Живая: Принцесса ночи

Глава тринадцатая

Но чтоб ее поцеловать,

Я снова мир пройти готов,

И травы мять, и с неба рвать,

Плоды земные разлюбив,

Серебряный налив луны

И солнца золотой налив.

У. Б. Йейтс

Айкен жестами намекнул Зое, что сходит в магазин за раскладушкой для Карла. Он показал пальцами, беззвучно шевеля губами из-за плеча принца, девушка кивнула, намекая, что так и следует сделать. Когда Карл обернулся, Айкен уже вышел из квартиры. Отчасти экс-полицейский в минуту стал так услужлив оттого, что ему требовалось несколько мгновений уединения. И Зоя, понимая это, не удивилась, заслышав, как у подъезда загрохотала перевернутоая мусорка, очевидно, получившая пинок в порыве злости.

— А куда ушел твой друг-картежник? — спросил принц, уже по-хозяйски осмотревший коридор и теперь с размаху хлопнувшийся на кровать в спальне, — домой? Ух ты, мягко. Мы тут будем спать?

Зоя нависла над ним, не раздраженная, гораздо больше смущенная, руки она невольно сложила под грудью.

— Его зовут Айкен. И он живет здесь. Он пошел за раскладушкой тебе, потому что на этой кровати спим мы с ним.

Карл вздрогнул. Зоя села рядом с ним, попробовала взять за руку, но принц демонстративно отодвинулся от нее на полфута.

— Это ребячество, Карл, — девушка почувствовала, что она уже устала от этого разговора, хоть он только-только и начался толком. — Я ждала тебя годами, как честная женщина. Но я не могла делать это вечно. Такова жизнь, судьба — как хочешь. Но нельзя было не предполагать, что рано или поздно что-то подобное случится. Я больше не бездушная вещь, как бы тебе ни хотелось в это не верить. Айкен сделал мое тело живым, не говоря уж о душе.

Карл мелко задрожал, побледнел, рванулся вперед, взял ее лицо в ладони:

— Ты мне изменяла! Не раз и не два!

Зоя дернула головой, высвобождаясь.

— Да.

Карл закусил ладонь, заметался по комнате. Как это наигранно, подумала девушка, как неестественно выглядит!

— Я знал, что ты намереваешься выйти замуж, но… я же расстроил ваш брак, я же выпустил червя!

Зоя медленно поднялась с постели, на которую опустилась, пока наблюдала за принцем.

— Что? — охрипшим голосом спросила она, коротко кашлянула, дав себе секунду собраться с мыслями, и повторила уже громче. — Что-о? Ты выпустил червя? Так это твое колдовство убило Эдмунда?

— Да, да, мое! — крикнул Карл. — И я не раскаиваюсь! Ты себе представить не можешь, как я был несчастен!

Но Зоя уже его не слышала. Она шагнула вперед, замахнулась и ударила. Не ладонью, как обычно осаживала Айкена, когда была зла — кулаком.

Карл свалился на пол, прижал руку к кровоточащему носу. Зоя возвышалась над ним, напряженная, со стиснутыми кулаками. По пальцам правой руки размазалась кровь. Девушка с трудом себя сдерживала, чтобы не броситься на Карла с еще одним ударом.

— Нужно ли говорить тебе, что я не вышвыриваю тебя на улицу, венценосная особа, только потому, что новая игрушка твоего сумасшедшего брата тебя там мигом прикончит?

Карл тыльной стороной ладони вытер кровь с лица.

— Совсем с ума сошла со своим смертным. Может быть, теперь тебе очевидно, что не стоило с ним трахаться! О, Богиня, я не требовал от тебя многого, только немного верности!

— Ты говоришь мне о верности? — угрожающе прошипела Зоя. — Ну что ж, я готова к ней. И потому ты больше меня не коснешься.

Она хотела было пройти мимо него в гостиную, но Карл с воем обхватил ее колени, прижался лбом к ногам, и так застыл. Так это было неправильно, что Зоя смягчилась, даже несмотря на только что произошедшую между ними сцену. Карл все-таки был всем ее миром, ее гейсом, частью ее судьбы — и если роман с человеком стал ее бунтом против того, то теперь изгнанник возвращался в то место, что стало для него важнее Сияющей страны — в сердце своей Виды.

