Кровь и туман

Глава 7

— Это не нарушение закона, — серьёзно заявляет Ваня. — Но явное им пренебрежение.

Очки не дают ему покоя. Он то снимает их, то снова водружает на нос. Проверяет, чистые ли стёкла, и несмотря на то, что за несколько секунд после предыдущей проверки ни одной новой пылинки на них не упало, всё равно протирает линзы оттопыренным уголком рубашки.

Хранители поработали на славу. Я постаралась передать им всю известную информацию по очкам Вани из моего прошлого настоящего, включая и слепоту в качестве побочного эффекта, и хранителям не без труда, но удалось минимизировать риски. Правда, из-за ослабленного действия Ванины радужки не до конца приобретали свой натуральный цвет, оставаясь больше оранжевыми, чем коричневыми.

— Совет крайне недоволен, — Ваня надевает очки. Радужки его глаз темнеют и тухнут, останавливаясь на оттенке позднего урожая хурмы. — Дмитрий сказал, ты у них теперь на карандаше.

— Да хоть на фломастере, — прыскаю я.

Если бы я вовремя не спасла Ваню, сейчас он был бы мёртв. Совет, я уверена, не стал бы рисковать всем, как это сделала я. Они сказали бы что-нибудь вроде того, что эта жертва — не первая и не последняя, и что она должна стать для нас мотивацией к дальнейшему и более рьяному противодействию по отношению к любым нарушителям, но никак не чем-то вроде трагедии.

Как уточнил Ваня, с точки зрения Совета не существует чего-то, что не может быть оправдано теоретической полезностью в перспективе. Со своей точки зрения я плевала на такую точку зрения.

— Теперь они будут внимательно следить за каждым твоим передвижением, — Ваня указательным пальцем спускает очки на самый кончик носа. — Ещё и Власа заставят отчитываться.

— Он этого делать не будет.

— А то ему кто-то предоставит выбор!

Ваня снова снимает очки, складывает их, кладёт в нагрудный карман. Затем пододвигает к себе одну из многочисленных книг, лежащих на столе, открывает на произвольной странице, опять достаёт очки и прикладывает их к буквам, вглядываясь через стекло прищуренным взглядом.

— Вань, может прекратишь? — я забираю у Вани очки и под его возмущённые возгласы водружаю их на собственный нос. — Слушай, а ничего даже не меняется. — Я верчусь на стуле, разглядывая всё вокруг через линзы. — Мне идёт?

— На удивление, да, — Ваня приподнимает брови. — Я думал, с формой твоего лица больше подошла бы круглая оправа, но и эти неплохо смотрятся.

— Спасибо, — довольно улыбаюсь я. Но очки всё-таки снимаю: глаза начинают болеть, как если бы я продолжительное время смотрела в одну точку, не моргая. — Ты уверен насчёт них? — спрашиваю, возвращая очки Ване.

— Ты же говорила, раньше я носил такие, — отвечает Ваня уверенно.

— Но раньше у тебя были веские причины скрывать своё положение.

— Что ж, — Ваня глядит на очки, которые пока продолжает сжимать в ладони, со смесью опаски и неуверенности. — Может, если хорошенько подумать, я и сейчас смогу отыскать парочку.

Я ещё не успела пожалеть о том, что рассказала Ване о его оборотнической стороне в витке истории, который мне пришлось оставить, но уже начинала сомневаться в правильности этого порыва. Конечно, он позволил Ване немного облегчить первые дни приспособления к новому образу жизни, ведь зная, что когда-то он уже проходил через это, Ваня стал относиться ко всему с большим пониманием, чем мог бы в своей ситуации, и всё же оставалось слишком много «но», которые давили не только на него, но и на меня: но насколько активным будет его обращение? но сможет ли он его контролировать?

— Ваня, которого я раньше знала, стеснялся того, кем был, — говорю я. — А ты, вроде, не такой.

