Кровь и туман

Глава 3

Я гляжу на один из листов протокола допроса — на список из пятидесяти четырёх пунктов, — и не могу поверить собственным глазам. Всё было записано быстро, под диктовку, но у писавшего такой аккуратный почерк, что у меня ни разу не возникает потребности перечитать слово или предложение заново, чтобы понять смысл.

Кирилл сознался в пятидесяти четырёх преступлениях. Всё: от мелкого хулиганства и до хладнокровного убийства. Каждый пункт расписан в два-три предложения, но, я уверена, на допросе, на который меня не пустили, было озвучено гораздо больше подробностей.

Разве что кроме той, что содеянное стоит делить на четверых пиратов, а не скидывать всё на самоотречённого лидера.

— Его, должно быть, казнят, — говорит Даня.

Он стоит за моей спиной, пока я сижу за столом перед чёртовым списком и буквально держусь за голову, раз за разом вчитываясь в строчки.

— Должно быть? — громко восклицает Ваня. Хорошо, что сейчас поздний вечер, и в лаборатории кроме нас только задремавший на подоконнике хранитель, которого я не знаю. На короткие секунды, когда мы замолкаем, можно различить его сопение. — Я удивлён, что этого до сих пор не сделали. Лидер самых разыскиваемых преступников последней пары лет наконец пойман!

— Интересно, а со мной что сделают? — Я морщу нос, отодвигая список от себя. — Я непозволительно долго хранила тайну о том, что Кирилл жив, и он — главный террорист в Дуброве. Самый плохой парень, только куртки, покрытой кровью, и авиаторов на носу не хватает.

— Всё тебе шуточки?

Ваня словно на грани. Последние пару минут то и делает, что меряет комнату широкими шагами.

— А что остаётся?

— Ну, мы с Даней, например, можем обидеться на тебя, — отвечает он, останавливаясь. Разводит руками. — Теории у неё, значит, о том, что пираты — прислужники королевы, так как один из них точно фейри! Теории! Нет, это ж надо так складно врать и даже не краснеть! — Ваня коротко хохочет. Хранитель на подоконнике вздрагивает, но не просыпается. — Подумай только, скольких трагедий удалось бы избежать, если бы ты во всём созналась раньше!

— Я не могла, — тихо произношу я. — Я думала…

Слова никак не складываются в предложения. О чём я думала, на самом-то деле? Кого хотела оградить от неприятностей? Кирилла? Или саму себя, когда впервые осознала, что уже поздно, и даже если я решусь выложить всю правду, на меня упрёков посыпется не меньше?

Боялась ли я потерять своё место в команде? Или доверие со стороны друзей и Дмитрия?

— Ты думала, что он изменится, — утвердительно произносит Даня. — Будь ты на месте Кирилла, а я — на твоём, я бы поступил так же.

— Спасибо, — благодарно произношу я.

— А я вот что-то не понял, — произносит Ваня.

Даже не представляю, с каким трудом ему удалось заставить себя произнести нечто подобное.

— Кирилл был Славиным лучшим другом и, видимо, так им и остался, — Даня дёргает плечом. — Разве ты не пытался бы защитить своего друга и не хранил бы надежду на то, что он вернётся на добрую сторону? — Даня ждёт ответа от брата буквально секунду, а затем сразу добавляет: — Смысл в том, что когда дело касается наших близких, мы перестаём быть объективными.

— Ладно, — медленно протягивает Ваня. — И не потому, что не хочу, чтобы вы подумали, мол, я бы за вас двоих глупостей каких-нибудь не сделал, а потому, что в этом есть смысл.

Ваня подходит ближе к нам с Даней. Несколько раз хлопает брата по груди. Затем смотрит на меня.

— А ты-то в порядке будешь, — говорит Ваня. — Дмитрий разберётся.

— Он не всемогущ, — произношу я.

— Но он определённо что-нибудь придумает, чтобы прикрыть свою дочь.

— Не думаю, что отец и правда захочет этого. Я столько всего натворила. Это наверняка подпортило его репутацию как директора.

— Что ж, — Ваня скрещивает руки на груди. — Тогда ему придётся иметь дело с сопротивлением в нашем лице.

