7 причин сожалеть

Первым пока не вытащенным осколком

Лан-Лан-Светлан

И лучше бы я держала мысли при себе и сама все сделала, ибо у меня душа сейчас оборвется.

— Ты потоньше можешь? — Стараюсь без обвинений, честно. Это просто вопрос, да.

— Я могу понежнее, хочешь?

Ясно, спасибо, молчу, терплю, жду, размораживая кусок говядины. О, мультиварка, о, морковь, о...

— Как спалось, солнышко?

Тихо. Мы не материмся больше, Света.

— Прекрати.

— Ты ж рыжая, ну... — Показал остриём ножа, обернувшись. — И конопатая немного. Убил дедушку лопатой, и вот это всё.

Цежу:

— Спасибо, так приятно, ты бы знал.

— Поэтому лучше быть солнышком, да, Светик?

— Лучше быть просто Светланой.

— Хорошо. Просто Светлана, я достаточно тонко чищу сейчас?

Побуждает вновь подойти и заглянуть через плечо. И пока я теряю контроль, оценивая достаточно ли тонко он чистит для моей душеньки, резко разворачивается, вжимая меня в холодильник позади, тут же наклонившись куда-то в сторону моей шеи и, пока я борюсь с картошкой и острым ножом в его руках, целует... Да... шею. Да, одним смакующим касанием.

Тут же отскочил, облизнув губы.

Грудная клетка пробита насквозь, не иначе.

— Не удержался: с ночи этого безумно хотел, извини. Ты, знаешь, надевай что-нибудь с воротом, ладно? А то дособлазняешь, искусаю, всю пометив.

— Я вообще не...

— Да-да, бла-бла, ты замужем и поди счастлива. Ну, я дальше к картошке, или признаешь, что тоже хочешь продолжить?

Где-то рядом что-то звонко падает. И нет, это не только моё никудышное, глупейшее сердце. Оборачиваюсь к двери, заметив слёзы на Её щеках, что через миг ускользнули.

Выплевываю.

— Какая же ты скотина...

Рвусь за ней, стараясь не слышать ухмылку. Он снова... Он же знал, что она придёт, да?

Как тогда, десять, мать его, лет назад. "На глазах у Алины" перетекло в "на глазах у Нины". Меня так здорово использовать, серьёзно? Я так очевидна!?

Девочка выбегает из дома, хлопнув дверь так, что окна задребезжали.

Выбегаю следом в одних носках, пытаясь догнать эту резвую козу по кочкам преддомовой территории.

— Нина! Твою ж... Нина!

Нет, всё же годы берут своё... Да, ага, сейчас, ага, что я её не догоню что ли? Ага, размечталась.

Ускоряюсь, слыша "Иди к чёрту" и прочие посылы в весёлом направлении.

— Стой, Нин, в последний раз...

Слышать не хочет, от чего ускоряюсь, сразу бросаясь и заваливая её на землю. Пытаюсь отдышаться, схватив её руки и придавив к земле, сажусь на нее, заглядывая в глаза со стоящим потоком слёз.

— Даже не пытайся, я натренирована на мелкой сестре, поверь.

Нина сплевывает лезущую в рот травинку.

— Фу, как тут грязно..

— Потерпишь.

Снова слышу порцию посылов.

— Нин, успокойся.

— Что!? Что!? Что ты можешь сказать, ну!? Что все не так!? Что я ошиблась!? Я всё видела, ясно!? Я тебя ещё и подругой считала, блин, а ты...

А вот поток и рухнул по скулам.

— Тише, Нин.

— Ты же знаешь... — Захлёбывается, все меньше пытаясь вырваться. — Ты же знаешь, что я его люблю, тогда почему...

Мне хочется оправдаться. Правда. Безумно. Хочется сказать, что я не при чём, что это всё он, но... Это заранее бесполезно.

— Извини, Нин.

Да, это не лучше. Из дома позади раздается какая-то строчка из незнакомой песни вторящая: "Lovin me". И я не понимаю его, совершенно. Чего он добивается? Хочет за мой счёт расстаться с ней, или что?

Это подло в отношении всех.

