Нелюбовь

12.1.

НИКИТА

Сизое небо затянуто оранжевыми облаками. Еще минуту назад я думал о том, как это красиво, но теперь вижу Алену и напрочь забываю о том, что занимало мои мысли мгновение назад.

– Проходи, – говорит она и отступает в глубину коридора.

Как же сильно Алена изменилась за последние дни. Я все еще не могу привыкнуть к ее новой прическе, одежде и манере смотреть на меня из-под ресниц – лукаво, по-женски, словно желая, чтобы я раскрыл секреты, хранящиеся в ее взгляде. И вроде это все еще моя лучшая подруга – простая, понятная, такая родная, но уже повзрослевшая, и вместе с этим взрослением выстроившая между нами какую-то невидимую стену.

Я не знаю, может, так бывает у всех разнополых друзей: мальчики и девочки растут, меняются, оформляются внешне, и внутренне у них тоже появляется все больше различий. Но я не хочу, чтобы это странное и неуловимое ощущение, что мы постепенно отдаляемся друг от друга, развело нас по жизни в разные стороны. Алена нужна мне. И именно поэтому я здесь.

– Что-то случилось? – Спрашивает она, когда я закрываю дверь.

– Почему ты так решила? – Под ее взглядом я чувствую себя так, будто и одежда, и обувь, и вообще весь мир мне стали не по размеру.

– Ну… ты пришел. – Аленка пожимает плечами.

«Потому, что только с тобой мне спокойно и хорошо. Это уже рефлекс. Мне плохо – я иду к тебе, ты рядом – и мне становится лучше. Я с детства не знаю другого способа обрести гармонию и покой. Ты – моя тихая гавань, мой уютный дом».

– Я скачал последний сезон «Завтра не наступит», – показываю ей флешку, – предлагаю посмотреть!

«А еще мне нужны ответы. Кажется, я запутался. Вообще перестал понимать, что чувствую, и что творится у меня внутри».

Алена бросает взгляд на настенные часы и напоминает:

– Завтра в школу.

– Две серии. – Обещаю я.

– Хорошо. – Соглашается она, пожав плечами. – Горячие бутерброды?

– Да-а-а. – Радостно тяну я.

– Сейчас сделаю.

– Я помогу.

Мы вместе отправляемся на кухню.

Алена достает из холодильник колбасу, сыр, майонез, а я не могу оторвать взгляда от ее спины и того, что находится ниже. У меня нет морального права любоваться ее фигурой и думать о ней, как о девушке, и это не только потому, что я сегодня днем пригласил на свидание Полину, но еще и потому, что это обязательно разрушит нашу с ней дружбу.

И тут мне вдруг вспоминается один момент – на праздновании окончания учебного года три месяца назад. Это длилось всего секунду: когда Алена прильнула ко мне во время танца и посмотрела так, как никогда на меня не смотрела – глубоко в душу. И тогда я тоже ровно на секунду вдруг представил, что было бы, если бы мы с ней стали еще ближе друг к другу. И эта мысль настолько смутила меня тогда, что я сам себя испугался. И навсегда запретил себе даже думать о чем-то таком.

А теперь неожиданно об этом вспоминаю. И первая мысль: нельзя ей говорить, она посчитает меня сумасшедшим. Нашей дружбе придет конец, а я так не хочу ее потерять. Я просто не смогу без своей Лельки.

– Мур. – Кладу на стол хлеб. – Я нарежу, о’кей?

Она берет нож:

– А я колбасу. Мяу.

Нарезая хлеб на тонкие ломти, я искоса наблюдаю за ней. Алена кажется спокойной, но это не так. Естественность, что царила раньше между нами, испарилась. Мы оба напряжены, и это совершенно очевидно.

– Если хочешь что-то сказать, скажи. – Улыбается она.

Ее волосы колышутся как золотые морские волны вокруг головы. «Не смотри на нее так», – запрещаю я сам себе. И снова тайком смотрю.

– Я переживаю за тебя. – Признаюсь ей.

– Почему? – Алена берется за сыр.

