Пепел и пыль

— Слава? — зовёт Максим.

Не ожидала услышать среди его лекции своё имя, а потому даже вздрагиваю.

— А?

— Ты не слушаешь.

— Извини, — виновато произношу я.

— Ничего. Впредь слушай внимательнее. Любая информация, рано или поздно, может спасти твою и другие жизни.

Максим прав. Но от этого мне не легче. * * *

Татьяна оставляет меня ближе к ночи. Уходит, забирая всё оборудование. А я так измотана, что первое время едва ли могу даже встать на ноги. Сижу, привалившись к камню, и гляжу на горизонт. Доурина говорила, что в её стране осталось всего шесть поселений. Одно из них мне отсюда видно в виде мерцающего пятна. Кто-то из ребят там сейчас на дежурстве, ведь, несмотря на Власа и догадки, которые принесло его появление, мы решили не отступать от прежнего плана и продолжать защищать Огненные земли.

Нужно уметь правильно расставлять приоритеты. Чужие жизни дороже чужих секретов.

Я прикрываю глаза, полностью погружаясь в окружающий мир. Где-то вдалеке поют птицы. Ветер, шелестя, поднимает в воздух песочные вихри. Огонь в мышцах затухает так же быстро, как и приходит. Клятва восстанавливает моё тело раньше, чем я понимаю, что оно и правда чему-то научилось. С каждым подходом оружие всё ровнее и удобнее ложится в мою ладонь, с каждым ударом я всё меньше думаю и всё больше полагаюсь на рефлексы.

Я словно заново учусь кататься на велосипеде. Если бы это ещё временами не напоминало попытку оседлать Боинг.

Я закрываю глаза и чувствую, как «старая» жизнь оставляет меня, ускользая сквозь пальцы подобно песку. Метафорически, конечно. Прошло, кажется, всего ничего времени, а всё настолько переменилось, что сейчас, смотря в зеркало, я едва узнаю собственное отражение. Это не настолько физические изменения, насколько что-то внутреннее; раньше я лишь сияла, но теперь горю так ярко, что, если захочу, смогу сжечь дотла всё вокруг.

И самое странное, что я совсем не скучаю по прошлому: однообразному и поверхностному, пусть и заполненному людьми, которых я люблю. Да, они сделали меня тем, кто я есть, но только миру стражей удалось показать мне моё истинное предназначение.

— Слава? — зовёт кто-то.

Я, не открывая глаз и не оборачиваясь, узнаю по голосу Лису. А потому отвечаю:

— А?

— Мы хотим прогуляться до одного особенного места. Пойдёшь с нами?

Я открываю глаза, поднимаюсь на ноги. Лиса стоит ниже уровня моего выступа, а потому я вижу только верхнюю часть её тела, в частности, скрещенные на груди руки.

— Что за место? — уточняю я.

Лиса делает шаг в сторону, когда видит, что я собираюсь спрыгивать.

— Тебе понравится, — уверенно заявляет она вместо ответа.

И направляется к тем, кто ждёт нас внизу у домов.

Я иду следом. Вижу, что компания собралась совсем небольшая: Ваня, Зоул, Лукас и Лия, закрывающая спиной кого-то на камне. Когда она оборачивается на звук наших с Лисой шагов, я вижу Марка. Прижав ладонь к животу, он сидит, сгорбившись, и что-то рассказывает.

— Ты чего это? — восклицаю я, подбегая к Марку. — Как это?

Он улыбается. В этот раз не через силу.

— Спроси свою подругу, — говорит он мягко.

Не могу сдержаться: быстро обнимаю Марка за шею одной рукой, стараясь не причинить ему дискомфорта. Затем выпрямляюсь и гляжу на Лию.

— Что ты сделала?

— Немного поколдовала…

— Ей помог кое-кто из местных, — встревает Ваня.

— Почему они раньше не могли этого сделать?

Лия жмёт плечами. Вертится вокруг, проверяя, не подслушивает ли кто. Склоняется к моему лицу и шепчет:

— Они колдовали вместе со мной над защитой поселения только потому, что это было в их интересах. А Марк — наша забота. И они бы не стали лечить его бесплатно.

