О дивный тленный мир
- Автор: Хейли Кэмпбелл
- Жанр: Научно-популярная литература
- Дата выхода: 2023
- Цикл: МИФ. Культура
Читать книгу "О дивный тленный мир"
Доктор Гор убежден, что по мере уменьшения важности религиозной компоненты похорон, которую отмечал и Рон Тройер, для скорбящих становится важнее тело умершего и, следовательно, бальзамировщик. «В самых распространенных религиях человек состоит как бы из двух частей: есть тело и есть душа. Если не веришь в духовное, остается только физическое, — поясняет он свою мысль. — Пока труп не похоронят, все еще есть чувство, что человек здесь, пусть и умер. Для тех, кто в этом нуждается, даже в “Часовне покоя” продолжаются какого-то рода отношения».
Умершие безопасны, гигиеничны, и с ними вполне можно находиться рядом вопреки тому, что заявляли Джессике Митфорд многие бальзамировщики. Доктор Гор ни на что подобное не намекает. По закону бальзамирование требуется только в том случае, если труп возвращают за границу и на этом настаивает страна-получатель. Однако доктор Гор уверен, что последний образ имеет значение. «Если ты живешь за рубежом и давно не видел мать — а похороны задерживают часто именно для того, чтобы успели съехаться близкие, — бывает очень важно провести с ней несколько мгновений».
«И ее последний образ будет не…»
«…Не таким удручающим. Реальность отвратительна. В этом есть некая ирония. Если начать говорить “Мы ничего не будем делать с трупом, она на самом деле выглядит
Я думаю об этом какое-то мгновение и пытаюсь представить, что хотела бы или ожидала бы увидеть сама. Тела в морге Поппи выглядели мертвыми, и это зрелище не показались мне особенно травмирующим, но ведь я не знала этих людей при жизни. Это интересно. Допустим, человек на твоих глазах медленно угасает, становится изможденным, меняется внешне. Можно ли стереть все это, если на какое-то мгновение увидеть его в гробу как живого? «Лично мне кажется, что честность обнадеживает, — возражаю я. — Я одна так считаю?»
«Ничуть. Тут вопрос в том, что у людей разные представления о том, что считать честностью и что — шокирующей реальностью, — терпеливо объясняет он. — Любопытно то, что мы сами сотворили этот непознанный мир. В кино мертвецов изображают живые актеры, прикидывающиеся мертвыми. Обычно покойники выглядят по-другому, но публика об этом не догадывается или не может этого осознать. В нашей стране уже примерно полтора столетия бальзамируют трупы. Немного поздновато говорить “Давайте с этим заканчивать. Пора вернуться к настоящим корням”».
Доктор Гор обещает связать меня со специалистом, который покажет процесс бальзамирования. Сам он теперь нечасто занимается трупами. Он — капитан этого корабля и должен больше следить за курсом. Я благодарю его и уверяю, что не стану делать из этого интервью очередной ужастик. Этого боятся почти все, с кем я беседовала, собирая материал для данной книги, и именно поэтому мне пришлось встать до зари и три часа ехать в этот приморский городок для разговора, который, как я подозреваю, был некой системой отбора. Мне потребовалось пять месяцев, чтобы встретиться с бальзамировщиком, и это можно понять: журналисты и редакторы с незапамятных времен используют людей, работающих с мертвыми, как источник дутых сенсаций. Мне самой много лет приходится отговаривать редакторов от клишированных украшений, «приглушенных тонов» и высоких мрачных гигантов, которые приветствуют вас в скрипящих дверях, подобно Ларчу, дворецкому семейки Аддамс. Однако Британский институт бальзамировщиков с радостью готов показывать этот процесс — не публике, но любому, кто им интересуется. Может быть, они не ждут от журналистов ничего хорошего, но они хотят просвещать, а я признательна и не настроена на конфликт.
«Давайте посмотрим правде в глаза, — заключает Гор, провожая меня к парадной двери. — Все мы создаем своего рода искусственный мир. Вы рисуете словами образы. Мы занимаемся драматургией похорон».
Месяц спустя я жду у черного хода другого похоронного бюро в южном Лондоне. Рольставни гаража открыты, внутри мерцают катафалки и лимузины. Мужчина в черном костюме сидит на складном стульчике и листает что-то в телефоне, у его ног играет радио. Молодая женщина с опрятно собранными волосами, в деловой юбке и толстых бежевых колготках, несмотря на потепление, курит, опершись на перила, и глядит в пространство. Между контейнерами для мусора появляется Кевин Синклер. Он не объявляет о моем приходе на стойке регистрации, а проводит прямиком через заднюю дверь. Ему чуть за пятьдесят, на нем заправленная в синие джинсы рубашка в сине-красную клетку и очки. Волосы уложены гелем. Он почти 30 лет работает профессиональным бальзамировщиком и половину карьеры преподает в собственной школе бальзамирования, хотя с виду больше похож на человека, с которым можно разделить пачку Scampi Fries в местном пабе, а не на того, кто покажет тебе, как обрабатывают труп.
Он на мгновение оставляет меня у деревянной арки, ведущей в «Часовню покоя». Рядом на двери туалета для персонала подмигивает мультяшный медведь и написано: «ЦЕЛЬСЯ КАК СЛЕДУЕТ!» За мной катят большой сосновый гроб. Он исчезает за створками дверей — там его задвинут обратно в холодильную камеру, и он будет лежать там до тех пор, пока его не заберет катафалк. В проезде к гаражу спорят двое сотрудников. Речь о какой-то семье, которая никак не платит за похороны. Вроде бы они увязли в бюрократическом аду и не могут утвердить завещание.
«Ему просто надо доказать, что семья платежеспособна».
