Круглый стол на пятерых

— И все-таки ты будешь разводиться?

— Буду. Это не зависит от отношений с Тоней.

Карпухин хотел что-то возразить, но вдруг остановился и поправил очки. Великанов прошел несколько шагов, а когда оглянулся, увидел Виталия, пересекающего улицу. Карпухин помахал ему рукой.

— Гражданин в очках, — раздался голос милиционера, — вы неправильно переходите улицу!

Великанов видел, как гражданин Карпухин, к которому были обращены эти слова, снял очки и продолжал нарушать правила уличного движения. Потом он скрылся в толпе, а через несколько минут, когда Николай перешел на другую сторону, Виталий говорил с какой-то девушкой и сверкал очками.

— Это мой друг Николай Великанов, — представил он и, вздохнув, добавил: — С некоторых пор я боюсь говорить о своих друзьях слишком горячо.

Девушка смутилась, Николай едва расслышал ее имя:

— Ася…

— А мы разгоняем тоску, — объяснил Карпухин. — Заезжие да приезжие к забавам весьма привержены, — он внимательно посмотрел на нее.

— Я была в кино, — сказала Ася.

— Вы учитесь в техникуме? — спросил Николай, припоминая, как много и весело подтрунивал Глушко над Карпухиным, которому Андрей утер нос.

— Да.

— Ты, Коля, напрасно не пошел тогда к нам на вечер, — воодушевился Виталий. — Девушки были, как кондитерские изделия: сахарная белизна и шоколадный загар. Хочешь гусиную лапку, хочешь раковую шейку, — он посмотрел на Асю и, заподозрив, что сказал глупость, снова растерялся.

Заледенел, закостенел, что-то внутри застопорило, заклинило, остановилось, повернуло назад, в бегах засверкало пятками, любовь подобна столбняку — вверни в каку-нибудь строку.

— Как у вас тогда кончилось?.. — спросила она и, справедливая, как богиня, не нашла подходящего слова.

— Драка-то? — подсказал Виталий, как спасательного круга ожидавший реплики. — Прекрасно! В течение часа нас потом благодарила милиция. Очень вежливые люди.

— Вам куда? — До Великанова дошло, что они стоят уже достаточно долго.

Девушка кивнула в сторону Дома Советов. Они медленно пошли вверх по улице.

— Завтра у нас начинается практика, — нарушила Ася минутное молчание.

— Майна-вира, кладка, затяжка, стропильная нога? — перечислил Карпухин.

Ася улыбнулась. Стучали-тикали каблучки, похожие на секунды, которыми живет влюбленный мужчина. Стучали, отсчитывали время до той черты у какого-то дома, за которой ничто не будет радовать Виталия. Серая юбочка, проносилось в его голове, туфельки водоизмещением в наперсток — ты создана для шкатулочки!

— Вы на каком объекте? — поинтересовался Великанов.

— Жилой дом в 135-м квартале. Страшно, но самое главное, нам не повезло с руководителем.

— А кто?

— Преподаватель наш, Раевский такой…

— Борис? — удивился Николай.

— Вы его знаете?

— Так, по отрывочным рассказам…

— Инженер он знающий, по человек какой-то…

Великанов закурил на ходу. Студенты судят о своих преподавателях очень односторонне, но, наверное, та сторона, о которой они говорят, всегда соответствует истине.

— Мы посетим вас на лесах — пообещал Виталий и, чтобы не показаться навязчивым, добавил: — Когда приедет Андрей.

— Когда приедет? — удивилась Ася — Он еще не приехал?

Николай посмотрел на растерявшегося Карпухина, потом на Асю, у которой пальцы теребили сумочку. Если он что-нибудь понимает в человеческих отношениях, то, выходит, Андрей не все сказал Асе. Это как-то не вязалось с характером Золотарева. И еще ему подумалось, что у Андрея лицо, которое должно нравиться женщинам.

— Он обещал скоро вернуться, — сказал Великанов спокойно. Виталий поспешно поддакнул.

Они остановились у арки большого дома. Проходили торопливые люди, хлынувшие из кинотеатра. Карпухина толкали, он вежливо извинялся.

— Ну ладно, — вздохнула девушка. — Я к подруге. До свиданья!

Она кивнула им и скрылась в подъезде. Друзья пошли в сторону больницы.

Николай подхватил Виталия под руку и задумчиво сказал:

— Вот тебе тема для дискуссии: «Верите ли вы в любовь с первого взгляда?» Я понимаю Андрея. А ты о ней не думай.

Любовь рубает на скаку — понятно даже дураку, мелькнуло в голове Карпухина, но по другому поводу. Он вспомнил концерт гитаристов, грозу и буфет на вокзале.

— Ну и дурак я! — покачал он взъерошенной головой.

Среди нагревшихся за день зданий и пропыленных деревьев скверика, к которому они подходили, запахло теплой свежестью. У Дома Советов по асфальту разливались огни. Где-то впереди них шла поливочная машина.

Собственный стиль — это неумение

сказать так, как говорил автор,

которому ты подражаешь

Как я выгляжу? — спросил Глушко, надев новенькую шелковую майку.

— Я бы сказал, хорошо, — оглядел его Зарубин. Он пришел минуту назад и сидел за столом в своем потрепанном пиджаке. — Только вытащи из задних карманов бумажники.

— Разуй глаза, ясновидящий, — расхохотался Карпухин, — какие же это бумажники?

— А что?

Саша потрогал места, где люди побогаче, возможно, и носят деньги, и вздохнул:

— Эх, потолстел я! Надо бы начинать тренировки.

Дима взял со стола чайник.

— Между прочим, — сказал он в дверях, — я сейчас направил к нам в больницу ребенка с ущемленной грыжей. Тебя, Глушко, это не интересует?

— Интересует, — торопливо ответил тот. — Пойдем, Коля?

— А с какой стати ты смотрел ребенка? — спросил Великанов.

— Да так, пришлось… — уклонился от ответа Зарубин и вышел в коридор.

Саша быстро снял обновку. Карпухин сладко зевнул и продекламировал:

Чтобы с грязью покончить с маху,
тело чистым блюсти условясь, —
эх, хотя бы чистую майку
мне напялить на чистую совесть!

— Не получится из меня хирурга, — вздохнул он. — И поэта не получится. Мой собственный стиль ускользает от меня.

— Твоя поэзия, милый мой, — скрип начищенных башмаков в шумном городе, — откликнулся Великанов, — А собственный стиль — это неумение сказать так, как говорил автор, которому ты подражаешь.

— Ладно, — согласился покладистый Виталий, — я не многоженец, со мной моя подруга невропатология.

Друзья молча оделись. В наступившей тишине было слышно, как умывался Зарубин и как наливал в чайник воду. Сейчас будет добрый чаек с ломтиком свежего хлеба, а сверху колбаса, а сверху еще хлеб.

Карпухин заглянул в свою пустую тумбочку.