На поверхности

Одиннадцать тысяч девятьсот девяносто восемь дней.

Да, у меня на телефоне стоял обратный отсчёт до заседания совета по условно-досрочному освобождению.

Я проверял его каждый день.

Вплоть до минуты и часа. Черт, вплоть до секунды.

В ту же минуту, когда он выйдет, католик или нет, я разведусь.

Плевать, если бы мне пришлось просить, воровать или влезать в долги — я бы позаботился о том, чтобы не быть больше привязанным к Марии.

Но сейчас, глядя на письма в моей руке, одно из которых предлагало мне новый жизненный путь, а другое забирало мой выбор, я не знал, что делать.

Тея была моим будущим. Возможно, в восемнадцать, я не должен был этого понимать. Возможно, я должен был все подвергать сомнению. Я должен был хотеть поступить в университет просто для того, чтобы трахнуть что-нибудь в юбке. До Теи я знал, что поступил бы именно так.

Я бы пошел в универ, сделал бы то, что нужно было сделать, чтобы получить доступ к своему трастовому фонду, и жил бы так, как хотел. Трахал цыпочек тут и там, делал всякое дерьмо, покинув семейное гнездо.

Вместо этого, покинув семейное гнездо, я попал в какую-то гиблую яму, которым было это место.

Тея каким-то образом изменила мою жизнь. Она была катализатором, и не всегда в хорошем смысле. Это не умаляло того факта, что я любил ее, что хотел ее в своей жизни, но какой бы дерьмовой эта жизнь ни была до нее, сейчас она стала еще хуже.

Тем не менее, Тея была моей яркой искрой среди темноты, светом, который мог вести меня сквозь туман, и внезапно я столкнулся с будущим, в котором ее больше не было.

И правда была в том, что без нее я не знал, как справиться с тем мраком, который ожидал меня впереди.