Он напрягается.

— Винтер, послушай меня. Ты совершаешь ошибку…

— Нет, это ты послушай меня. Я знаю, хорошо? Я знаю всё. Я читала папин дневник. Я знаю, что ты тот, кто вернул Варо.

Он встаёт, хрустя костяшками пальцев о ладони.

— Вообще-то я этого не делал, — говорит он. — Варо был должным образом изгнан почти пятьсот лет назад. У него не было возможности вернуться. Но я смог использовать его идеологию, чтобы начать вербовать его старых последователей, и когда твой отец обнаружил, чем я занимаюсь, я знал, что пройдёт совсем немного времени, и другие тоже это заметят. Мне нужен был псевдоним, кто-то, кем бы я мог притвориться, чтобы отвлечь внимание от себя. Варо казался идеальной маскировкой, а чары — это такая лёгкая магия, когда у тебя есть сила леса, подчиняющаяся твоему контролю.

Моё сердце колотится. Я пытаюсь вникнуть в его слова, но это всё равно, что пытаться дышать под водой.

Всё это время Джо был Варо. Каждый раз, когда Джо говорил мне держаться подальше от этого, это было просто потому, что он не хотел, чтобы я раскрыла его секрет. Не потому, что он беспокоился обо мне.

— Ты убил папу, — говорю я тихим голосом. — Не так ли?

Он вытягивает шею и опускает плечи, и когда он снова смотрит на меня, в его взгляде смесь грусти и вызова.

— Я не хотел, — говорит он. — Твой отец не оставил мне выбора.

От его слов у меня выбивает воздух из лёгких. Я отшатываюсь назад, моё сердце стучит в ушах.

— Почему?

Это единственное слово снова и снова проносится у меня в голове. Почему, почему, почему?

— Зачем тебе понадобилось втягивать нас в это? Почему ты не мог просто оставить нас в покое?

— Я не предвидел, что всё так закончится. Я очень заботился о твоём отце…

— Лжец.

— Пожалуйста, не смотри на меня так, — говорит он. — Твой отец стал жертвой войны, которая назревала сотни лет.

Слёзы затуманивают моё зрение. Я мотаю головой, чтобы прояснить её, но всё, что я вижу, это папа, готовящий мой любимый клюквенный сидр на мой день рождения. Показывающий мне, как скатать идеальный снежок на заднем дворе. Читающий молитвы, прежде чем уложить меня спать.

А потом воспоминания превращаются в будущие моменты, которые мы никогда не разделим. Я спускаюсь по лестнице в своём выпускном платье, а папа постоянно ослепляет меня вспышкой своего фотоаппарата. Папа наблюдает, как я оканчиваю среднюю школу, и, возможно, с нашими обязанностями по патрулированию, колледж. Папа ведёт меня к алтарю в день моей свадьбы. Встречается со своими внуками, готовит им клюквенный сидр и учит их катать идеальный снежок.

Джо забрал у меня всё, что осталось от моего отца.

Я думаю о нашей с Генри встрече прошлой ночью. Я думала, что Варо был предупрежден о нашем присутствии парнем-торчком, но если это был Джо, если это был Джо всё это время, он знал, что это я, потому что услышал моё сообщение. Он послал своих последователей за нами, хотя мы могли пострадать. А вчера, в лесу, он разлучил меня с Генри. Угрожал мне.

— Почему ты послал своих последователей за мной? Собирался убить и меня тоже? — спрашиваю я, хотя помню, как он говорил, что хочет, чтобы нас взяли живыми.

Он качает головой, как будто я веду себя нелепо.

— Конечно же, я не пытался убить тебя. Я пытался спасти тебя.

— Я тебе не верю.

— Я просто хотел напугать тебя, чтобы ты держалась подальше от этого, — говорит он. — Я тоже пытался спасти твоего отца. Я пытался вразумить его. Я не хотел, чтобы ему причинили какой-либо вред.

— Прекрати врать!

— Я не вру.

Мои глаза сужаются.

— Ты пытался спасти его?

— Да.

— Расскажи мне точно, как ты пытался спасти моего отца. Скажи мне, что ты сделал, что ты сказал, что должно было удержать его здесь, со мной. Потому что, как я понимаю, ты не очень старался.

— Пожалуйста, сядь, и я всё объясню.

— Я лучше постою.

— Очень хорошо, — он делает глубокий вдох. — Ты знаешь историю Варо, но ты не знаешь моих намерений. Ты думаешь обо мне самое худшее, как и твой отец, но, пожалуйста, ради себя и ради меня, постарайся понять.

