Одержимость

24

Цитаты, черепа и несколько якорей… Я сбился со счёта, сколько всего сегодня сделал. В моей голове была лишь одна Пэйдж. Её голос, её рот, ощущение её кожи под кончиками моих пальцев. В середине дня я осознал, что всё ещё ощущаю её вкус на языке. К концу дня её запах начал заполнять мои мысли. Свежие нотки мыла, что-то по своей сути женственное, очень пикантное и сексуальное. Жужжание моей тату-машинки не помогало отвлечься, а внутренний голос полностью исчез. Так было когда-то, не тишина — только я. Лишь я в одиночестве своих мыслей. Образы Пэйдж подо мной, на мне, мой рот на её животе, на её бедрах — везде. Это было желанной сменой мрачных мыслей о случайной смерти.

Все, кроме Лиама, ушли домой, и пока я убирал своё оборудование, услышал его смех.

Я поднял взгляд.

— Что-то смешное?

Он прислонился к стене моей кабинки и наблюдал за мной.

— Ничего, просто у тебя на лице тупая улыбка.

Он не нахмурился, как обычно, и я ждал его очередной фигни про Пэйдж, но он молчал.

— Она делает меня счастливым.

— Это опасно, Декс, позволять одному человеку так управлять собой. — Он оттолкнулся от стены и выпрямился. Его жёсткие карие глаза встретили мои, и морщина между бровями стала глубже, пока он осматривал меня.

Я провел рукой по волосам и удержал его взгляд.

— Может быть… некоторые люди, Лиам… некоторые люди стоят этой опасности.

Я ждал, что он закатит глаза, но он этого не сделал. Только мышцы на его челюсти дернулись, и он сказал:

— И ты думаешь, что Пэйдж… вернулась навсегда? После чего? Одной ночи с ней? Это, чёрт возьми, не так работает. — Он покачал головой.

— У тебя Лиам. Это не так работает у тебя, — я показал на свой висок. — Здесь тихо. Там тишина, и я могу видеть, слышать, я вернулся. Она всегда была способна так сделать для меня. Она понимает меня, всегда понимала, и это не яркое и чертовски блестящее новое начало. Это продолжение! — Плечи Лиама расслабились, когда я ткнул пальцем себе в грудь. — Она никогда не уходила, чувак, никогда не уходила, — моё горло стало сжиматься, и я стиснул челюсть.

Лиам подошёл ко мне, его глаза были почти мокрыми. Он схватил меня за затылок и притянул к себе, наши лбы столкнулись. Так мы делали, когда были детьми. Хриплым голосом он сказал:

— Я рад, что ты вернулся, братишка, я чертовски рад, но не хочу тебя снова потерять, поэтому будь осторожен.

Я сжал его плечо.

— Буду, но однажды… тебе придется начать заботиться о себе.

Он убрал руки и отошёл, его глаза потемнели.

— Я в порядке.

Я крепче сжал его плечо.

— Не в порядке, и если ты этого не видишь, то эта гордыня… она сделает тебя таким же, как он, как отец.

Он отошёл назад и выбрался из моей хватки.

— Я… — его челюсть напряглась, и он закрыл глаза. — Чёрт, Декс, не знаю, какого чёрта я делаю, — его глаза снова открылись, и он кивнул подбородком в сторону задней двери. — Становится поздно, не заставляй её ждать.

Его челюсть расслабилась, черты лица смягчились, но глаза… они всё ещё сохраняли упрямство.

— У тебя всё будет в порядке? — спросил я.

Он кивнул.

— Конечно. У меня нет выбора.

Я шёл к задней части магазина, весь свет в «Галерее» был включен. Музыка Пэйдж доносилась сквозь открытую дверь студии, и на минуту мне показалось, что я услышал, как она поёт. Мои губы изогнулись, когда я увидел её. Она стояла на коленях на полу, на ней были джинсы и белая рубашка большого размера с закатанными до локтей рукавами. Волосы заколоты на макушке, несколько выпавших прядей сверкали на свету и обрамляли её шею. Золотой цвет был тёплым и манил меня, и я переступил через порог студии.