Зоя тяжело задышала, вдруг осознав, что это не нужно ей, чтобы успокоиться. Как и рядом с Габриэлем, с Карлом она острее чувствовала свою неестественную природу, нежели привыкла за последние полгода. Зоя наклонилась и подняла своего принца с колен, обняла, одновременно извиняясь и мысленно моля о возвращении прежних дней. Девушку как-то остро вдруг ударило осознание того, что за окном осень, и отчего-то эта мысль ее расстроила. В гостиной послышались шорохи, но Зоя их не услышала: она прижалась к Карлу, купаясь не столько в тепле его тела или излучаемой магии, сколько в воспоминаниях о былом, вдруг начавших накатывать на нее с яркостью и стремительностью гораздо большей, чем когда-либо во снах.

А тем временем Карл видел, что Айкен за ними наблюдает и не смог сдержать торжествующей улыбки, только спрятал ее в зоиных волосах, зарываясь в них носом. Они обнимались не как чужие, внезапно почувствовавшие тягу друг к другу, с болью подумал Айкен, напротив, они выглядели как родные, давно знакомые, даже ни разу не расстававшиеся возлюбленные… Как будто не было веков разлуки, никакого Айкена, никакого Эдмунда — только они двое и их любовь. Экс-полицейский не хотел смотреть на это, и все же отвернулся с большим трудом.

— Он все-таки ее король, — сказал за его спиной Хэвен, словно бы ни к кому конкретно не обращаясь. Когда Айкен обернулся, мужчину уже больше интересовала раскладушка, чем Карл и Зоя.

Королева Медб прибыла во дворец Габриэля с — на первый взгляд — ежемесячным визитом вежливости. Но на самом деле, сегодняшнее ее посещение было гораздо мучительней, чем большинство предыдущих. Если до того Габриэль просто пытался затянуть правительницу Благих к себе в дом, безуспешно соблазняя век за веком, то теперь Медб ощущала, что обязана быть с королем рядом, даже пусть вопреки своей воле. Он задумал недоброе.

По коже молодой женщины пробегали мурашки, которые бывают только от страха, не от холода. Почти забытое ощущение — последний раз она чувствовала нечто подобное в своем последнем земном бою, когда сложила голову. Страх смерти больше не возвращался к ней никогда, даже во время битв между темными и светлыми сидами, когда после изгнания Натаниэля разгорелась кровопролитная война за трон Благого Двора.

Коридоры Дворца были темны, только возле движущейся — мягко, будто плывя в своих юбках — Медб загорались свечи в канделябрах, крепящихся к стенам. Голубое пламя вспыхивало на несколько мгновений, а потом гасло за спиной Благой леди. Изящная, изысканная магия, но сейчас мысли королевы были тревожны, и свечи нерешительно мигали. В воздухе пахло грозой, надвигающейся и прошедшей одновременно, странное, раздражающее ощущение, особенно оттого, что в холмах не бывает дождя. Именно поэтому сиды его не любят. Этот запах значит только одно… Кто-то взывал к запретным силам. Либо слишком древним, либо к свежим, выдуманным людьми (не оружию и не технике, нет, но смертные сейчас рождают не меньше богов, чем в древности, однако теперь они хитрей и, как правило, злее). Медб не могла бы сказать точно — к счастью, она взошла на трон уже после того, как к ним в последний раз наведывался Кронос.

Впрочем, это его имя было только эвфемизмом. Смертные древности или сиды, и те, и другие в равной степени верили, что безопаснее не называть лихо по его настоящему имени.

Королева надеялась, что ошиблась, но, когда распахнула двери покоев Габриэля, поняла, что, к сожалению, все обстояло самым худшим образом. Правитель Неблагого Двора взывал к Кроносу.