— И что они хотели получить взамен? — спрашиваю я, хмурясь.

Лия отмахивается, мол, цена ерундовая, даже в голову не бери. Я верю ей, ведь она не стала бы мне врать. Лия поправляет ворот рубашки Марка — ярко-жёлтой, принадлежащей миротворцам, — и я замечаю, что на её пальцах не осталось ни одного кольца, кроме того, что принадлежало бабушке.

А Лия ведь никогда их не снимает…

Поймав на себе мой внимательный взгляд, Лия качает головой, заранее предупреждая любые вопросы.

— Далеко идти? — спрашивает Ваня.

— Минут пятнадцать, — отвечает Лукас.

Он дёргает Зоула за футболку, когда тот едва не падает, соскочив с чего-то, что мне напоминает скейтборд. Я приглядываюсь. И правда обыкновенная деревянная доска на колёсиках с криво выцарапанной надписью на неизвестном мне языке.

— Эй, Зоул? — зову я.

Мальчишка поднимает на меня свои тёмно-красные глаза:

— Чего?

— Где доску достал?

— Папа подарил, — отвечает он. Поднимает доску с земли и протягивает мне. — Хочешь покататься?

Я качаю головой. Такой транспорт и я — не лучшая комбинация.

Лиса ведёт нас за собой. Мы огибаем горы и идём в сторону одного из поселений, которое посещаем только для дежурства. Оно на схематичной карте Татьяны помечено номером три, и сейчас там должны быть Саша с Лизой. Но на полпути к нему мы сворачиваем, сходя с грунтовой дороги. Первый же шаг — и кроссовок тонет в песке. Недолго думая, стаскиваю обувь и носки. Никогда не была на море, но сейчас, ступая по песку голыми ногами, представляю себя на пляже.

— Ты осторожней, — говорит идущий рядом Ваня. — Змей тут, конечно, нет, но в песке могут попадаться деревянные коряги.

— Буду смотреть под ноги, — отвечаю я.

Но гляжу на Ваню. Он щурится, когда очередной порыв ветра поднимает в воздух песочное облако и кидает его прямо нам в лица.

— Ты не связывалась с Дмитрием? — вдруг спрашивает он.

— А должна была?

С Дмитрием последний раз я виделась тогда на мосту, а вот с Даней созваниваюсь каждый день. Он умалчивает, чего ему стоят походы в штаб, как и не говорит, как ко всему этому относится мама. Вместо этого Даня посвящает меня в школьные дела и те простые человеческие будни, которые у него остались.

— Совет требует поднять научные записи Христофа и внимательно изучить их, — говорит Ваня спустя некоторое время, проведённое за пинанием песка у себя под ногами. — Возможно, это или подтвердит наши догадки или опровергнет их.

— А что будем делать, если ничего не найдётся?

— У нас всё ещё есть записка…

— Которая абсолютно ничего не значит, — напоминаю я.

Лиса доводит нас до конца холма. Остаётся только преодолеть последние метры — и мы на месте. Но я, забывая о разговоре с Ваней, замираю у края, и шагу больше не способная ступить.

Передо мной золотая водная гладь, тянущаяся далеко за горизонт. Её побережье поросло жёлто-красным ковром травы и пучками белых цветов, издалека напоминающих скопления зверюшек. Но самое захватывающее — это птицы фениксы, которых здесь бесчисленное количество.

— Нам точно можно здесь находиться? — спрашиваю я.

Это место напоминает святыню, посягать на которую будет преступлением. Но мне никто не отвечает. Я оглядываюсь и замечаю, что все ребята уже успели спуститься. Быстро нагоняю Лису и повторяю свой вопрос. Она глядит на меня сверху вниз, вопросительно выгнув бровь.

— А почему нет?

— И мы не нарушаем никаких священных границ, или что-то в этом роде?

— Здесь всего лишь живут фениксы. Такие же, как и я, только… — Лиса задумчиво осматривает местность. — Только они однажды умерли, а сейчас используют свой второй шанс.

Кажется, я понимаю, кого она так старательно выискивает взглядом.

