Пепел прошлого

— С ним я разберусь. Распустила я их, кажется. Ой, распустила…

— Ты самый справедливый главврач из всех, что видели стены этого роддома.

— Ой, подлиза. Как дети?

— Наверное, хорошо.

— Как это?

— Меня выгнали. Говорят, что я мешаю их баловать.

— Опять твой отец привез им килограмм шоколада? Он помнит, что у Ваньки проблемы с печенью?

— Он не привез шоколад, но там не только он, — Максим развернул меня к себе лицом.

— А кто? Буля напекла пирожков, чтобы детки не пухли с голода? Муж, ты в курсе, что я вчера под подушкой у Милы нашла упаковку печенья?

— Нет, не Буля. И она, кстати, признала свою вину и клянется больше не вмешиваться в рацион детей. Во всяком случае, в нашем доме.

— Хитуля эта Буля, — я рассмеялась, прижавшись к плечу мужа. Только в его объятиях я находила силы и успокоение. Только он может сделать так, чтобы все тревоги и невзгоды исчезли. Я таю, когда его руки опускаются на мои плечи. Сердце робко подпрыгивает, а по венам растекается тепло, заставляющее улыбаться, причем постоянно невпопад. Прошло уже больше двух лет с момента нашей свадьбы….

… - Не говори, я прошу тебя! — шептала я, наклонившись к бледному лицу Макса. — Молчи. Тебе нужно отдыхать.

— Как Ванька? — прохрипел он, сжимая мою ладонь.

— Все хорошо, милый. Его уже перевели в палату.

— Вот и хорошо, — Максим облизал пересохшие губы и улыбнулся. Даже здесь, в палате реанимации он умудряется поддерживать меня. Провела пальцами по его бледному лицу, наслаждаясь приятным покалыванием отросшей щетины. — Я люблю тебя, Лизка.

— И я тебя, — вся тревога, копившаяся во мне последние несколько недель, вырвалась громким рыданием. Огромные слезы падали на больничную рубашку, расплываясь уродливыми кляксами растекшейся туши. — Тебе просто обязательно доводить меня до слез? Да?

— А никому другому это не позволено, Лиз. Слышишь?

— Слышу, — я вновь всхлипнула, пытаясь сдержать очередную волну громкого рыдания.

Я давно так много не рыдала. Слезы прорвались после того, как поочередно на скрипучих каталках от меня забрали двух самых любимых мужчин моей жизни. Даже тогда Максим умудрялся подмигивать и улыбаться, уверяя, что, как только врачи отрежут от него кусок печени, он вернется, чтобы выпить кофе с коньяком и выкурить гигантскую сигарету, от которых ему пришлось воздерживаться несколько недель до операции. И теперь он лежит в стерильной палате, его дыхание сопровождается громким писком аппаратуры, а я делаю вид, что не замечаю с каким трудом ему дается каждое движение. Мы шепчемся, осыпая друг друга нежностью, чтобы врачи не услышали, что я снова пробралась в палату. Я просто не могу больше ходить по коридору, высчитывая количество плит на полу. Мне нужно, чтобы все это закончилось! Мне нужны кофе и варенье по утрам, желательно сразу после секса в душе. Хочу ощущать слабость в ногах и легкое головокружение! Хочу убегать на работу, чтобы мечтать вернуть домой, где меня будут встречать детский смех и горячий ужин. Хочу ждать праздников, чтобы собраться всем вместе за огромным столом. Хочу ворчать, когда дети, устав ждать, начнут воровать сладости со стола. Хочу жить… Хочу жить рядом с ним….

— Лиз… Да ты у меня рёва, — рассмеялся Максим, чуть наклонив голову, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Это все из-за тебя.

— Тогда я советую тебе умыться, а то на фотографиях ты будешь выглядеть не очень.

— На каких таких фотографиях?

— На свадебных, конечно, — прохрипел он. — Ты же не откажешь больному? Смотри, моя жизнь только в твоих руках.

Чуть скривившись от боли он сжал пучок проводов и дренажных трубок.

— Я больше не хочу жить без тебя. Очнувшись после наркоза, я мог думать только о тебе и детях. Меня не волновала боль и странная комната, потолок которой так и норовил умчаться. Я не хочу вспоминать то, что было. Хочу жить и строить планы! Хочу жить с тобой. Хочу заботиться о тебе, хочу следить, чтобы ты не забыла надеть пуховик, чтобы взяла варежки, проверять заправлена ли твоя машина. Хочу радоваться удачным сменам и смывать поцелуями горечь от временных неудач. Но рядом… Всегда. Вместе. Слышишь, Лиз? Согласна?

