Нелюбовь

14.3.

НИКИТА

– Аленку не видел? – Спрашиваю я у Дениса после первого урока.

Тот пожимает плечами.

– А Таю?

– Нет.

– Краснову потерял? – Интересуется Леха, складывая тетради в рюкзак.

Я поворачиваюсь к нему.

– Да. Приехали вместе, а потом она как будто растворилась: на биологию не пришла, на сообщения не отвечает. И Тайка куда-то делась, наверное, вместе слиняли. Только куда и зачем? Она не говорила, что собирается прогулять.

– Я видел их у спортзала. – Говорит он, закидывая рюкзак на плечи. – Наверное, дернули через черный ход.

– Так он же закрыт?

– Снаружи. А изнутри легко открывается. – Усмехается Дрыга. – К тому же, при желании можно выйти через стадион и махнуть через забор: мы в младших классах всегда так делали, забыл?

– Значит, решили прогулять… – Задумываюсь я. – А они только вдвоем были?

Признаваться, что я переживаю, вдруг Алена решила прогулять уроки из-за Кощея, мне не хочется.

– Ну, да. – Кивает Леха. – Вдвоем вроде.

– А у тебя чего такие глаза красные? – Спрашиваю я, заметив, что выглядит он, мягко говоря, неважно.

Но тот расплывается в довольной улыбке:

– До поздней ночи с Ритой переписывался.

– Это еще кто такая? – Удивляюсь я.

– На вечеринке познакомились. Та зачетная цыпа с буферами. – Дрыга обрисовывает жестами достоинства фигуры новой знакомой. – Помнишь?

– А-а, та. Припоминаю.

– Она учится в колледже, так что с опытом. – Подмигивает он. – Не придется тратить много энергии, чтобы перейти к самому главному: мы оба знаем, что нам нужно, и наши желания совпадают.

– Так вы теперь встречаетесь? – Уточняю я, направляясь за ним к выходу из кабинета.

– Зачем мне это? – Смеется Леха. – Рита – большая девочка и все понимает, нам обоим не нужны обязательства.

– То есть, она помимо тебя встречается и спит с кем-то еще?

– Понятию не имею и мне плевать на это. – Он пожимает плечами.

– А Ксеня?

Дрыга замирает.

– Эта сумасшедшая? – Он морщится. – Да вроде успокоилась. А то вцепилась в меня, как клещ, и я уже начал переживать, что сорвусь и выскажу ей все. Ненавижу эти вечные бабские сопли! – Его передергивает. – Начала втирать мне про какие-то отношения, любовь, предательство, а я ей даже ничего не обещал! С чего она вообще взяла, что я ей что-то должен? Чокнутая. Смотреть противно! Хорошо, что отстала.

– И тебе ее не жаль? – Осторожно интересуюсь я, когда мы идем по коридору. – Может, реально влюбилась девчонка?

– Я тебя умоляю! – Он бьет себя в грудь. – На черта мне ее любовь? Чтобы меня контролировали круглыми сутками? Чтобы я отчитывался ей о том, где и с кем был? А она будет то скандалы мне устраивать, то смотреть этим дебильным взглядом…. тьфу! Как преданная псина!

– А мне показалось, Ксеня хорошая девчонка. Спокойная, добрая. Такая действительно будет смотреть влюбленным взглядом только на тебя одного, что в этом плохого?

Дрыга останавливается и смотрит на меня как на идиота.

– Нет. – Говорит он с таким кислым лицом, будто лимон съел. – Не хочу, не надо мне. Эта Ксеня простая, как задачка для первоклассника: смотришь, и сразу понятно, что у нее в голове. Можешь ей целый день не писать, но как только напишешь, она через секунду отвечает, будто сидела и ждала твое сообщение целый день. – Леха поднимает руки, высовывает язык и дышит, изображая готового служить пса. – Скучно, аж зубы сводит!

– А тебе нужно, чтобы ей плевать было? – Усмехаюсь я. – Чтобы добиваться и долго идти к цели?

