7 причин сожалеть

Артём сматывает глубок, всё также не говоря и слова. А мне хочется делиться впечатлениями, хочется смеяться, преодолев впервые что-то серьезное... Но...

Никита садится рядом, смотря нам под ноги. Сапоги облеплены песком и даже немного хлюпают. Боюсь представить, что было бы с моими кроссовками..

Хотя, в них я не ступила бы даже на камыш.

Где-то там осталась их машина, её силуэт еле различим. Небо озарилось розовым закатом, и меня всё сильнее сковывает мысль, что добираться до "крыши над головой" придется в темноте.

— Никит, а долго ещё?

— Не, тут меньше километра.

Километр? В лесу? В темноте? Да я в трёх березах потеряюсь... Смотрю на смотанный клубок, что Артём запихивает обратно.

Нет, все же... Какой он красивый... Его внешность с этой средой нисколько не резонирует, и это странно. Даже в деловом костюме в этого делового дядечку хочется чем-нибудь запустить, чтоб спесь свою с лица стёр.

А тут...

Ладно, что врать? Мне просто нравится как костюм облегает торс... Любой костюм, даже спортивный.

Откашливаюсь, вскочив на ноги.

— Ну, мы идём уже?

Артём поднимает взгляд ко мне, кивает, опять ничего не сказав. Он... Почему он не говорит со мной!? Детский сад.

Под ногами иногда хрустят шишки, лес шуршит и колышется от каждого дуновения ветра. Кажется, что здесь никого. Но это точно не так.

Все замерли, услышав и почувствовав нас. Надеюсь никого опасного здесь нет... И клещей тоже.

Ноги устало плетутся за ними, все чаще опираюсь о ствол того или иного дерева.

Спустя минут десять и столько же невысказанных проклятий, взвизгиваю от радости, разобрав в темноте очертания какой-то хибары.

Это нечто слабо похоже на дачный домик... Заброшенный. Но сейчас меня устроит даже медвежья нора... Лишь бы без медведя.

Вбегаю по скрипучим лестницам на веранду, вдыхая запах сырости. Артём копошится с замком, Никита встаёт со мной рядом.

Мне снова хочется обнять его, рассказать им, что чувствую. Но снова я давлю это желание, понимая, что его ребенок, наверное, испугается.

Осыревшее дерево наконец поддается, с гулом отворяясь перед нами. Темнота внутри быстро озаряется слабым светом фонарика в руке Артёма.

— Подождите, сейчас лампу зажгу...

Тут же отворяет деревянные хиленькие окна, завешав всё тюлью.

Наконец слабо загорается желтеющий свет, напугав стрекочущих сверчков поблизости.

Никита первым заходит внутрь, разуваясь у входа. Иду следом, еле сгибаясь в дверях. Снимаю сапоги, скидываю рядом рюкзак. Боюсь затоптать здесь половик, связанный кем-то.

Точно, носки немного замочила.

Оглядываюсь, рассматривая пожелтевшие обои, давно белёный потолок и советскую мебель.

— Дверь закройте. — Раздается откуда-то его голос. — Осмотреться не забудьте...

Переспрашиваю.

— Осмотреться?

Никита высовывается из-за угла и уточняет.

— Это же лес, Свет, мало ли кто прыгнул...

Мамочки!

— Папа тут по весне всё обрабатывал, но кто знает...

Два раза повторять не нужно, дожидаюсь, когда ребенок снова уйдет из поля зрения, скидываю штаны прямо в прихожей, стягиваю кофту, оставшись в длинной футболке. Ныряю в первый попавшийся дверной проем, думая, как вообще осмотреться... Боюсь даже думать о светильниках. Решаю — тактильно.

Где-то слышен Никитин смех и едва разборчивое щебетание. Здесь чертовски холодно и пахнет сыростью, но, кажется, он там что-то разжёг, ибо в нос ударил запах дыма, что почти сразу испарился. Скоро должно быть тепло...

Что это за комнатка? Толком не развернуться, но точно вижу очертания дивана. А это что... Печь?

Проверяю волосы, распуская косу. Прохожусь ладонями по шее, быстро спускаюсь к лопаткам.

Вздрагиваю от слишком знакомого покалывания поясницы.

Оборачиваюсь...

