Кровь и туман

Ведь так и есть. Ему уж больно хочется всегда быть в центре событий.

— Ладно, ладно, — Тай сдаётся. Вздыхает, пораженчески хлопает себя по бокам. — Не уходи. Я скажу, где, только сначала… — Тай указывает себе за спину. — Зайдём? Я проголодался.

Мы, оказывается, стоим напротив кафе. Фасад отдалённо знаком, но я не помню, чтобы посещала это заведение.

— У тебя есть пять минут, — успеваю предупредить я, прежде чем Тай исчезает за стеклянными дверьми.

А потом плетусь за ним.

В нос сразу ударяет запах кофе. Ужасная вонь раздражает нос, заставляет меня несколько раз чихнуть. Тай запаха будто не замечает, хотя у него такое же острое обоняние. Даже наоборот, вдыхает шумно и полной грудью.

Пока он идёт к кассе, чтобы сделать заказ, я занимаю самый дальний столик. Осматриваюсь. В кафе посетителей совсем нет. Единственным является старичок, сидящий в другом конце зала. Стол перед ним уставлен стаканчиками, сам он потихоньку потягивает свой напиток из ближайшего и одновременно читает какую-то книгу. В какой-то момент старичок чувствует мой взгляд и поднимает свой, но я успеваю среагировать раньше и теперь смотрю на Тая, возвращающегося ко мне с двумя большими чёрными кружками.

— У меня какао, — сообщает он. — А у тебя чай с молоком. — Одну из кружек Тай ставит напротив меня. — Я помню. Я хороший брат.

— Я никогда и не говорила, что ты плохой, — отвечаю я. Обхватываю кружку с дымящимся напитком обеими ладонями. Подношу ко рту, делаю глоток. — Просто иногда ты заставляешь меня хотеть убить тебя. Или себя, чтобы уж наверняка.

— Ваши пончики!

В центр стола перед нами мужская рука с кольцом на большом пальце ставит тарелку с тремя пончиками в цветной глазури. Взглядом я скольжу по руке, забираясь выше к локтю, к бейджу, прицепленному к нагрудному карману и демонстрирующему всем имя своего носителя.

В конце я смотрю в знакомое лицо.

— Привет! — улыбается.

Я ещё раз читаю имя на бейдже.

— Роман, — киваю.

— После всего произошедшего можешь называть меня Рэмом, — поворачивается на Тая. — Вы оба.

— После всего произошедшего? — уточняю я.

— Ну да, — Рэм чуть наклоняется вперёд. — Война, эти существа в капюшонах… и всего такого. Тем более, я теперь тоже в штабе. — Рэм вытягивает вперёд руку. Короткий рукав его рабочей формы помогает увидеть печать на внутренней стороне запястья. — Доброволец. А ещё я тебя по голове сковородой ударил…

— Ты хвастаешься сейчас?

— Просто вспомнил! Кстати, извини.

Я касаюсь затылка.

— Это было больно.

— И снова — извини, — Рэм виновато улыбается. — Следующая тарелка пончиков за счёт заведения!

Рэм уходит. Пока я слежу за его исчезающей в кухне фигурой, Тай умудряется запихнуть в рот два пончика из трёх.

— Что? — спрашивает он, прожевав, когда я смотрю на него с укором. — Я же говорил, что голодный!

— Можешь есть и мой, — я киваю на оставшуюся булочку.

— Твой? Здесь твоего нет, я тебе не заказывал.

Так и третий пончик уходит в тот же желудок.

— Магдалена, скорее всего, за городом, — пончики Тай запивает какао, опустошая свой стакан залпом. — Она и ещё несколько её соратников тестируют какое-то оружие, которое они последние несколько дней подпольно разрабатывали. Магдалена не хочет лишних свидетелей, поэтому они сбегают с территории жилых домов в лесополосу.

— Оружие? — переспрашиваю я. Может, неправильно расслышала. — Какое ещё оружие?

— Не знаю. Олик сказал только, что видел, как они из общежития с мешками уходили, а ещё накануне в комнате, которую дали Луке, нашёл какие-то схемы и наброски.

Кусаю губы. Дурацкая привычка, особенно если учесть клыки, которые иногда показываются на свет непроизвольно и царапают подбородок.