– Да. – Кивает Дрыга и начинает смеяться. – А потом все равно все закончится также! Поэтому лучше с Ритой, а потом с какой-нибудь другой ее подружкой, которая еще сговорчивее и горячее, и так далее-далее-далее, не включая мозги. Пара встреч, и пошел дальше. Никаких головняков и обязательств! – Он подходит ближе и понижает голос. – Советую и тебе делать также. Возьми от Матвеевой все, что можно, и иди к следующей, пока не успел привязаться.

– Ха, спасибо. – Растерянно выдыхаю я.

– Не за что. – Дрыга хлопает меня по плечу. – Миронов трепался, что она в постели настоящая выдумщица. Как проверишь, расскажи.

Я сглатываю, он подмигивает. Мне делается не по себе от таких разговоров.

– Ладно, я в столовку. – Бросает Леха. – С утра ничего не жрал.

– Увидимся. – Говорю я.

Разворачиваюсь и иду к кабинету, в котором должен, судя по расписанию, заниматься «Б» класс. Не знаю почему, но мне хочется удостовериться, что Кощеев на месте. Это тупо, но я должен быть уверен, что они с Лелькой сейчас не вместе.

В коридоре много народа, ученики снуют туда-сюда, торопясь попасть на занятия до звонка, и, пытаясь высмотреть в толпе у кабинета силуэт Кощея, я не сразу замечаю Миронова, стоящего в окружении дружков вдоль стены. В тот же момент, когда я встречаюсь с ним глазами, кто-то из них, а, может, и он сам подставляет мне подножку. Я, запнувшись, чуть не валюсь с ног: подлетаю, падаю вперед и в последний момент неуклюже приземляюсь на ладони в позу для отжиманий.

На весь коридор грохочет их смех.

«Все правильно, а чего ты хотел? – Издевается мой внутренний голос. – Думал, уведешь его девушку, и он просто проглотит обиду?»

– Что, придурок, ноги заплетаются? – Ржет Миронов, пока я поднимаюсь и отряхиваю руки.

– Кто это сделал? – Спрашиваю я, оглядев их по очереди.

– Ты что-то сказал? – Прищуривается Дима, и его одноклассники начинают хихикать.

– Я спросил, кто из вас, ублюдков, это сделал! – Гневно повторяю я.

Выражение его лица меняется.

– Как ты нас назвал?

– Пойдем, выйдем, и я тебе повторю. – Бросаю я ему в лицо спокойным, ледяным тоном, подойдя практически вплотную. – Или ты боишься?

Не знаю, что он такое видит в моих глазах в этот момент, но Миронов теряется и выглядит жалким. Ему требуется не меньше пары секунд, чтобы взять себя в руки, а затем он произносит:

– Я боюсь? Тебя?

И резко толкает меня ладонями в грудь – бам! На мгновенье из меня вышибает дух. Я отлетаю к противоположной стене и ударяюсь спиной.

– Смотри, на кого лезешь, жалкий щенок! – Огрызается он.

И после этих слов на меня будто опускается пелена ярости.

Я бросаюсь на него, как тигр, вырвавшийся из клетки, а мои кулаки начинают жить своей жизнью: впечатываются в его лицо с такой силой, что кажется, будто это метеориты, падающие на землю со скоростью звука. Миронов пытается отвечать, и пару раз у него даже выходит зацепить мне щеку по касательной и попасть в ухо, но злость превращает меня в Халка, и против этой силы ему нечего противопоставить.

Когда он оказывается на полу подо мной и пытается закрываться руками от сыплющихся в лицо ударов, на помощь приходят его дружки: кто-то бьет меня в затылок, и я на миг теряю ориентацию в пространстве. А когда прихожу в себя, вижу Костю, который помогает мне подняться, и слышу голос Кощея, который орет, чтобы они отошли и не смели больше меня трогать. Миронов с окровавленным лицом отползает в сторону, и его окружают со всех сторон одноклассники.

– Никита, Дима… – Между нами встает Полина. – Как же так…

Ужас, написанный на ее лице, приводит меня в чувство.

– Как ты? – Наклоняется ко мне Кощей, подает руку. – Какого хрена тут происходит?