— Твоя сестра тоже здесь? — спрашиваю я.

Лиса кивает. Рукой указывает в сторону, где берег соприкасается с водной гладью благодаря мощным и длинным веткам — когда-то наверняка принадлежащих красивым цветущим деревьям. Сейчас ветки усыпаны птицами.

По моему примеру, Лиса стаскивает босоножки и оставляет их рядом с моими кроссовками. Здесь, на пляже, песок не такой тёплый, как на той дороге, что нам пришлось прокладывать самим: наверняка виной всему отсутствие ветра.

Слышу в стороне какие-то восклицания и нехотя отвожу взгляд от горизонта. Предмет, вызвавший такую реакцию, вижу сразу. У животного, идущего вдоль берега, серебряная короткая шерсть, мощные лапы с чётким контуром мышц, вытянутая морда. На шее болтается чёрный шнурок, завязанный узлом наподобие галстука. Оранжевые глаза зверя, как два одиноких пламени, не отрываясь, следят за нами. Когда зверь проходит мимо, я задерживаю дыхание. На какую-то секунду мне чудится, что он может атаковать, посчитав меня за угрозу.

— Это Вуди, — говорит Лиса, когда зверь отворачивается. — Он охраняет край страны и заодно приглядывает за фениксами. Иногда они так и норовят сцепиться друг с другом в смертельной схватке.

— Кто он? — спрашиваю я. — Оборотень?

— Да. Платиновый лис. Правда, сейчас он, наверное, уже больше зверь, чем оборотень. Когда Лукас впервые привёл меня сюда, Вуди уже больше полусотни лет не трансформировался.

— Почему?

— Это был его выбор, — произносит кто-то с другой от меня стороны.

Из-за спины выходит Лукас. Голый по пояс, в одних только штанах, подкатанных до колен.

— Мама рассказывала, он был стражем. Как ты, — Лукас бросает на меня быстрый взгляд. — Защитником. Говорят, что-то с ним случилось… Что-то его сломало.

Я слежу за цепочкой оставленных на песке звериных следов, за тем, как медленно качается пушистый хвост Вуди, как он легко трясёт головой. После стольких лет, помнит ли он, каково это — быть человеком?

— Как долго живут оборотни?

— Если они ведут человеческую жизнь, то стареют лет на тридцать позже людей, — отвечает Лукас. — Отведённый таким, как Вуди, срок может исчисляться веками.

Его голос холодный и напряжённый. Существуя с фениксами бок о бок, я заметила, что они не очень любят демонстрировать эмоции: ни хорошие, ни плохие. Именно поэтому буйный Зоул вызывает на общем фоне настоящий диссонанс. Он словно единственный, кто по-настоящему понимает смысл слова «жить».

— Могу задать личный вопрос? — интересуюсь я, оборачиваясь через плечо и выискивая глазами Зоула.

Вот он, строит с Ваней что-то похожее на песочный замок.

— Конечно, — произносит Лиса.

— Кем был отец Зоула?

Такой юный, шустрый, с вечной улыбкой на лице, Зоул — будто призрак из прошлого: Кирилл и Даня в одной фигуре.

— Человеком, — отвечает Лиса. — И иногда мне кажется, что он был единственным мужчиной в жизни матери, которого она по-настоящему любила. * * *

Не утруждая себя тем, чтобы хотя бы приблизительно высчитать по разнице во времени который сейчас у нас час, Дмитрий взрывает звонком на наладонник комнату, где мы спим, в середине ночи. Ругаясь, на чём свет стоит, я накрываю лицо подушкой. Слышу чьи-то шаркающие по каменному полу шаги, щелчок зажигалки и едва различимый треск фитиля свечи в лампе. Затем стук чего-то упавшего.

Приглушённое хихиканье. В ответ неразборчивое ворчание. И наконец знакомый писк кнопки приёма связи.

— Капитан? Что-то случилось? — это Ваня.

Как он может звучать так бодро?

— Вы спите, что ли? — удивлённо спрашивает Дмитрий.

В голове рождается куча колких замечаний, но мне не то, чтобы поднять руку с подушкой — рот открыть лень.