Я замерла. Мысли путались, не давая сосредоточиться на его словах.

— Сукин сын, — чей-то шепот раздался за приоткрытой двери.

— Замолчи, Влад, — шикнула Кира, сверкнув копной рыжих волос в щели.

— Заходите, она согласна, — прохрипел Макс.

В небольшую палату ввалились все, кто не спал со мной все это время. Те, кто забыв обо всем переживали, пытаясь успокоить моё рвущееся сердце.

— Как тебе наши платья подружек? — Кира взмахнула голубой тканью медицинского халата. Она наклонилась, поцеловав меня в щеку и встала за моей спиной, за которой, смахивая трогательные слезы, толпились мама, Буля, Мира и Кристина.

— Только попробуй сбежать, — хрипела Варя, поддерживая огромный живот. — Это пятый этаж, я просто не переживу этого, и тебе придется принимать роды прямо здесь.

С противоположной стороны кровати выстроились мужики: папа все время поправлял марлевую маску и очки, но я-то видела, как он смахивает слезы. Кирилл, Влад и Андрей стояли, вытянувшись в струнку, сжимая в руках связки пластиковых дренажных трубок разного цвета, перевязанных простым бинтом.

— Прости, но с цветами нас не пустили, — хохотнул Влад, выудив из-за спины сверкающую утку, на металле которой лежало два кольца.

— Придурки… — прошептал Максим, не сдержав смеха.

— Нет, я только не поняла главного — ты согласна? — Бабуля чуть отодвинула съезжающую шапочку, чтобы сверкнуть коварным взглядом.

— Да…

— Тогда все в порядке, — выдохнула она. — Входите, голубушка.

В палату вошла женщина, явно растерянная столь оригинальным антуражем.

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы наблюдать… — начала она с порога свою заученную речь.

— Я согласна, — перебила я заезженную пластинку работника ЗАГСа.

— Я согласен… — прошептал Макс, сжав мою ладонь.

— Боже, я сейчас расплачусь, — не выдержал Кирилл, наблюдая, как Влад поднес кольца.

— Замолчи, — зашипела Кристина, взглядом отыскивая предмет, чтобы бросить в Кирилла. — Нас сейчас выгонят….

….

Мы лежали на холодном полу моего кабинета. Макс то накручивал, то распускал прядь моих волос на безымянный палец, на котором было матовое обручальное кольцо.

— Тебе не кажется, что уже пора поставить диван?

— Нет, иначе тебя отсюда просто не выгнать будет. Ты еще с вечера будешь приезжать сразу после того, как уложишь детей спать. А как я могу работать в такой обстановке?

— Я сегодня смотрел телевизор, так там рекламировали надувную кровать, — рассмеялся он, прижимая к себе.

— Нет, Корф!

— Да, Корф, — еще громче рассмеялся он.

— Тише, мне и так стыдно смотреть персоналу в глаза.

— Все нормально. Они привыкли.

— В том-то и дело, что они уже все привыкли к твоим постоянным визитам. Как ты еще не додумался ввалиться в родовую?

— Я? Додумался, но тетя Люба выгнала меня.

— Макс, — я уронила голову, еле сдерживая смех.

— Ты моя жена, — шептал он, пробегаясь пальцем по моему кольцу. — И я буду всегда рядом, где бы ты ни была.

— Кстати, я не поняла. С кем ты оставил детей?

— Отец и матушка приехали, — прошептал он, ища телефон в груде разбросанной одежды. Пока я отходила от шока, он повернул дисплей, на котором появилась картинка детской, где спали Ваня и Мила.

— Это что?

— Это камера. Я в любой момент могу посмотреть что происходит в детской, — он пожал плечами, не понимая почему я удивлена фактом тотального контроля.

— То есть ты хочешь сказать, что это нормально, что ты следишь за ними?

— Конечно, — он снова пожал плечами, продолжая тыкать пальцем по экрану. — И скажу больше, что когда он приведет девицу домой, я намерен наблюдать. Вдруг он там чего не так сделает? Подскажу малому.