– У меня в голове пазл не сходится. Вчера все, что тебя волновало, это музыка, велосипед и поедание пиццы в берлоге, а сегодня ты собираешься на свидание. С парнем. С настоящим парнем. – Я усмехаюсь тому, насколько, должно быть, наивно звучат мои слова. – Для меня ты еще маленькая девочка, Лелька. Та маленькая девочка, которой нужно подать руку, когда лезешь в домик на дереве. Девочка, с которой нужно угонять от старших ребят, которым она попала в затылок косточкой из рогатки. Та девочка, которой ты помогаешь зашить дырку на штанах после того, как вы штурмом взяли соседский забор. Я все еще не готов к тому, что ты повзрослеешь, но это уже произошло. Как так?

– Так и ты повзрослел. – Улыбается она. – И тоже собираешься на свидание с девушкой. Разве мы так сильно отличаемся друг от друга?

– Но это я всегда нес за тебя ответственность.

– У меня все будет хорошо. – Обещает Алена. – Не переживай. Намажешь майонез?

Ее голос звучит легкомысленно. Она не понимает, о чем я. А сказать конкретнее у меня не получается, я еще и сам не разобрался, что именно должен сказать и как, чтобы Алена меня поняла.

– Давай. – Раскладываю хлеб на тарелке и беру майонез.

– Только капельку. И размажь ложкой.

– Ага. – Я беру ложку. – Просто я не хочу, чтобы все закончилось.

– Что именно?

– Мы. – Отвечаю честно. – Я хочу, чтобы «мы» всегда были «мы».

Алена мягко дотрагивается до моей руки.

– Так и будет. – Она произносит это с таким теплом, что даже воздух вокруг меняет цвет. – Ближе и важнее тебя у меня никого нет.

– Только папа.

– Только папа. Но это другое.

– Другое.

Мы обмениваемся смущенными взглядами и возвращаемся к бутербродам. Не припоминаю, чтобы мы вообще прежде стеснялись друг друга, а теперь это неотъемлемая часть нашего общения.

– Как он, кстати?

– Так пока и не звонил.

– Ничего, еще позвонит, как будет возможность.

– Да. Я тоже так думаю. – Алена раскладывает ломтики колбасы по бутербродам. – А что Дрыга?

– А что он? – Я кладу сыр поверх колбасы.

– Ксюше кажется, что он избегает ее.

– Серьезно? – Меня накрывает волной сочувствия по отношению к этой девушке. – Ну, ты же знаешь, это Леха. Стоит ему слишком сблизиться с кем-то, и он дает заднюю.

– Мог бы и объясниться, она переживает.

– Его поведение и есть объяснение. – Вздыхаю я. – Он напуган до чертиков и на большее не способен. Это самозащита.

– Чем он напуган?

– Что это все по-настоящему. А ему не надо так.

– Может, у него появился кто-то?

– Не знаю. Но он знакомился с какой-то девчонкой на вечеринке.

– Да? – Алена округляет глаза. – Жесть… Вот козел!

– Уверен, Ксеня переживет. Они встречались-то… сколько? Всего месяц?

– Да.

– Думаешь, можно за месяц полюбить человека по-настоящему?

– Влюбиться можно и за секунду. – Уверенно отвечает она. – Достаточно понять, что это твой человек.

– С одного взгляда?

– Да. – Кивает Алена. – Но кому-то и нескольких лет недостаточно.

Я задумываюсь над тем, что она имела в виду. Что, если ее слова обо мне? Что, если Алена тоже думала о том, что мы с ней… мы могли бы быть вместе?

– Ставлю на полторы минуты. – Говорит она, убирая тарелку с бутербродами в микроволновку. – А ты иди, включай сериал.

Меня не нужно долго уговаривать, я поднимаюсь в ее комнату, беру ноутбук, открываю и вставляю в него флешку. Пока файл грузится, поправляю подушки и удобно устраиваюсь на кровати в ожидании подруги. Оборачиваюсь на щелчок, который издает ее телефон, лежащий на тумбочке, и машинально беру его в руку. «Двенадцать сообщений от Koschei The Deathless» – высвечивается на экране. У меня неприятно сводит живот.