— Не нервничай, — Тай легко касается моего плеча.

Я вздрагиваю всем телом. В одно мгновение меня ослепляет гнев, и я ударяю кулаком по столу. Раздаётся хруст дерева. Разжимаю кулак и отодвигаю руку в сторону, чтобы оценить причинённый ущерб.

Трещина такая, что надави я чуть сильнее, и у меня на коленях оказался бы кусок столешницы.

— Тебе придётся заплатить за это! — доносится голос Рэма из-за кофемашины.

— Запиши на мой счёт! — отвечает Тай.

— Парень, у тебя нет никакого счёта!

Я резко поднимаюсь со стула. Задеваю стол, и тот начинает ходить ходуном. Стул и вовсе падает назад.

— Лиза? — окликает Тай.

Кости шевелятся, словно тараканы. Каждая мышца пронзена десятком толстых крючкообразных игл. Кожа горит огнём.

Я выскакиваю на улицу, на ходу стаскивая с себя куртку и ботинки — второй такой хорошей одежды мне будет не достать.

До обращения осталось совсем немного. Мне бы только с оживлённой улицы успеть сбежать…

— Лиза! Стой!

Задерживаюсь, хотя не стоило бы. Оборачиваюсь. Следом вышли оба: Рэм глядит на меня с испугом, Тай — с беспокойством.

— Насчёт стола я пошутил! — восклицает Рэм. — Менеджер всё равно в очередной попойке и даже не вспомнит, что стол был целым, если я скажу ему, что трещине уже года два!

— Это не из-за стола, — говорит Тай. — А из-за тех, кто в неё не верит.

Рэм одаривает его вопросительным взглядом и даже открывает рот, явно чтобы поинтересоваться, о чём это он, вот только почему-то в итоге ни звука так и не произносит.

Поэтому говорю я:

— Нужно найти Магдалену, — отворачиваюсь. Гляжу куда-то меж домов. — Она всё испортит. Этот мир, договор… всё будет без толку.

— Тебе придётся обыскать всю лесополосу, — подаёт голос Тай. — Там сотня километров вокруг города, наверное. Плюс, минус.

— Ерунда.

— Я пойду с тобой.

— Ребят, — встревает Рэм, про которого я, если бы не его удары его сердца и постукивание зубами от холода, забыла бы. — Я не знаю, что у вас за дела, но пойду с вами. Втроём будет быстрее.

Я смеюсь.

— Ты же человек. Что ты можешь?

— Ничего особенного, — соглашается Рэм. — Но у меня есть машина… и бейсбольная бита, если надо. Только нужно будет домой ко мне заскочить за ключами. И чтобы я переоделся, а то если с формой случится что-нибудь, меня точно уволят. Я и так уже давно у начальства «на карандаше».

Я снова гляжу на этих двоих, топчущихся за моей спиной. Мы с Таем переглядываемся. Он коротко кивает в знак согласия, а я внезапно с удивлением замечаю, что мой пульс замедлился, и это так неожиданно, что даже забываю вступить с Таем в немой спор.

Процесс обращения дал заднюю. Образцовый самоконтроль!

Папа бы мной гордился. * * *

Рэм в квартире живёт не один. Я понимаю это сразу, стоит только перешагнуть порог. Два разных запаха доминируют среди прочих. Оба мужские, взрослые. Одновременно очень похожие и совершенно различные. Острый и пряный. Перец и гвоздика.

— С отцом живёшь? — предполагаю я.

— Ага.

Рэм снимает обувь, ставит её строго на коврик перед дверью. Нас просит сделать тоже самое.

— А мама? — интересуется Тай, пока справляется со шнурками на кроссовках.

— Они в разводе с самого моего рождения. Сразу разъехались. Я маму только по фотографиям знаю. — Рэм вешает куртку на крючок и снова предстаёт перед нами в рабочей рубашке. К запахам здешним добавляется кофейная вонь. — Вы, может, чаю хотите?

— Некогда, — отрезаю я.

— Понял. Тогда могу предложить поиграть в приставку, пока я собираюсь.

— О! — Тай радостно подпрыгивает на месте. — Это по мне!