— А зачем париться, Корф? Просто ввались и покажи, — я пыталась сбросить его огромную ручищу, прижимающую меня к полу.

— Я пошутил, Лиз. Пошутил, — он поцеловал меня в губы, отчего мой запал затух, но тут же вспыхнуло желание. Вот так всегда. Стоит ему лишь поцеловать меня, как все мысли сбиваются, а злость тает. — Смотри.

Вот тут я онемела. На кране телефона я увидела, как мама Макса, сидя на полу, читает книжку детям, которые то и дело норовят кинуть друг в друга чем-нибудь.

— Ты не против?

— Нет… Это твои родственники, — для меня это было шоком, конечно, но препятствовать я не собиралась.

— Вот и хорошо, а теперь собирайся и мы едем загород.

— Куда?

— Я снял коттедж. Мы там проведем двое суток, пока многочисленные бабушки и дедушки балуют детей в последние деньки летних каникул. Не переживай, программу я согласовал. Там, кажется, зоопарк, батутный парк, аквапарк… Или наоборот. Я забыл. Наркотики и алкоголь я вычеркнул, — рассмеялся он, наваливаясь на меня всем своим телом.

— Я не могу, Макс.

— Можешь, я узнавал. У вас три дня санитарной чистки, кажется так сказала тетя Люба.

— Мойки, — машинально поправила я его. — Слушай, а ты не доплачиваешь этой милой старушке?

— Хорошая идея.

— Макси, давай вечером? У меня работы еще на пару часиков, а потом я приеду и можешь везти меня куда угодно.

— Честно?

— Честно….

Я смотрела в окно, как джип мужа скрывается за крутым поворотом за больничным сквером. Как только яркий свет фар растаял, я помчалась в душ. Времени оставалось совсем мало, ведь я не рассчитывала на его визит.

— Я убежала, — крикнула я, помахав медсестрам на посту.

Август в этом году просто выжимал из жителей все соки. Духота и пекло. Небо было чистейшим, не было ни единого облачка, принесшим, хоть малейшее облегчение. Тонкие каблуки проваливались в мягкий асфальт, но я продолжала бежать, срезая тротуар по прохладному газону, находящемуся в тени высоких дубов.

— Опаздываете, Лизавета, — женщина поправила рукой очки и открыла для меня дверь своего кабинета.

— Прошу прощения.

— Ну, что? Я изучила все документы, Лиза.

— Ну и? — я замерла, рассматривая ее напряженное лицо.

— Но это все бессмысленно. Тут я уже Вам мало чем помочь могу.

— Боже, — выдохнула я, зарываясь лицом в ладони. Какая же я дурочка. Неужели до сих пор верю в чудеса? Я же сама врач, и сама могу в полной мере оценить всю бессмысленность. Зачем бегала, как сумасшедшая, сдавая анализы в других клиниках? Зачем искала врача, не боявшегося трудностей?

— Спасибо, доктор…

— Нет, Вы не поняли меня. Лизавета, Вы уже беременны.

…. Жара отпустила. Я перестала замечать раскрасневшихся прохожих, забыла о проблемах и повседневных делах. Ноги сами несли меня по скверу вдоль выгоревших стен больницы. Там, за дальним корпусом, между густого леса скрывалась узкая тропинка, по которой я ходила постоянно. Шум города исчез сразу, как только, скинув туфли, ступила босыми ногами на прохладную землю. Сочная зелень травы щекотала ступни, мелкие камушки заставляли ступать осторожно, но я мало что замечала. Как только расступившиеся березы обнажили покосившиеся ворота старого кладбища, я ускорила шаг.

— Здравствуй, дедулечка… — я положила букет красных роз на глянец черного мрамора, а потом достала мягкого зайчика из сумки. — Здравствуй, сынулечка. Простите, что давно у вас не была. Закрутилась. Ванька поправился. Врач снял почти все ограничения, у них остались только одинаковые шрамы. Представляешь, дедуль? Макс подговорил Ваньку, что когда мы летом поедем на море, чтобы он говорил, что их порезали на разборке. Дома у нас шумно и весело. Милка влюбилась. Ходит и молчит, только горько вздыхает, когда я пытаюсь задать ей вопрос. Но Ванька мне рассказал, что это все из-за нового мальчика, с которым она познакомилась в летнем лагере при школе. Короче, трагедия у нас, дедуль, настоящая. Мирового масштаба, как ты говорил.