Слушать его — это и последнее, и единственное, что я хочу делать. Я хочу понять, но ничто из того, что он может сказать, никогда не заставит меня понять. Я хочу стоять здесь, неподвижно, неизменно, вечно. Я хочу быть где угодно, только не здесь.

Я скрещиваю руки на груди и киваю. Я не сажусь и не отвожу от него взгляда. Я хочу, чтобы он знал, что в любую секунду я могу решить, что с меня хватит. Что в любую секунду я могу вонзить свой нож ему в сердце, и хотя я знаю, что это его не убьёт, мне всё равно будет приятно это сделать.

Джо прочищает горло.

— Я был молод, когда Варо пришёл к власти. Впечатлительный. Я согласился с изгнанием его советом, подумал, что он сумасшедший, раз даже предположил, что мы можем использовать пороги для изменения времени. Но чем старше я становился, тем больше я понимал, что сила леса игнорируется, а не используется, и я начал задаваться вопросом, должны ли мои люди — Древние — использовать пороги нашего мира, чтобы изменить события в человеческом мире. Я начал задаваться вопросом: что, если бы я мог помешать каждому путешественнику когда-либо войти в наш лес, чтобы наш образ жизни никогда не подвергался угрозе? Или что, если бы я мог вернуться в прошлое и остановить бесчисленные войны, в результате которых миллионы людей погибли из-за своих собственных разрушительных тенденций? Если бы я мог привнести современную медицину в борьбу с чумой или остановить геноцид в концентрационных лагерях — ты не можешь сказать мне, что это неправильно.

Это правда. Он мог бы сделать много хорошего для мира, но никто не знает, каковы были бы последствия, и, как бы ужасно это ни звучало, такова жизнь. Мы не можем изменить прошлое — ни один человек не должен обладать такой властью. Я говорю ему об этом, но он смеется.

— Ты этому свято веришь, малышка. Это просто предлог, который придумал совет, чтобы сохранить лес в секрете. Они не хотели делиться этим ни с кем другим. Они были эгоистичны, потому что не видели в лесе того чуда, которым он был. Но Варо видел это. Его сторонники видели это. У них было видение. И когда я, наконец, тоже увидел это, я не мог перестать думать о возможностях. Если бы я вернулся в нужный исторический момент, я мог бы остановить каждую войну, каждый голод, каждую вспышку болезни. Не должно было бы быть никаких страданий ни в нашем мире, ни в вашем. Ты не можешь сказать мне, что это не благородное дело.

— А как насчет нас? — спрашиваю я. — А как насчёт страданий, которым ты подверг мою семью, когда убил моего отца?

— Как я уже сказал, он стал несчастной жертвой. У меня есть все намерения вернуть его обратно.

Я замираю.

— Что ты только что сказал?

— Как только я свергну совет, я вернусь в прошлое и спасу его, если смогу.

— Что ты имеешь в виду, если сможешь?

Он пожимает плечами.

— Твой отец не должен был умирать. Если бы он просто послушал меня, если бы он просто увидел причину, он мог бы присоединиться ко мне. Мы могли бы сделать это вместе. Есть шанс, что я смогу вернуться и спасти его, не меняя своего будущего.

— Это неправда. Ты же знаешь, что это неправда!

— Есть шанс, Винтер…

— Прекрати это! — я прижимаю ладони к ушам. — Прекрати болтать!

Это неправда — ничего из этого. Он психопат, если думает, что может вернуться в прошлое и изменить что-либо в истории, не подвергая опасности своё собственное будущее. Время не предназначено для того, чтобы с ним возились. Каждый раз, когда бы он что-то менял, он рисковал изменить свой собственный путь. Изменение любого момента в истории, даже крошечного, кажущегося незначительным, может затем изменить жизни людей, вовлеченных в этот момент, и выбор, который они делают, что, в конечном итоге, может повлиять на Джо таким образом, что он никогда не будет выдавать себя за Варо в первую очередь. Возможно, это может даже изменить его настолько, что его никогда не назначат посредником для моей семьи, и он никогда не убьёт папу…

И тогда я понимаю это. Это так заманчиво, так заманчиво позволить Джо делать то, что он хочет. Воспользоваться этим шансом и надеяться, что эти события в истории не изменят мою семью, что они изменят Джо только настолько, что он оставит мою семью в покое.