Они с Костей помогают мне встать на ноги.

– Они сами нарвались. – Хрипло отвечаю я, касаясь рукой затылка.

Саднит так, что невозможно прикоснуться – голова раскалывается от боли.

– Пусть извинится за ублюдка! – Выкрикивает кто-то из друзей Миронова.

– Нормально ты его. – Только и успевает сказать Кощей, как напротив нас вырастает фигура директора Фельдмана.

– Все, кто принимал участие в драке – быстро ко мне в кабинет!

Так мы с Мироновым вдвоем оказываемся в его приемной.

– Выйди, Матвеева! – Просит Олег Борисович, когда Полина вдруг появляется в дверях.

– Никита не виноват! – Начинает рыдать она. – Это они из-за меня подрались! Это все Дима – из ревности!

– Мы разберемся. – Устало произносит директор. – А сейчас, пожалуйста, покинь кабинет.

– Нет! – Топает ножкой она.

– Сделаешь только хуже.

У двери начинается шум: подруги уговаривают ее уйти, и через полминуты Полина соглашается, посылает мне воздушный поцелуй и выходит. В помещении повисает тишина.

– Кто первым ударил? – Спрашивает Олег Борисович.

Он достаточно молод, но уже завоевал авторитет, и после ухода прошлого директора на пенсию ему передали руководство школой. У Фельдмана внушительный рост, пронзительные серо-голубые глаза и крупные ладони: честно говоря, он еще в бытность своей работы школьным историком внушал нам ужас, а теперь, с этим выражением раздражения на лице он кажется каменным истуканом, способным стереть в порошок любого, кто его разозлил.

– Он! – Тычет в меня Миронов.

Школьный фельдшер еще до визита к директору успела обработать его раны и остановила кровь, но все равно его лицо с каждой минутой выглядит все хуже и хуже, а синяки наливаются отеком и краснотой.

– Я. – Приходится признать мне.

– Высоцкий, ты знаешь, что мы отчисляем из нашего учебного заведения тех, кто устраивает драки?

– Да. – Вздыхаю я.

– Мне придется сообщить об этом вашим родителям. – Он нажимает на кнопку внутреннего переговорного устройства и обращается к секретарю. – Лилечка, принесите мне личное дело Высоцкого, мне нужны контактные данные его родителей.

– Сейчас. – Отзывается та.

– А ты можешь быть свободен, – говорит Фельдман Миронову. – С твоими родителями мы тоже свяжемся, придется как-то объясняться с ними.

Дима встает и покидает кабинет, не забыв зыркнуть на меня с ехидной усмешкой.

– И что мне теперь делать? – Спрашиваю я у директора.

– Нужно было думать, когда распускал руки. – Отвечает тот, усаживаясь за свой стол.

– Но они меня спровоцировали, Миронов подставил мне подножку.

– Ты ударил первым, Никита. – Напоминает он.

В кабинет входит секретарь, протягивает ему папку.

– Номер мамы я и сам мог вам назвать, а отца у меня нет. – Устало бурчу я.

– Оно и видно, некому заняться твоим воспитанием. – Бросает на меня брезгливый взгляд директор. – Иди, посиди в коридоре, пока мать не приедет.

Я встаю и выхожу. Только Бог знает, как мне удается сдержаться, чтобы не хлопнуть дверью.

Мама приезжает через сорок минут. На ней лица нет. Сжав губы добела, она проходит мимо меня – сразу в приемную. Я встаю, чтобы объясниться с ней, но она останавливает меня резким жестом: ей сейчас не до разговоров. Видимо, Фельдман наговорил ей про меня всяких небылиц. А еще эта новость об отчислении – не представляю, как она отреагирует, и получится ли все уладить.

Мама выходит из кабинета через десять минут. Ее щеки пылают.

– Пошли. – Командует она, проходя мимо, и даже не смотрит в мою сторону.

– Что тебе сказали? – Бросаюсь я за ней. – Меня отчислят?

– Нет.

– Миронов будет требовать компенсацию? Что сказал Фельдман?