Нелюбовь

Я с трудом справляюсь с заданием учительницы и на ватных ногах бреду к своему месту. Ощущение такое, будто вся одежда на мне надета наизнанку. Мой мозг буквально наводнен взаимоисключающими мыслями, и поиск решения каждый раз заканчивается коротким замыканием. Сев за парту, я чувствую невероятное облегчение.

– Что с тобой? Ты как зомби. – Шепчет Тая.

А я и есть. И потому просто молчу.

Остаток дня я провожу подальше от Высоцкого. Прихожу на игру к Стасу, наблюдаю за ним с трибун. Он великолепен. Честно говоря, приятно ощущать себя девушкой ключевого игрока, максимально влияющего на ход игры. Он каждую минуту стягивает на себя по несколько противников и расправляется с ними, словно с малыми детьми. Кощеев – местная звезда футбола, и если он продолжит развиваться в этой области, его точно ждет большое будущее. Я ощущаю гордость за него, и блин – это жутко приятно!

А после игры мы с ним обедаем на берегу. Долго целуемся, лежа на песке, а потом не менее долго целуемся на заднем сиденье в его машине. И когда приходит ощущение, что одних поцелуев нам уже не хватает, я аккуратно отодвигаюсь, давая понять, что на данный момент это предел, и я еще не готова к переходу на следующий уровень. Стас реагирует спокойно. Кажется, он все понимает.

Решив соврать, что мне пора на репетицию, я прошу подвезти меня до дома. Мы договариваемся встретиться позже, и он уезжает. Мне приходится принять душ, чтобы прийти в себя. Я чувствую себя отвратительно. Ощущение такое, будто я изменяю Высоцкому. Глупо, да? Ведь я ему ничего не должна. Но мое сердце почему-то решило, что именно так и правильно, и ни в какую не хочет уступать. Бесит!

Я снимаю стресс, как привыкла – игрой на гитаре. Это странно, но без Никиты я не способна придумать даже крохотный проигрыш, не то что целую мелодию. Мне как будто не хватает его текстов, его подсказок, его вдохновения или просто – присутствия. Я как оркестр без нот – играть могу, а что и как не знаю. Бренчу, истязая струны, в прямом смысле этого слова и никак не могу сосредоточиться.

Всё. Хватит!

Отложив гитару, решительно встаю и иду к двери. Выхожу из дома, перехожу дорогу, спускаюсь по тропинке и направляюсь к Берлоге.

Где же Никите еще быть за час до репетиции? Наверняка, он там, подключает оборудование или, как я, мучает гитару.

Сердце колотится, как сумасшедшее. Я не знаю, о чем буду с ним говорить. Не знаю, стоит ли нам разговаривать вообще. Знаю одно – увижу его и пойму.

Я застываю у двери, собираясь с духом, и вдруг слышу неспешный гитарный перебор. И меня перемыкает. Я не могу. У меня не хватит смелости смотреть ему прямо в глаза.

Я медленно подхожу к окну и заглядываю в него. Никита сидит на диване, в его руках гитара. Рядом – Полина. На ней короткое платьице. Он что-то поет для нее, и она улыбается.

Мой желудок сковывает спазмами, сердце обрывается, дыхание застревает в горле.

Я почти бежала сюда, боясь, что брошусь ему в объятия, а обратно плетусь так, словно этот обросший зеленью склон превратился в крутую гору, вершину которой не видно. Поднимаюсь вверх с таким трудом и так долго, будто у него нет ни конца, ни края, а из моего тела вынули все кости, и мне не на что опираться.

Поднявшись на вершину склона, я с надеждой смотрю в небо. Солнечный свет льется с него водопадом на поверхность моря и на верхушки деревьев. Мне хочется его обнять и до последней капли впитать в себя, но руки ощущают лишь пустоту, и я обнимаю саму себя, словно ребенок, ищущий защиты от жестокого взрослого мира.