«
Это деловая часть. Беспокойные голоса слышны только у черного хода во время перерыва. В самом офисе, там, куда приходят близкие, в ковре тонут даже звуки собственных шагов.
Кевин рукой приглашает меня в подготовительную комнату и знакомит с Софи, своей воспитанницей. Она будет работать, а мы — смотреть. Сейчас у него учатся в основном женщины. Софи немного нервничает, что я буду присутствовать во время процедуры. Она стеснительно улыбается и машет, между рукавом ее пурпурного халата и краем нитриловых перчаток мелькают цветные татуировки. Потом она поворачивается обратно к трупу, который лежит между нами. Мужчина умер три недели назад от рака. Он вытянутый и бледный, хотя в последние несколько дней начал появляться зеленоватый оттенок. От лобка по животу веером расходятся аккуратные темные лобковые волосы.
Все утро Софи занималась тем же, чем мы в морге у Поппи: снимала с трупа трубки и браслеты с больничными номерами, мыла и сушила феном волосы, которые теперь кажутся мягкими и пушистыми. Но одевать труп еще рано. Она уже положила ему под веки специальные пластмассовые колпачки — маленькие выпуклые предметы, которые позволяют создать иллюзию, будто глаза не впали. Когда Мо из Kenyon объяснял, почему нельзя полагаться на визуальное опознание, он имел в виду именно такие вещи: мы инстинктивно смотрим в глаза близкого, а у мертвого они не такие, какими мы их помним. У Адама, которого я одевала перед помещением в гроб, глаза были похожи на устриц. Здесь они выглядят живыми, но спящими. Именно такие нужны Нику, когда он приходит делать слепок лица для маски. Если из-за биологии или глазных колпачков этот эффект утрачен, ему надо будет его воспроизвести.
Софи закрепляет челюсть, чтобы рот не раскрывался. Это кропотливая и инвазивная процедура, при которой бальзамировщик должен работать с трупом лицом к лицу. Описать ее еще сложнее. Она широко, насколько это возможно, раскрывает умершему рот, наклоняет ему голову и продевает под язык, за нижними зубами, большую изогнутую иглу с хирургической нитью, проталкивая ее сквозь плоть до тех пор, пока она не выходит под подбородком. Потом она вставляет иглу в то же отверстие, но на этот раз направляет ее так, чтобы она вышла под нижней губой — должна получиться петля вокруг дугообразной передней части челюстной кости. Нить надо как следует натянуть, чтобы зафиксировать нижнюю челюсть, — некоторое время она будет крепиться к верхней. Потом иглу продевают за верхней губой в левую ноздрю, протыкают ей носовую перегородку и снова выводят за верхней губой. Софи туго натягивает нить — челюсть закрывается, и девушка связывает концы и заправляет их под губы мужчины. Если не знать, что следы надо искать прямо под подбородком, снаружи вообще ничего не заметно.
Со стороны все это не страшно и не вызывает отвращения, хотя мысль о том, что мне закроют рот, зашьют его, сделают немой, ужасает. Если бы этот мужчина был жив, это была бы пытка, были бы приглушенные крики. Заглядывая Софи через плечо, я не могу удержаться от странных движений челюстями. Мне как будто хочется доказать самой себе, что человек на столе — это не я. Конечно, ему никогда уже не пользоваться своим ртом и не говорить своим голосом, но то, что он лежит здесь, обмякший и не сопротивляющийся, кажется мне трогательным и печальным. С мертвым человеком можно совершить все что угодно, и здесь просто пытаются сделать его похожим на самого себя.
Мы с Кевином стоим теперь по другую сторону комнаты, чтобы не мешать Софи, и опираемся на стальную скамью, заваленную бумажными полотенцами и пластиковыми трубками уже использованных рулонов. Окон в помещении нет. В этом ярко-белом ящике ты отрезан от внешнего мира, герметично запечатан в мире собственном. Зимой, когда работы особенно много, бальзамировщикам приходится приходить в четыре утра и задерживаться до десяти вечера; и пока руки заняты, у них есть только радио, а о погоде приходится судить по одежде доставщиков.
Я пока не вижу жидкость для бальзамирования, но уже чувствую ее запах. Он чужой, но все-таки знакомый, какое-то сочетание школьной биологической лаборатории и острого аромата лака для ногтей. Чем дальше, тем он будет сильнее. Потом я приду домой и замечу, что джинсы впитали его до такой степени, что он наполняет всю комнату. Кевин объясняет, что испаряющийся формальдегид, содержащийся в жидкости, тяжелее воздуха (я киваю, об этом мне рассказывал Терри в анатомической лаборатории Клиники Мейо, когда хвастался вентиляцией на уровне пола). В старых помещениях для бальзамирования воздушные фильтры делали высоко на стенах: о здоровье и безопасности тогда заботились меньше и считалось, что все пар
«Есть три причины бальзамировать трупы, — говорит Кевин, возвращаясь к лежащему перед нами телу и загибая пальцы, как преподаватель. — Гигиена, внешний вид, хранение. В данный момент Софи просто возвращает черты лица — надо, чтобы человек выглядел так, как должен выглядеть в нашем представлении. Мы его не знаем, неизвестно, как он себя держал, поэтому обычно ориентируемся на подсказки». Я интересуюсь, есть ли у них фотографии для сравнения. «Иногда бывают, но обычно приходится смотреть на покойного и угадывать. Фотографии есть, когда надо сделать какую-нибудь реконструкцию. По ним можно что-то измерить и определить оттенок кожи». Потом он расскажет, как складывал «пазл» из осколков черепа, соединяя кусочки проволокой. Тот мужчина решил показать, какой он смелый, и погиб под поездом на глазах двоих маленьких сыновей. По словам Кевина, лучше не судить о людях по тому, как они умерли, но иногда сложно удержаться.