Тэсса на краю земли

— Да, — ответила Тэсса без раздумий. — Это просто картина. В ней нет радости.

— Как? — заволновались Милны. Они честно переводили взгляд с одного полотна на другое и не могли уловить разницу. — Подделка?

— Нет-нет, — успокоил их Холли. — Просто когда я писал эту картину, у меня было дурное настроение.

— Ну знаете ли, — фыркнула Дебора. — В таком случае надо было сделать скидку!

— Но зачем, — спросил Билли, — было проникать в наш дом тайно?

— Ах это, — Холли поскучнел. Он неотрывно смотрел на бракованную картину, будто у него руки чесались немедленно взяться за кисть и все исправить. — Признаться, я вообще плохо думал. Меня охватило такое непреодолимое желание исправить свою ошибку, что я вскочил ночью с кровати, прыгнул в машину, позвонил своему менеджеру и спросил адрес покупателей «Томного утра после долгой пьянки». И я просто ехал, и ехал, и ехал…

— И приехали в Нью-Нюлин, — сказала Тэсса. — Вы действительно очень хотели попасть сюда, раз обошлись без проводника. Идемте в участок, я проверю ваши документы и решу, что с вами делать.

— А картина? — всполошился Холли.

Милны переглянулись.

— Потом вы вернетесь и исправите свой брак, — решил Билли.

— Ну после того, как отсидите срок за незаконное вторжение, — добавила Дебора.

— В тюрьме? — в округлившихся глазах Холли появились слезы.

— Боже, — Тэсса закатила глаза, — только нервных художников нам тут не хватало!

Однако, покидая дом Милнов, она снова бросила прощальный тайный взгляд на пейзаж, ощущая мучительное желание не расставаться с ним.

В управлении уже горел свет, а взволнованная Фанни бегала туда-сюда перед зданием.

— Тэсса, — закричала она издалека и бросилась навстречу, едва не ломая ноги на высоких каблуках. На ней были оранжевые гольфы и зеленое платье с фуксиями. — Что случилось? Куда ты убежала? Снова массовые убийства?

— А? — встрепенулся Холли, который уныло брел за Тэссой, едва переставляя ноги. Ему очень не хотелось уходить от неправильной картины.

— Да у нас тут куры дохнут, — пояснила Тэсса и неожиданно для себя зевнула. Глаза у нее слипались. Давно она не хотела так сильно спать. — Фанни, открывай контору, оформляем нарушителя.

— Я художник!

— Какой хорошенький, — восхитилась Фанни.

— Ну вот что, Холли Лонгли, — Тэсса выключила компьютер. Она проверила подлинность его документов, убедилась, что он чист перед законом, и даже погуглила: перед ней действительно сидел всемирно известный художник, прямой потомок Уолтера Лонгли, основателя Ньюлинской художественной школы. — Поскольку это твое первое нарушение закона…

— Ах, что вы говорите, — кокетливо засмеялся Холли, и Фанни, полностью им околдованная, засмеялась тоже.

— Первое нарушение, на котором ты попался, — поправила Тэсса, — то мы не будем его фиксировать, правда? Ну зачем такой звезде, как ты, представать перед судом.

— Совершенно незачем, — искрясь удовольствием, согласился Холли.

— Однако как шериф Нью-Ньюлина я не могу спустить это дело на тормозах.

— Шериф?

— Шериф Тэсса Тарлтон.

Это имя в кои-то веки не произвело никакого впечатления.

— Как шериф деревни Нью-Ньюлин я приговариваю тебя к трем месяцам домашнего ареста.

— Что? — изумился Холли. — Да у меня и дома-то никакого нету! Не люблю оседлый образ жизни, знаете ли.

— Я приговариваю тебя к трем месяцам домашнего ареста в моем доме, — закончила Тэсса.

Фанни выронила яблоко, которое грызла.

— Где? — вытаращила она глаза.

— Как? — поразился Холли.

Тэсса снова зевнула.

Трех месяцев же хватит, чтобы нарисовать излучающую счастье картину?