— Серьёзно? — переспрашиваю я. Даже со стула встаю от удивления.

— Когда дело касается наших близких, мы перестаём быть объективными, — повторяет Даня, хмыкая.

Я коротко киваю. Каждый из близнецов повторяет это движение за мной словно по инерции. Так Ваня говорит, что что-нибудь придумает, Даня — что поддержит нас, а я — что безоговорочно им доверяю.

«Когда дело касается наших близких, мы перестаём быть объективными».

— Вета, — вспоминаю я. — Кто такая Вета?

Даня с Ваней переглядываются.

— Её нет в мире, откуда вы родом? — уточняет Ваня.

Я неуверенно качаю головой. Столько не пыталась, мне так и не удалось выискать в воспоминаниях девочку с рыжими волосами и Кирилловым лицом.

— Это младшая сестра Кирилла, — отвечает Даня. — Она пропала вместе с родителями после трагедии.

— Которой не случилось, — поправляет Ваня.

Младшая сестра — вполне себе веский повод остаться в подчинении королевы вместо того, чтобы стать бунтарём и пуститься в бега.

— А почему ты спрашиваешь? — Даня легко встряхивает меня за плечо.

— Кажется, после казни родителей королева решила оставить детей при себе. И того, кто постарше, заставила работать на себя под предлогом защиты той, кто младше.

— Это реальная информация или попытка оправдать Кирилла? — уточняет Ваня.

— Первое, — уверенно заявляю я.

— Кто тебе сказал? Сам Кирилл?

— Нет. Тот, кому он небезразличен как и мне… когда-то был. Ещё один пират, Север. Точнее, он не сказал, а навёл меня на эту мысль, и теперь, когда я знаю, что у Кирилла есть сестра, это кажется мне разумным.

— Погоди, — Ваня предупреждающе поднимает ладонь. — Ты знаешь ещё одного пирата и не докладываешь Дмитрию об этом? Он будет в ярости, когда узнает!

— Если, — подчёркиваю я. — Если узнает. А я ему сообщать не собираюсь, и, надеюсь, вы тоже.

— Почему?

— Потому что Север и остальные пираты — забота Кирилла. Он у них главный, а ещё он их друг и он не сдал никого из них, когда давал чистосердечное признание. — Я протягиваю руку и беру со стола список. — Посмотрите. Пятьдесят четыре пункта, и ни в одном не указано, что у него были сообщники, хотя каждый в штабе знает, что пиратов явно больше одного. — Под расширившиеся от ужаса глаза Дани я сминаю лист, превращая его в жёваный клочок бумаги. — Мы не вправе сдавать кого-либо ещё хотя бы по этическим соображениям.

— Поговорим об этике после того, как из пятидесяти четырёх пунктов больше половины — это убийства?

Спрашивает не Ваня и не Даня. Дмитрий, замерший в дверном проёме. Я бегло оглядываю его и замечаю тёмные пятна на рукаве его светло-синей рубашки. У меня сворачивается желудок, когда я понимаю, что это кровь.

Но кулаки Дмитрия целы. Разумеется, он не будет применять насилие, потому что он хранитель, а также директор. Это — не его компетенция. Зато защитник может. И я точно помню, что когда я привела Кирилла в штаб, именно Антон вместе с Дмитрием увели его вниз, на этаж с камерами предварительного заключения, куда после спустился и Даня, который и вёл протокол допроса.

— Если тебе есть, что сказать, Слава, то лучше сделай это сейчас, пока не стало поздно, — произносит Дмитрий. — Снова, — выдержав небольшую паузу, добавляет он.

— Мне нужно идти, — говорю я, игнорируя его слова.

Бросаю скомканный лист на стол, кивком прощаюсь с близнецами. Подхожу к выходу, но Дмитрий не даёт мне пройти.

— Ты уверена? — спрашивает он так, словно от моего ответа сейчас зависит моя собственная жизнь.

— Да, — твёрдо отвечаю я.