Время тянется едва виднеющейся паутинкой. Артём стоит в проходе, сложив руки на груди. Слабый свет попадает внутрь, очерчивая только его фигуру... И лицо его слабо различимо, но даже так ясно, что ждать чего-то хорошего не стоит.

Оба молчим, не отрываясь друг от друга. Зрение привыкает к полутьме, цепляясь за слишком явное напряжение напротив.

— Что?

Отдаляется, крикнув сыну.

— Никит, разбери мой рюкзак, руки помыть не забудь.

Снова смотрит в упор.

— Ладно, пап. Там консервы достать?

— Ага.

Ёжусь, содрогаясь от холода. Стоять под его взглядом как-то неловко, но уходить просто не хочется.

Он слишком открыто скользит по фигуре, задержавшись на ногах. А я благодарю богов, что выбрала сегодня этот баул, потому что "удобненько и ничего не обтягивает".

— Почему ты со мной не разговариваешь?

Точно шумно улыбнулся.

— Я обижен.

— Обижен?

— Ответа не было.

— Ответа? На сообщения?

Кивнул.

— Я... Я не знала, что написать.

— Что угодно, Света.

Шепчу, сглотнув.

— Извини.

Кивнул.

— Всё рассмотрел?

— Нет.

Шагнул ко мне, продолжая улыбаться. Почему мне даже не хочется отодвинуться? Стоит только протянуть руку...

— А если Никита...

— Мы ничего не делаем.

— А жаль...

Прикусываю губу, тут же зажмурившись. Нет, я это ляпнула! Запускаю руки в волосы, едва слышно простонав.

Мозг, ау! Серая жидкость, куда ты каждый раз стекаешь от его глаз!?

Вдруг чувствую его руку на животе. Он слишком быстро сминает футболку, а я цепенею от шока.

Притягивает к себе резким рывком, заставляя встать на цыпочки. Слишком быстро поднимает край, проводя пальцами по моей коже, выбивая мой пульс напрочь.

— Что ты делаешь...

— Касаюсь. — Смеётся. — На ногах ничего, а под футболку могло что-нибудь заползти.

Так я и поверила...

Его нуар пропитан едва уловим запахом бензина... так странно.

Моя последняя оборона пытается сражаться, вцепляясь в его запястья, но его ладони оставляют за собой лишь горящие следы. Одна рука обхватывает талию, заставляя вздрогнуть, почувствовав его футболку. Вторая — замерла у бюстгальтера.

— Пап, а гречку достать?

Разочарованно вздыхает.

— Да, Никит.

Мой живот вдруг уркнул от упоминания чего-то съедобного. Он слишком самоуверенно прошептал.

— Свет...

— М...

— Ты дрожишь.

— Здесь холодно.

— Так это не из-за меня?

Нервно хмыкнула, убирая с себя его руки. Отдаляюсь, понимая, что так ещё холоднее. Футболка опускается вниз...

— Какого черта ты не дал мне взять своё!? В чем мне теперь ходить здесь...

— Ты не сильно сопротивлялась.

Оборачиваюсь, желая высказать... но замираю от лёгкого поцелуя в лоб. Его руки легли на шею, и снова этот Каа умело гипнотизирует.

— Боже, да что я так таю...

Вторит, подтверждая.

— Таешь... И я говорил, наденешь моё.

— Твоё?

Смеётся, всматриваясь.

— Чем ты слушала, Свет?

Пожимаю плечами. Стараюсь дышать ровнее, пряча взгляд. Стараюсь не думать о его пальцах, что медленно ищут пульс, поглаживая шею.

— Ты подготовилась?

— К чему?

— К разговору... — Отстраняется. — Я говорил...

Какие могут быть разговоры? Мне бы тут опять чего дурного не ляпнуть. Всё, надо выбираться из его обаяния, а то ещё что-нибудь внутри сломается.

Да и Никита ждёт...

Еле слышно обугливаются дрова в разожженной им печи. Домик озаряют керосиновые лампы, и всё это так нереально. Но ещё больше чаруют взгляд и смешавшийся с моим учащенный пульс, что я точно чувствую на запястье.

Боже, какая нелепость! * * *

Весь вечер скользит по мне взглядом. Вот же... Сам дал свою кофту и вторые спортивки, а теперь "любуется".