Если до этого часть меня упорно отрицала наличие чувств к Алене, то теперь она буквально поднимает бунт в душе: «Скажи ей, скажи ей, скажи! Не отдавай ее никому!» И меня вдруг прибивает к кровати осознанием того, что я капитально облажался. Какие еще нужны подтверждения, если меня буквально скручивает от ревности, едва я позволяю себе мысль о том, что Алена может быть с кем-то другим, кроме меня?

Но когда она входит в комнату, я уже «беззаботно» играю на гитаре. Мне нужно было куда-то спрятать глаза и руки, чтобы не выдать свое состояние. Я не могу вывалить на нее все прямо сейчас. А что, если Алена меня отвергнет? Что, если я все себе придумал, или она не чувствует того же? Столько всяких «но». И что вообще делать с Полиной, свидание с которой уже назначено?

– Помнишь, когда нам обоим было лет по четырнадцать, мы круглыми сутками учились играть на этой гитаре? – Спрашивает Алена, усаживаясь на постель.

– Мы стирали пальцы до кровавых мозолей. – Отвечаю я, убирая инструмент в сторону.

– А сколько радости было от первых успехов.

– Ты играла ночами, чтобы днем утереть мне нос. – Говорю я, наклоняясь на подушку.

– Откуда ты знаешь? – Алена ставит тарелку с бутербродами на постель и придвигает ноутбук.

– Дядя Андрей сказал. – Улыбаюсь я. – Тебе все время нужно было соревноваться, и ты ни в чем не хотела мне уступать.

– Просто ты всегда задаешь высокую планку, и мне хочется соответствовать.

– Это давно уже не так. – Говорю я, придвигаясь к ней. – Мне кажется, ты приняла у меня эстафету, и… теперь я в отстающих.

– Люблю побеждать. – Непринужденно смеется она.

Тянется ко мне, и мое сердце на мгновение замирает. Но Алена всего лишь берет с тумбочки свой телефон. Я внимательно слежу за ее лицом, когда она смотрит на экран. Оно буквально расцветает. Вот, что она чувствует, когда видит его сообщения – восторг, трепет, радость. Но на удивление, у нее не возникает желания просмотреть их: Алена убирает телефон на место и падает обратно на постель.

– Врубай! – Командует она, прижавшись затылком к моему плечу.

Я тянусь, чтобы нажать на кнопку, и как бы невзначай слегка меняю позу – так, чтобы ее голова оказалась у меня на груди, а сам обнимаю ее левой рукой. Алена не сопротивляется, раньше такая близость была для нас естественной и не подразумевала никаких скрытых смыслов и подтекстов. Она уютно устраивается в моих объятиях, подает мне бутерброд, и мы начинаем просмотр.

Самое приятное в совместном просмотре фильмов это возможность делить реакцию на двоих. Смешной момент – мы хохочем вместе, страшный – я обнимаю ее крепче, волнительный – она вцепляется в мою руку. Но сегодня я открываю для себя другую, самую волнующую сторону этого действа: когда Алена засыпает на моем плече, я осторожно втягиваю носом запах ее волос, а затем нежно целую ее в макушку.

По моему телу проносится целая лавина ощущений. И почему я не делал этого раньше? Как мне не приходило это в голову? Как у меня получалось сдержаться?

Я целую ее еще раз и обнимаю сильнее. Алена что-то бормочет во сне, а затем поворачивается, кладет щеку мне на грудь и обвивает меня руками. Ее лицо кажется таким безмятежным и чистым, что мне хочется прикоснуться своими губами к ее векам, к носу, к сочному рту.

Но я боюсь разбудить ее. И… разочаровать. И… не знаю, что это за чувства, которые заставляют мое сердце грохотать так сильно, что слышно, наверное, даже на соседней улице.

А Алена не слышит. Она спит на моем сердце, как на чертовой бомбе с часовым механизмом. И не боится ничего.