Её рука зависла над одним из холстов, над которым она работала, и у меня перехватило дыхание. На полу лежало, по крайней мере, двадцать холстов. Все разного размера. Одни были покрыты разными оттенками серого, голубого, другие — красками теплых тонов. С моего места, если смотреть на них, как на целое, они создавали мозаичный коллаж.

— Пэйдж? — её имя прозвучало удивленным вздохом.

Она легко встала, подошла ко мне и переплела наши пальцы.

— Это… это чертовски потрясающе. — Я осматривал пол, впитывая большой шедевр передо мной. Каждый холст был по-своему уникальным, но когда смотришь на них вместе, как на одну картину, они становятся парой глаз.

Моих глаз.

На внешних сторонах овалов прорисованы глубокие морщины, вот тут – изгиб носа, моя светло-русая бровь… Это был я… Всё было там в разноцветном многообразии красок. Мои глаза смотрели на меня с холстов, и даже без изображенной улыбки я мог сказать, что глаза, смотрящие на меня, были счастливыми. Они были чистыми, ясными и живыми.

— Я не спала, — прошептала она. — Я пришла домой, переоделась и вернулась сюда. Я была здесь весь день, — говоря это, она потирала затылок пальцами, заляпанными краской.

Мы молча стояли, держась за руки, и восхищались размахом её таланта.

— Это твои, — сказала она и повернулась посмотреть на меня. На её розовых щеках были брызги голубой краски. — Я хотела показать тебе. Хотела, чтобы ты увидел, что вижу я, когда смотрю на тебя. — Она подняла взгляд и осмотрела меня. — Я хотела воссоздать момент… тот момент, когда твои глаза встречаются с моими… и ты видишь меня, по-настоящему видишь меня, Деклан. Всё остальное исчезает, и всё, чего я хочу — это растворится в тебе, — она мягко рассмеялась и облизала губы. — Я звучу, как сумасшедшая, — она снова рассмеялась и покачала головой. — Безумно, правда?

Вместо ответа я поцеловал её.

Я расцепил наши руки и обхватил её лицо. Наклонил её голову назад, и зарылся пальцами в её волосы. Руками Пэйдж обвила мою шею, а телом прижалась ко мне. У меня не было слов, только эмоции. Я не закрывал глаза, целуя Пэйдж. Мои глаза отражались в её, и тогда я увидел её вдохновение, я увидел тот момент, когда мои глаза загораются, яснеют и наполняются лишь ею. Я увидел это, и когда наш поцелуй стал настойчивее, мои глаза, наконец, закрылись, и я позволил ей раствориться во мне.

Она вздохнула, лениво целуя мои губы, подбородок.

— Так тебе понравилось?

Я усмехнулся и провел носом по изгибу её шеи.

— Это должно быть в галерее, а не в моей квартире.

— Это принадлежит тебе. — Она отстранилась, и её губы приоткрылись в скромной улыбке. — Если хочешь, оно твоё.

— Мне очень нравится, Пэйдж. — Расположил руки на ее талии и притянул её ближе. — Я попрошу одного из братьев помочь перевезти их ко мне, когда будет готово. — Я опустил подбородок, придвигаясь губами к её губам. Провел ими по верхней губе, потом нижней, её глаза затрепетали ресницами и закрылись. — Ты не представляешь, насколько талантлива, — я поцеловал её в щеку, а мои руки скользнули под тонкую ткань её рубашки. Мои ладони таяли на её коже и мягко обхватывали её. — Какой талантливой ты всегда была… — я поднял одну руку и провёл большим пальцем по её подбородку, приподнимая его. Глаза Пэйдж открылись и нашли мои. — Несмотря ни на что, несмотря на то, через что ты прошла, ты всё ещё владеешь кистью.

Цвет в её радужках, казалось, завихрился — иллюзия, вызванная слезами, наполнившими её глаза. Я поцеловал сорвавшуюся каплю, прежде чем наши рты соединились. Она застонала, музыка раскаляла комнату, а басы соответствовали ударам моего пульса. Я хотел показать ей, какой невероятной она была. Показать ей то, что я не мог облечь в слова, задавить её чувствами и пламенем, позволить ему облизывать и сжигать её, как она делала со мной.