В первую секунду Медб показалось, что у ног короля сидит та самая девка, которая недавно оскверняла праздник своим присутствием, приволокла смертного, угрожала ей, королеве… Но нет. Вида у ног Габриэля была похожа на ту, рыжую, но и выглядела, и на магическом уровне ощущалась иначе. Ее душа была совершенно иная — молодая, почти детская. Медб даже передернуло. Конечно, владыка Неблагих был способен на многое и в былое время, но теперь он перешел черту. Повторно решиться на страшнейшее преступление, караемое смертью? Да еще и использовать для своего черного колдовства чистое существо, обрекая его на вечное скитание в искусственной оболочке? Ужасно. Но не неожиданно.

— Не бойся, — король опустил руку на голову девушке, та блеснула единственным глазом из-под черной челки. — Она не кусается. В отличие от той, первой, отступницы.

— Я так не думаю, — пробормотала Медб, почти физически ощущая неприязнь куклы. — И на кого же ты намерен свалить это преступление? На меня?

Она рассмеялась коротко и хрипло. Хотела придать и хохотку, и голосу интонацию презрения, но не смогла скрыть страх.

— Зачем же? Кто может спросить с меня? Теперь я король!

— В таком случае тебе не следовало будить лихо, Габриэль, — королева больше не называла его «дорогой», Габриэль стал ей омерзителен. Медб даже подозревала, что король лишился рассудка. И, возможно, довольно давно, просто она, в беспечном ослеплении его подарками, не хотела ничего замечать. — ты в неурочный час призвал того, кто спросит за камни. И я намерена остаться в стороне, если смогу. Пусть этот шторм, что вызвала не я, пройдет мимо.

Медб развернулась, шелестя юбками, и направилась прочь.

Вслед ей посмеивался Габриэль, голубой глаз новой Виды сверкал во тьме.

— Никто не останется в стороне, королева, кто касался меня. Никто.

Потихоньку атмосфера в квартире Айкена, казалось бы, начала выравниваться. Прошли сутки, состоящие целиком из суматохи, обсуждения планов и построения догадок относительно тактики Габриэля. Хэвен, Айкен и Зоя сидели в гостиной, склонившись над столом, что-то чертили на листах А4, графики, руны — все вперемешку. И только Карл не был включен в эту общность. Он хотел бы воображать, что отрезан от группы исключительно потому, что он принц, но даже при его богатой фантазии отчуждение было трудно списать на преклонение перед высоким статусом. Приходилось признать, что он просто попал в уже сжившуяся, сложившуюся группку, враждебно относящуюся к чужакам. Даже несмотря на то, что в свое время он щедро дарил вниманием и золотом как Виду, так и своего сидского генерала, оба уже о том явно забыли. Хэвен поднял голову, чтобы кинуть на своего принца взгляд, всего один раз, Зоя — дважды. Больше же всего Карла обижало, что девушка не расспрашивала его о прошлой жизни. Она приняла его в свои объятия, впустила в свою жизнь — теперь уже действительно исключительно свою, личную, — но не распахнула сердце, вопреки ожиданиям.

Еще менее рад гостю был Айкен Купер. Карл и сам с некоторой невольной толикой презрения относился к смертному, хоть и старался этого не демонстрировать, хотя бы при Зое, но вот экс-полицейский… При одном взгляде на принца он стискивал челюсти так, что желваки на скулах ходили ходуном. Карл посмеивался, якобы упиваясь ревностью человека, намеренно стараясь касаться Зои почаще, но в глубине души он трусил. Не только потому, что Купер превосходил его габаритами и силой, но и оттого, что остро ощущал — Вида уже навек для него потеряна. Можно было бы вернуть ее тело, ее оболочку, но, не стерев ее воспоминаний полностью и накорню, прежнюю Виду уже не вернуть. А такая, пустая, без своей прежней личности, она уже не была бы ему нужна совершенно. Теперь это было последнее, что заставляло Карла хотеть Зою — ее личность, душа. Ее тело, женственное и сильное одновременно, хоть и привлекательное для него (совершенно отвлеченно, чисто с точки зрения мужчины, не могущего не реагировать соответственно на хорошенькую подтянутую даму), было чужим, да настолько, что принц боялся ощутить холод при каждом соприкосновении их рук.