7 причин сожалеть

Сказками и глупой ошибкой

Между светом и тьмой

— Что это значит?

Нина пожимает плечами и шепчет почти на ухо:

— Как подружке скажу... Маленькая месть.

Её пряди касаются лица, а я не успеваю переспросить, как по венам проходит страх от жуткого... детского... крика.

Молниеносно отстраняюсь, замечая как она невинно пожимает плечами, вздохнув.

Вбегаю в дом под продолжающийся до сих пор плач схожий на истерику, рвусь к лестнице, отталкивая скопившихся зевак и замираю на ступени от увиденного.

Мне нужно сделать шаг, но то, что я вижу хрустит похлеще любых осколков.

Маленький мальчик посреди комнаты закрывает уши ладонями, едва согнувшись в бессилии, и продолжает кричать.

Только сейчас я понимаю, что всё это одно протяжное "Не трогай. Не трогай. Не трогай".

Рядом стоит какой-то малолетний ублюдок и ухмыляется, раз от разу дотрагиваясь до плеча...

Отмираю, пропуская удар, слетаю с лестницы, но влетаю в слишком знакомую спину.

Толпа отступает при его появлении, виновато впечатываясь в стены.

Он заносит кулак, молниеносно сбивая спесь с паренька, что уже хотел скрыться.

Берет под колени вырывающегося истерящего ребенка, запрокидывая того на плечо, от чего тот вцепляется в его спину новой волной крика...

Оборачивается, встречаясь со мной разъярённым взглядом и произносит под всхлипы Никиты, смотря прямиком на меня, заставляя всех содрогнуться.

— Чтобы через минуту здесь никого не было.

И уходит куда-то вглубь под тихие перешептывания с характерным "Какого хрена ты вообще к нему полез?"

Только... Я оборачиваюсь, встречая невинный обеспокоенный взгляд Нины, замершей на лестнице.

Она что-то шепчет мне... что-то похожее на "Какая досада!" и спускается вниз, убегая в их направлении.

"Маленькая месть."

Маленькая дрянь.

Иду на плач, замечая, как стремительно редеет толпа, раз от разу задевающая меня рукой или плечом, унося отсюда всё спиртное, съестное, и, надеюсь, ничего ценного.

Замираю возле двери, касаясь ручки, как оттуда вылетает Нина, чуть не врезавшись в меня.

— Тебе тоже лучше домой, это надолго. — Закрывает за собой дверь. — Или хочешь, можем киношку глянуть?

Ошарашенно впиваюсь в неё глазами, на что она пожимает плечами и говорит.

— Он не простой мальчик, все уже к этому привыкли.

— Но зачем ты...

Невинно хлопает глазками.

— Я? Ты чего, Свет!? Как ты могла такое подумать!? Мы же подруги, надеюсь... — Акцент. — ты никому ничего не скажешь?

Не могу поверить..

— Вот, круть, ну, если что я с кинохой на втором, приходи. А тут — показывает на дверь. — делать нечего: наорется и заснёт.

— Зачем ты так?

— Бэйб, я не при чем! — Поднимает руки. — Но, кстати, если что я очень ревнива и обижена на него, сорян.

Уходит, довольно потянувшись.

Поздравляю, Артём, ты выбрал ещё одну расчетливую... Нет, Алинка по сравнению с Ниной — цветочки... Вот тебе и профиль в Инстаграме.

Или как это ещё объяснить? Ребячество? Глупость?

Черт с ней...

Дотрагиваюсь до ручки, выдыхая.

Рвусь, делая шаг к нему... маленький, оглушающе рвущийся, но замерший на одном месте. Он продолжает выкрикивать одно и то же в этой полутьме закрытых плотных штор позади него.

Не решаюсь двинуться, обернувшись на свою собственную дрожь.

Артем сидит в кресле, навалившись локтями в колени, раз от разу выдыхая в сжатые вместе ладони, словно не замечая ничего вокруг, смотря на своего сына.

— Что...