Ещё хуже, что чёртово "Lovin me" вдруг сменяется предыханным "Кислородом" Артёма Пивоварова. И это просто... Песня цепляющая, не спорю. Но сейчас:

"Ты кусаешь свои губы, ты любишь, когда грубый" и "Ты меня найди, я здесь один. Ты мой кислород. Я твой кислород".

Будь сейчас рядом с ним, я бы убила, честно, и была бы оправдана.

Смотрю на Нину, кусающую губу, но не с тем посылом.

— Что ты с ним сделала!? Это всё из-за тебя, ясно? Что он, сука, в тебе вообще нашел!? Ещё тогда в ресторане, блин! Я же все видела из машины, как он подошёл на этой веранде, твою мать, к тебе со спины! Ясно!? Он тебя мысленно раздел тогда... Блин, да как...

Матерится, вцепляясь наращенными ногтями в запястья, пытаясь лягнуть и вырваться.

Закрываю глаза, сдерживая ярость, злость и сожаление одновременно. Так, надо прекращать.

— Замри. Поговорим. Не сбегай.

В её порыве отпускаю руки, перебираюсь на землю рядом, отметив, что она не знает, что делать дальше, просто откидываясь на землю и закрывая лицо локтем.

— Нин, давай конструктив, ладно? Я не знаю, что сказать, честно. Начинай сама.

— Зачем...

— Это не конструктив. Ладно, давай сама. Между нами почти ничего нет, я ему никто. — Пропускаю мимо ушей фырканье. — Мы познакомились тринадцать лет назад и, поверь, между нами никогда ничего не было и быть не могло. Тебе показалось. Все это сейчас, я уверена, чтобы просто расстаться с тобой, Нин.

Да, больненько. Да, верить не хочется... не только ей.

— Он просто сваливает на меня этот разговор, вот и всё. Нин, малыш...

Может, мстит за фразу, что он её привязал к себе? Мол, раз догадалась, развязывай сама. Да ну нет...

— Малыш, ты просто невероятная красотка. Знаешь, я тебя когда увидела, с ума чуть не сошла, сравнивая тебя, такую карамельную блонди, с собой. Нин, ты выиграешь любую, поверь, у тебя всё...

— Кроме него.

— Пойми, милая, когда ты ложишься под мужчину. Не морщись, так и есть... что заведомо сильнее, состоятельнее, старше, умнее, в его доме, в его кровати, на его простынях, вдыхаешь его кондиционер от этих простыней, мужчины, что заранее ставит тебя на роль красивой вещицы...

Больно, да-а.

— Детка, даже если ты этого безумно хотела, ты должна быть либо со стержнем, либо со стальными, извини, яйцами, чтобы не рассыпаться, когда он наиграется. А он наиграется, поверь, потому что...

— Не любит..

— И не любил. Ты обалденная, Нин, поверь мне. Просто, поверь, я знаю лишь одно — любовь — это не то, что вспыхивает от обалденно проведенной ночи, ночей и сюсюканья после. А помимо любви — всё остальное пыль.

— Да откуда тебе...

Усмехнулась, заставив замолчать.

— Поверь, 7 лет была такой же, только я хоть осознавала и не убеждала себя, что получаю от этой пыли удовольствие.

— Но...

— Мы переживём это с тобой вместе, я обещаю. Я научу. Ладно?

Отвернулась на бок.

— Почему нельзя его просто привязать..

Как мне это знакомо.

— Потому же, почему нельзя заставить любить даже саму себя.

Всхлипывает, побуждая лечь рядом и крепко обнять, прижав к себе. Она совсем маленькая глупая, что впитывает первой болью... Жизнь.

И я чувствую себя старой тёткой, что несёт какой-то бред, но я не знаю, как это изменить.

— Ноги болят, Нин, у вас там осколки где-то валяются, да?

Всхлипы начинают редеть. Как и песни... И если он не почистил картофель, я его точно через дуршлаг пропущу.

— Не знаю... может, вчера кто разбил.

— Не сказала ему ничего?

— Мне кажется... Я сейчас подумала... Поняла... что он, ну, понял всё и отомстил так за вчерашнее. Око за око, боль за боль.

Закрываю глаза, вдыхая с ароматом зелени её духи. Я не знаю. Я его не знаю.

Хотя нет, почему? Проходили это, слушала же, сушила же Алинины слёзы, когда у них всё прошло через известную ему одному дорогу.