Пожевав губами, Дмитрий всё-таки отходит в сторону. Проходя мимо, я нарочито сильно задеваю его плечом. * * *

Оказавшись на этаже с камерами, я теряюсь, пытаясь выискать среди синего неонового света и полумрака теней знакомое лицо. В итоге оно, это лицо, находит меня само: когда я уже прохожу мимо его камеры, Кирилл окликает меня. Подойти совсем близко к решётке ему не позволяет то, из чего она сделана — железо, а, если быть точнее, то, какое влияние оно оказывает на фейри. Поэтому Кирилл продолжает топтаться в паре шагов от неё, даже когда я подхожу ближе.

— Привет, — произносит Кирилл.

Он должен был исцелиться. За то время, что прошло между его избиением мной и этим самым мгновеньем, от его ран на лице должны были остаться лишь едва заметные следы, но вместо этого я вижу разбитые губы и сломанный нос, опухшие от кровоподтёков глаза, ссадины на щеках.

Не всё это — моих рук дело.

— Клеймо преступника, — Кирилл всё-таки подходит ближе. Осторожно просовывает левую руку между прутьев. На бледной коже внешней стороны ладони хорошо различимы чёрные полосы штрихового кода. — Не позволяет моей магии исцелить меня.

Пальцы протянутой мне ладони дрожат. Даже не трогая их, я ощущаю исходящий от кожи неестественный холод. Раны и блокировка магии убивают Кирилла.

— Тебя били?

— В смысле, кто-то кроме тебя? — Кирилл ухмыляется. — Вместе с твоим отцом был высокий широкоплечий блондин. Пару раз он врезал мне за то, что я не ответил на заданные вопросы. — Кирилл касается кончиком языка уголка губ. — Знаешь, всё же не так больно, как получить от твоих рук.

Я делаю вид, что не расслышала. Кирилл, конечно, едва ли преследует цель воззвать к моей совести, но давать ему повод хоть на мгновение уловить на моём лице тень сожаления о содеянном — то, на что я пойти не могу.

— Север приходил ко мне и просил помощи, — сообщаю я.

Кирилл настолько удивлён моим словам, что даже забывает об осторожности и, возвращая свою руку обратно, задевает прутья. Шипит от боли, а до меня доносится неприятный запах жареного мяса.

— Что он тебе говорил? — шёпотом спрашивает Кирилл.

Он хватается за своё обожжённое запястье и растирает его. Я хочу сказать, что так он делает только хуже, но вместо этого произношу:

— Говорил, что ты слепо ведёшься на любое слово королевы. Ему нужны были причины, и он думал, что найдёт их у меня, потому что когда-то давно мы были лучшими друзьями.

Кирилл облизывает пересохшие губы.

— Были, — повторяет он.

— Были, — подтверждаю я.

— И что ты ему сказала?

— Чтобы он спросил тебя о Вете.

Как только с моих губ срывается это имя, Кирилл напрягается всем телом. Будь он струной, лопнул бы со звоном, разлетающимся по полупустым коридорам.

— Он не спрашивал, — отвечает Кирилл. — Но теперь, по крайней мере, я понимаю, почему он всё время был так глубоко погружён в свои мысли. — Кирилл опускает голову вниз и смотрит на свои ноги. — Значит, я здесь, потому что ты решила принять его просьбу и помочь мне?

— Всё немного вышло из-под контроля, — честно признаюсь я. — К тому же, я подумала, что если стражи и пираты объединятся, у нас будет больше шансов противостоять оборотням.

— Рося, — на выдохе произносит Кирилл, и меня вдруг отбрасывает куда-то в воспоминания, которые больше напоминают игру воображения, потому что я не могу почувствовать их присутствие в своей жизни, но совершенно точно вижу их так, словно это было вчера: Кирилл также зовёт меня по имени, но при этом протягивает что-то блестящее на длинной цепочке. Я принимаю подарок, а затем беру Кирилла за руку, переплетая наши пальцы.

Нам кажется, словно мы повелеваем этим миром. Тёплый ветер забирается под футболку и ерошит мои коротко стриженные волосы. Мы стоим на самом краю крыши, но я не чувствую страха, потому что знаю, что не могу позволить себе бояться. К тому же, со мной рядом мой самый лучший на свете друг…