— Я… — Ваня закусывает губу. — Не знаю. Пока не разобрался, что к чему. — Ваня надевает очки. Долго глядит на меня, то выпячивая подбородок, то возвращая его на место. Наконец произносит: — А мне как? Идёт?

— Какой очаровательный ботаник! — отвечают за меня.

Лена входит в общую комнату хранителей с видом хозяйки. Она выглядит как обычно бесподобно, и любой незнающий никогда не скажет, что последние несколько дней она не спала вместе с Ваней, в связи со стрессом неспособным сомкнуть глаз.

Таким откровением поделился со мной Даня. На эти дни он временно переехал в гостиную, чтобы дать Лене и Ване немного пространства, но это было не то, чем, можно подумать, занимаются молодые люди, остающиеся наедине. Даня пару раз заглядывал в комнату, чтобы взять кое-что из своих вещей, и всё время заставал брата и его лучшую подругу за совершенно обыденными делами вроде просмотра фильма под очередную кружку кофе, которые с каждой парой часов множились на столе, или чтения научной литературы, или даже спора между друг другом на тему, известную только им.

Лена и Ваня занимались чем угодно, только не ложились спать.

В их комнате ночь не брала пленников.

— Я не ботаник, — заявляет Ваня, но его пунцовые скулы и улыбка, которую он дарит Лене, когда она останавливается рядом, упираясь бедром в столешницу, говорят совершенно не о том, как ему неприятно данное прозвище.

— Слав, а ты разве сейчас не должна быть на занятиях? — спрашивает Лена, выражая заинтересованность выгнутой бровью.

— Ну да, — протягиваю я. — Но я отпросилась.

На сегодня и на все следующие дни в течение неопределённого срока. Именно таким было условие Антона, когда я, по совету Бена, решила подойти к нему с просьбой о дополнительных занятиях. Конечно, сначала Антон был удивлён. Он не понимал, зачем кому-то, кто чуть меньше года был оперативником, тренировки с начального уровня, и мне пришлось соврать про травму в колене, в которую, на мою удачу, Антон поверил сразу.

— Поэтому ты так плохо сдала полосу препятствий, — кивнул он понимающе.

Это задело бы меня, не будь правдой. Пришлось завираться дальше, объясняя своё нахождение в оперативной команде авансом со стороны Татьяны и блатом из-за родственных связей с директором штаба.

Антон поверил и в это, а ещё решил освободить меня от общих занятий, за что я была особенно ему благодарна.

— Отпросилась? — переспрашивает Лена. Глядит на меня, затем на Ваню. — У вас есть какие-то планы на сегодня?

— Нет, — отвечает Ваня, пожимая плечами.

Я молчу, так как понимаю, что хотя вопрос был адресован нам обоим, моего ответа никто на самом деле не ждёт.

— Вот и отлично, — вмиг повеселев, говорит Лена. — Потому что у нас с тобой сегодня весь вечер распланирован.

Она достаёт из кармашка лабораторного халата какие-то бумажки. Приглядевшись, я различаю в них два билета в кино и ещё какие-то цветные флаеры.

— Мы что-то отмечаем? — Ваня выглядит растерянным. — Я не мог пропустить праздник, у меня всё записано!

— Нет, — отвечает Лена, но Ваня её уже не слушает.

Подскакивает, перерывает книги на столе в поисках одной определённой. Когда находит её, открывает на заложенном голубой бархатной закладкой развороте. Любая компания, производящая органайзеры и записные книжки, умерла бы от зависти, если бы им в руки попал обычный блокнот, умело переделанный Ваней в свой личный ежедневник.

— Никаких праздников, — бубнит Ваня, лихорадочно перелистывая страницы.

— Так и есть, дурилка, я же сказала. — Лена быстро выхватывает ежедневник из Ваниных рук. — Просто у нас свидание, только и всего.

— А, — протягивает Ваня. Я жду, затаив дыхание. Три, два, один. И до него наконец доходит: — С-свид-дание? — впервые вижу, чтобы Ваня заикался.

— Да, — смеясь, подтверждает Лена. — Пойдём.