Очень быстро мы сплелись на полу — смесь звуков, краски и конечностей. Мои штаны были стянуты вниз, снятая одежда отброшена в сторону, моё тело внутри её, ладони держат её голову, цементный пол студии холодит костяшки пальцев. Мои зубы на её подбородке, шее, плечах, каждый изгиб её бедер подо мной лишает меня самоконтроля. Её маленькие руки, ногти, губы, прижатые к моей коже, когда я глубоко погружаюсь в неё. Я сжал пальцы в её волосах, когда скользнул за грань реальности и сознания. Нежная часть меня проиграла зверю, когда я двигался на ней жесткими толчками. Мышцы на моём животе сжались, когда я кончил. Она закричала, ногтями впились в мою шею, а всё её тело напряглось вокруг меня. Я поглощал звуки, прижавшись ртом к её рту, к соленым и мягким губам. Мы оба опускались с каждым вдохом и выдохом.

Липкий пот скопился на моих бровях. Я вздрогнул, когда Пэйдж начала выводить узоры вдоль линии моей шеи и плеч. Это движение заставило и её дрожать, и я застонал, перенося вес на предплечья. Я поцеловал её рот, влажное тепло вернуло меня на землю. Она облизнула мои губы, и я отстранился и устроился на спине рядом с ней.

Пэйдж уткнулась мне в грудь и вздрогнула со стоном.

— Чёрт, я сделал тебе больно? — я нахмурил брови, но её хихиканье тут же их расслабило.

— Нет. Пол, это та ещё история… Но это того стоило.

Рукой я скользнул под её рубашку, проводя по спине вверх и вниз. Край едва прикрывал её попку, и я положил на неё свою руку. Этот мягкий изгиб всегда был моим любимым местом. Мне было всё равно, что на мне всё ещё были штаны, просто приспущенные на бедрах, позволяя холоду цемента проникать в мои кости. Я просто хотел наслаждаться этим, наслаждаться ей. Всё, что я когда-либо хотел услышать, было это хихиканье, этот звук, который она издавала, когда кончала, и этот тихий шёпот «Я люблю тебя» сразу после. Больше никаких голосов, чувства безнадежности, бесполезности. Только Пэйдж.

Она задрожала рядом со мной, и я сказал:

— Кажется, я не всё продумал.

— И я этому рада. — Она пододвинулась, поцеловал центр креста на моей груди, а затем села. Её губы благоговейно коснулись татуировки, с каждым поцелуем распространяя тепло по моим рукам и ногам.

— Так как мы действуем спонтанно… — она выгнула левую бровь и улыбнулась.

— Да?

— Я хочу сделать татуировку, цитату, о которой мы говорили, — её улыбка стала ещё шире.

Я сел, поправил джинсы, застегнулся и спросил:

— Ты уверена?

— Я подумала об этом. — Она встала, и я смотрел за ней, пряча улыбку, а потом встал и сам. Рубашка Пэйдж двигалась с движением её бедер, выставляя каждый изгиб. — И думаю… Я думаю, я хочу этого. Я не хочу ждать. — Она подобрала штаны и трусики и, к моему разочарованию, быстро их надела.

Я надел джемпер и закатал рукава на локтях.

— Ты хочешь этого? — повторил я.

Она кивнула и перевела взгляд на свои руки. Она волновалась, когда объясняла.

— Я подумала об этой знаковой идее из Библии. В Бытие говорится, что Бог взял ребро Адама, чтобы создать Еву. Эта цитата всегда казалась мне такой патриархальной, но думаю, на самом деле, это очень романтично. Адам подарил Еве жизнь. Я знаю, Плат (Примеч. Сильвия Плат — американская поэтесса и писательница) говорит о своём сердцебиении словами: «Я есть, Я есть, Я есть», но ты снова подарил мне жизнь, Деклан, благодаря тебе я могу дышать. — Я подошёл к ней, руками заползая ей под рубашку, обнимая хрупкое тело. Она вдохнула и выдохнула в подтверждение своим словам. — Я хочу эту цитату на рёбрах, слева на пару дюймов ниже сердца.

Я провел большим пальцем вдоль кости.

— Здесь?

Она кивнула.