Рэм расплывается в удовлетворённой улыбке — хоть кто-то ответил согласием на его доброжелательность.

Приставка располагается в большой комнате с угловым диваном, тонким телевизором, украшенной блестящими шарами искусственной ёлкой и шкафом с зеркальными дверцами. Краем глаза я вылавливаю в последних своё отражение и поправляю волосы, заметив, что на затылке они спутались и торчат во все стороны. Пока Рэм с Таем разбираются с техникой, я, чтобы лишний раз не раздражаться на трату драгоценных минут, выхожу в соседнюю комнату, даже не думая о том, чтобы просить на это разрешение.

Второе помещение оказывается вдвое меньше, но гораздо уютнее. Здесь целый подоконник с цветами в одинаковых коричневых горшках, на стенах висят картины, фотографии и рисунки подводного мира, а на столе под лампой стоит аквариум с живыми рыбами.

Много синего цвета. Не знаю, что за странная одержимость, но он везде: в покрывале на кровати, в обложках сложенных стопкой тетрадях на полке, в висящем на спинке стула свитере, в забытой на прикроватной тумбочке кружке, содержимым которой оказывается апельсиновый сок.

Чтобы убрать яркий запах цитрусов, я накрываю кружку одной из тетрадок. Тогда вдруг на первый план выходит другой. Знакомый. Привычный.

Шерсть.

— У тебя собака была? — спрашиваю я, повышая голос, чтобы в другой комнате меня услышали.

— Да! — тут же отвечают — Как ты узнала?

— Запах…

— Она лет шесть назад померла от старости… — Рэм появляется в дверном проёме. — Какой запах?

А я уже лезу на шкаф, вставая сначала на стул, потом на письменный стол. Оказываясь лицом на уровне с крышкой шкафа, отодвигаю в сторону пыльные коробки из-под утюга и чайника, старые книги и прочий мусор, который люди почему-то не могут выкинуть, хотя, закидывая на самый верх, больше никогда не достают.

— Вот этот.

Со шкафа стаскиваю коробку из-под обуви. Именно она страшно воняет псиной. Протягиваю Рэму. Он принимает её, но смотрит с сомнением.

— Открой, — говорю.

Слушается. Внутрь коробки мы заглядываем вместе. Резиновые мячики, игрушка из каната, тонкий чёрный ошейник и маленькое одеяльце и целлофановый пакет с чем-то внутри.

Гляжу на Рэма. Он тепло улыбается.

— Мы нашли Крекера на улице, когда шли с папой из поликлиники. Он явно был чей-то, потому что на его шее болтался огрызок порванного поводка. Мы решили взять его домой, пока хозяин не найдётся, но даже спустя полгода никто не откликнулся на объявления, и я уговорил папу его оставить.

— Что за дурацкое имя для пса? — фыркаю я. — Крекер.

Рэм пожимает плечами.

— Оно значилось на медальоне у него на шее. Мы не стали переименовывать.

Рэм с коробкой усаживается на край дивана. Открывает её. Я жду увидеть что-то вроде ностальгической меланхолии, но вместо этого он вдруг становится мрачнее тучи.

— А это ещё что такое? — спрашивает в пустоту. Вытаскивает на свет огрызок то ли ткани, то ли бумаги. — Бирка из роддома, но на ней написано не мальчик, а девочка.

Шаг в сторону, несколько — назад, и я окончательно исчезну из поля его зрения за поворотом, ведущим в коридор. Главное, не делать ничего ненужного и не прислушиваться…

Чёрт. Зачем я об этом подумала? Теперь уже никак не перестать концентрировать слух на бешеном стуке его сердца.

Парню совсем немного осталось до приступа. Совсем чуть-чуть.

— И фотографии, — продолжает Рэм, словно я подаю хоть какой-то сигнал заинтересованности в диалоге. — Смотри!

Разворачивает ко мне яркой стороной маленький квадрат. Даже на расстоянии хорошо вижу двух детей на руках у мужчины. Новорождённые, наверное. Ну, или пару недель от роду.

— Это я, — говорит Рэм, указывая на свёрток в голубом одеяле. — А это…

Переводит палец на свёрток в розовом. Молчит. От меня ждёт догадок? Не знаю, что говорить, поэтому качаю головой.