Ангелы плачут в июне

* * *

— Быстро, едем на улицу Садовую, это за поворотом, почти рядом с домом Никольского! — скомандовала я, стремительно заскочив в джип, и с силой захлопнув дверцу.

— Эй, полегче, машина новая! — возмутился Алан, но заметив выражение моего лица, осёкся. — Ты что-то узнала?

— Только у кого всё это время был халат, её нужно немедленно найти.

— Кого её?

— Бабу Варю. Лидия Фёдоровна дала её адрес.

— Баба Варя? Та, странная женщина с остановки? Ты же сказала, что она выбросила халат днём, за несколько часов до смерти Ларисы?

— Да, днём, только не девятнадцатого, а позже. Василису родители забрали вечером девятнадцатого из дома Маши, туда же за час до этого баба Варя принесла фонендоскоп и халат. Маша велела его выбросить, она и выбросила — на следующий день в больнице.

— Принесла вечером… это уже после…

— После смерти Ларисы, скорее всего.

Его серые глаза широко распахнулись, голос невольно дрогнул:

— И что, чёрт возьми, это значит?

— Не знаю. Давай спросим у неё. Садовая 15 если, конечно, она уже вернулась.

Она не вернулась — на наш долгий настойчивый стук в дверь и окно никто не отреагировал. Только соседка из ворот выглянула и сообщила, что дома никого нет, а хозяйка вернётся к вечеру. Мы отправились в Лесогорск и уже через двадцать минут остановились возле того самого четырёхэтажного дома, расположенного между магазином и клубом «Тайна».

— Она сказала — сестра живёт на третьем этаже, но в какой квартире? В каком подъезде?

— Их всего три, найдём.

— Как? Мы даже имени её не знаем? — ворчал Алан, входя в первый подъезд.

— Ты забыл про мою настырную интуицию — она подскажет. Это, кстати, не тот подъезд. Идём дальше.

Второй подъезд тридцатая квартира, запертая дверь, ощущение сильнейшего отчаяния, страха, боли и не звука за ней. Я изо всех сил заколотила в дверь и вдруг схватилась за горло, ощущение из транса вернулось — меня снова душили как Ларису.

— Что с тобой? — подоспел Войнич.

— Скорее, открой дверь! За ней происходит что-то ужасное!

— Как? Нельзя просто выбить чужую дверь, это преступление!

Мне становилось хуже — невидимая удавка на шее затягивалась всё туже.

— Пожалуйста, я не могу разорвать связь, — просипела я чужим голосом, оседая на пол возле стены.

— Чёрт! Да что происходит? — тревога в его голосе и взгляде сменилась страхом.

— Дверь, — прохрипела я из последних сил.

Он негромко выругался, оттащил меня в сторону, затем сквозь затуманенное сознание я услышала резкий грохот, странный шум, голоса, крики, и в мои лёгкие снова хлынул кислород.

Откашлявшись, я поднялась и вошла. Причина моей асфиксии обнаружилась в спальне. Там на полу, раскинув руки, будто птица в полёте, лежала невысокая темноволосая женщина лет пятидесяти с пустым взглядом голубых остекленевших глаз. А рядом тяжело дышащий Алан, удерживал бабу Варю, заломив ей руки за спину. Она, впрочем, даже не пыталась вырываться.

— Я не успел. Она её задушила, — сообщил он с горечью.

— Нет, я её спасла, — спокойно поправила женщина, и её круглое румяное лицо озарилось улыбкой Христа-спасителя, только что исцелившего лежащего при смерти больного. Улыбкой, от которой мне стало жутко.

Я бросилась к телу женщины и проверила пульс — на запястье он не прощупывался, а вот на сонных артериях ощущалась едва заметная пульсация.

— Она в коме, но ещё жива.

Я положила руки на грудь женщины и попыталась запустить её сердце. С третьей попытки это удалось. На бледных щеках появился лёгкий румянец, она сделала глубокий вдох, словно наглотавшийся воды утопающий, и стала кашлять совсем как я пару минут назад.

— Нет! Нет! Что ты наделала! — отчаянно вскрикнула баба Варя и стремительно бросилась к нам, но Алан её удержал.

— Что ты наделала! — всхлипнула она. — Ты её погубила!

— Это ваша сестра? Почему вы хотели её убить?

— Я её спасала!

— Как Ларису Малинину? — уточнила я.

Круглое лицо снова осветила вспышка умиротворения.

— Да, её и ту девушку возле клуба. Их я успела спасти, а вот Ирочку — дочку, нет, а теперь и Тонечка будет продолжать мучиться! Она и так настрадалась — это не правильно! — она забилась в руках Алана, как смертельно раненая птица, пойманная охотником в силки, ясные голубые глаза затянула пелена безумия. — Мама знала, она первой спаслась, мамочка всё знала!

— Да она чокнутая, — констатировал Алан, — вызывай своего лейтенанта и скорую — точка поставлена!