Она суёт ежедневник в тот же карман, из которого чуть раньше вытащила билеты, и протягивает освободившуюся руку Ване. Он хватается за неё, и тогда Лена тянет его за собой в сторону выхода из лаборатории. Я провожаю их взглядом. Напоследок мы с Ваней успеваем кивнуть друг другу.

Он словно говорит мне: «Ты это видела?».

А я отвечаю: «Ага. Поздравляю».

И нисколечко не лукавлю, потому что невероятно рада видеть Ваню таким счастливым.

Больше мне в лаборатории хранителей делать нечего. С небольшой задержкой, я покидаю комнату вслед за ребятами, попутно бросив взгляд на часы на стене. Шиго обещала привести своего отца к двум часам. Осталось десять минут, и я решаю лениво прогуляться до медкорпуса, раз уж всё равно других дел у меня нет. Заодно и обдумаю предстоящую встречу.

Эдзе… Я всё ещё не понимаю, как мне к нему относится. В том, что сделал Христоф, есть и его вина, но, в то же время, если бы не его помощь нам, всё могло обернуться куда печальней. Бен Эдзе не любит. Шиго — не доверяет, несмотря на их родственные связи. Ваня говорит о нём с крохотной толикой восхищения, когда описывает все возможности ковена, которому тот принадлежит. Лукас… просто молчит. Я видела его ещё несколько раз, когда он приходил с Шиго к Саше или когда встречался с Артуром, — (как оказалось, они приятели; Лукас преподаёт в университете, где на заочном отделении учится Артур), — и лишь убедилась в том, что тот нисколечко не изменился, продолжая оставаться самой большой ходячей загадкой.

Надо будет расспросить Артура, как они вообще умудрились подружиться…

Я прохожу через общую комнату миротворцев, где привыкшие к сквозному движению до медкорпуса стражи не обращают на меня внимания, и, преодолевая крошечный коридорчик, оказываюсь в медкорпусе. Как и всегда, тут страшно пахнет лекарствами и септиками, а ещё, что более необычно, из непостоянных пациентов и сотрудников здесь только двое.

И они оба мне знакомы.

— Что случилось? — спрашиваю я удивлённо.

Бен сидит на одной из кушеток. Напротив него, согнувшись, стоит Полина. В одной её руке баночка с лекарством, в другой — вата. Подходя ближе, я вижу, что она обрабатывает ссадины на костяшках пальцев Бена. Рассечённый уголок губ и синяк на лбу уже переливаются цветом лечебной жидкости.

— И тебе привет, — говорит Бен.

Сначала он мне улыбается, потом сразу морщится от боли. Касается кончиком языка пораненного уголка и тут же отплёвывается, когда случайно пробует на вкус жидкость для обработки.

— Кто тебя так разукрасил?

— Эти царапины? — Бен опускает взгляд на свою руку в ладони Полины. — Ерунда. Видела бы ты второго!

— А кто второй?

— Кали, — за Бена отвечает Полина. — Не знаю, какая кошка между ними пробежала, но Марья сказала, они так крепко друг в друга вцепились, что чтобы оттащить их по разным углам, пришлось задействовать не только куратора, но и троих защитников.

Я оглядываюсь по сторонам.

— А где сам Кали?

— Остался в тренировочном зале, туда к нему спустился Даня. В одном помещении их сейчас держать опасно… Андрей! — стонет Полина устало. — Прошу тебя, не дёргайся! Если хоть капля попадёт тебе на одежду, её придётся выкинуть, потому что я это не отстираю!

Бен ёрзает на месте точно ребёнок. Я прохожу чуть дальше, останавливаюсь у Нины. С каждым днём ей становится хуже. Не намного. Не так, чтобы разница была видно невооружённым взглядом. Но я не была у неё предыдущие дни и сейчас с уверенностью могу сказать, что выглядеть она стала болезненнее.

— И всё-таки, — тяжело вздыхая, спрашивает Полина за моей спиной. — Что вы умудрились не поделить? За что ты его?