Оба вздрагивают от моего голоса. Никита на миг сжимает кулаки, но так же кричит.

— Уйди. — Тихо шепчет его отец, вцепляясь в собственные волосы.

Перехожу на шёпот.

— Как помочь?

— Уйди.

Только я так не могу... Но что я знаю? Ничего, совсем ничего!

Его похоже даже не обнять, не утешить. Каак ему... Как его... успокоить?

Но слушать плач, истерику ребенка до его бессилия — это жутко... Неужели больше никак? Может... Может, как с Нели?

— Жила на свете... — Надо унять дрожь и говорить спокойнее. — Жила на свете одна маленькая черепашка.

Он снова сжал пальцы. Артём резко вскочил, но тут же замер, не понимая, что делать.

— Она была очень смелой малышкой, и хотела перейти за линию горизонта, куда никому-никому было не под силу...

Голос иногда тонет в истерике, но он всё чаще всхлипывает.

— И вот год от года она наращивала свой панцирь, точно зная, что сможет исполнить свою мечту, когда все остальные черепахи в неё не верили, предпочитая греться на солнышке.

Чувствую, как Никита начинает вслушиваться, давясь слезами.

— Они говорили, что ни у кого не получалось уйти так далеко, а значит, не выйдет и у неё, но пришел день... когда черепашка решилась сделать первый шаг...

Вдруг начал оседать, упав на пол, мы оба рванули к нему, но Артём резко отдернул, не дав прикоснуться, прошептав.

— Дальше...

Пытаюсь продолжить.

— Она попрощалась с другими черепахами, и шаг этот показался ей очень тяжёлым, но именно он был важен.

Мальчик ложится на пол, поджимая ноги к туловищу, полностью прячась от мира... И только истошные всхлипы заставляют очнуться.

— Да-а-альше, Свет.

— Второй шаг дался проще, третий был легче предыдущего, а четвертый так вовсе показался пушинкой, но уже на половине пути, когда шаги на песке заволокло ветром, домик был еле виден, а до горизонта ещё так далеко, черепашка вдруг забоялась.

Артем сжал предплечье, что до сих пор не отпускал, остерегая, что я ошибусь.

— Только вольный ветер вдруг прошептал ей: "Продолжай, смелая черепашка." Та крикнула ему "Но я боюсь", ветер лишь ухмыльнулся и прошелестел напоследок: "Я тоже, но рвусь вперёд, не смотря ни на что". Она поверила, вдохнув его силу идти дальше... Шаг за шагом..

Никита продолжал всхлипывать, но дыхание вдруг стало размеренным... Неужели заснул?

— Пока не дошла... Маленькими шажками... На встречу своему счастью.

Его отец силой потянул за дверь, закрывая ту за нами. Я только заметила, что заливаюсь слезами, дрожа как осиновый лист.

— Что ты творишь!?

Опешила.

— Что?

— Ты, мать его, психолог? Чо у тебя есть!? Диплом педа, и!?

Больше всего на свете мне хочется сейчас врезать ему, но... Но он вдруг выдыхает, сползая по стене на пол, и я понимаю, что всё это время он... Он бился о невидимое стекло, не в силах помочь самому важному.

Вот, откуда эти осколки...

— Нам... надо поговорить.

— Не хочу.

Вспыхиваю.

— Ты собирался это скрывать!? Ты отправлял его одного в город, твою мать, Артём!? Ты долбанутый!?

Выдыхаю, чтобы не заорать под дверью.

— Я говорил, он бы не дал никому к себе прикоснуться, Света!

Поднимает лицо, меняя тон.

— Его свобода — его терапия... была.

— Но...

Закрывает лицо руками, выдыхая, вставая с пола.

— Без но. Я не знаю, почему, не спрашивай... Уезжай, ладно?

Вот ещё. Размечтался.

— Рашевский, ты придурок, ясно!? И собираешь все это отребье только потому что слабак.

— А ты у нас умная пай-девочка, верно?

— Да, блин!

— Бесишь.

Что я ещё ждала...