Изо всех сил старалась не реагировать, разговаривая с его сыном, но стоило только тому уйти спать в небольшую комнатку за печью, терпение моё тут же лопается. Остаться с ним наедине в кухоньке, что даже меньше моей? Здесь одна печь, стол и умывальник. Вздохнуть тесно, не то, что уж просто быть с НИМ.

Артём убирает одноразовую посуду, оставив мне только кружку с заваркой, будто случайно касаясь моей ладони, тут же пользуется моментом и проводит подушечкой пальца по венке, поднимаясь к локтю. Я даже хлеб выронила обратно на стол.

— Эй...

Улыбнулся, снова взявшись за уборку.

— Никита засыпает, не кричи.

Выдыхаю, потирая его следы.

Тот заканчивает со столом, собрав даже хлеб. Спокойно направляется к умывальнику, проводя пальцами по всему, что встречается на его пути.

Не выдерживаю.

— Хватит... Не молчи. Что ты за человек такой!?

Ополаскивает руки, садится напротив, ухмыльнувшись, и тихо шепчет в ответ.

— Что тебе рассказать?

Я почти успеваю, но он продолжает...

— Не город, а богодельня. — Продолжает улыбаться, заметив, что я фыркнула, закатив глаза. — Всякий носит себя, кудахтая и кривясь.

Глубоко протяжно выдыхаю, подчиняясь его желанию опять утопить меня в чужих стихах. Что за человек несносный.

— Спорит ежеутренне, запивает еженедельно. Наживает долги за свет, интернет и связь....

Закрываю глаза, продолжая сама.

— "Моя нежность живёт от тебя отдельно, и мне вряд ли стоит знакомить вас"**?

— Это уж сама решай.

Снова огорошил.

Вдруг касается моей руки, переворачивая ладошкой кверху. Я смотрю и снова не могу понять...

— Что ты опять хочешь сказать этим, Тём?

Продолжает рассматривать линии, проводя подушечкой большого пальца по холмам Венеры и кого-то там ещё...

— Ничего, иногда слова — это лишь слова.

Не даёт вспыхнуть и вырвать руку, недовольно взглянув в глаза, нахмурившись.

—Ты спрашивала, что я из себя представляю. Примерно это.

— Вообще не легче...

Улыбнулся едва заметно.

— Ты привыкнешь.

—Ха...

Пожимает плечами на иронию.

—Ну, Никите же удалось.

—Ты его отец. У него нет выбора.

Выгибает бровь, сверкнув чертятами.

— Будто у тебя этот выбор есть.

И что это опять!? Снова фыркаю и решаюсь убрать руку. Встаю, убираю кружку, ополаскивая ту под ручным умывальником, звякнув о край железной раковины.

Оборачиваюсь к нему, чувствуя на себе все это время его взгляд.

— Что ещё?

— Сыграем в "Ответ или действие"?

Хмурюсь.

— Светик, ну? Что ты как старая перечница...

Энтузиазма не прибавилось.

— Тебе слабо что ли?

— Ну, у тебя и аргументы, конечно... Ты все сделки так совершаешь?

Ой, зря я это спросила, ибо ухмылка поползла в одну сторону, а брови демонстративно взметнулись.

— Ты считаешь себя товаром?

Э-э-э-это... Как это... Взрослый мужчина? Не верю! Наконец прихожу в себя и лаконично чеканю, глядя в смеющиеся глаза:

— Доброй ночи, Артём.

— Значит, так? — Иронично поджимает губы.

— Да.

— Опять сбегаешь?

Выпрямляю плечи и гордо иду вперёд... Ага, гордо.

Он тут же выставляет ногу, преграждая путь.

— Свет, не совершай очередную глупость.

— Глупость!? Это ты ведёшь себя как не пойми кто...

— Как заинтересованный мужчина.

Проглатываю ком воздуха, подперев руки в бока.

— Ха....

— Сядь уже и перестань будить мне ребенка.

Мысли о Никите мгновенно отрезвляют. Правда, я опять перегибаю? Что такого может произойти... И о чем он вообще хотел поговорить?

----

* Отсылка к к/ф "Операция Ы".

** В.Полозкова — стих "Что тебе рассказать, не город, а богодельня..."