Здесь умирает надежда

Мое сердце колотилось в груди, грохоча внутри черепа. Я боролась с паникой, подступавшей к горлу. Мужчины и раньше говорили мне такие вещи, но слова были легкими, почти отрепетированными, определенно заимствованными из какого-нибудь гребаного ром-кома или стихотворения, которое они читали в колледже.

Сейчас не было лицемерия. Это все Карсон. Слова исходили из его души. Это все, что он мог дать. И я была единственным человеком, которому он это дал.

Карсон, возможно, не какой-то герой из художественного произведения, и это определенно не сказка, но инстинктивная часть меня знала, что это навсегда. Мы навсегда. К лучшему или к худшему.

— Я тоже хочу, чтобы на мне было твое имя, — выпалила я в ответ на самую прекрасную вещь, которую мне когда-либо говорили.

Карсон, к его чести, совсем не выглядел разочарованным тем, что я не ответила какой-нибудь собственной поэзией, признанием в любви. Хотя я была помешана на романтических комедиях или страстных любовных романах, я не любила заявлять о своей привязанности. Особенно не тогда, когда я действительно это чувствовала. До глубины души. Как будто это насыщало кислородом мою кровь.

Как, черт возьми, можно выразить это чувство словами? Как, черт возьми, я могу пойти против того, что сейчас сказал Карсон?

Он наклонился вперед, его лицо покраснело.

— Что ты сейчас сказала, дорогая?

Я поджала губы.

— Ты же не глухой.

Глаза Карсона блеснули. Замерцали.

И вот так, на следующий день, я улетела обратно в США с именем Карсона на своей коже.