Царство сумеречных роз

Глава 9. Полевые цветы

В помещении заброшенного театра холодно до дрожи в коленях, но воздух всё равно затхлый, мерзкий на вкус. Здесь всё наполнено тихим шёпотом, движениями в полумраке, свистом и прикосновениями прижатых друг к другу тел. Сквозят заколоченные окна, сквозь доски пробивается заунывная мелодия ветра, и хочется закрыться в кокон, свернуться калачиком и дышать через раз.

Только музыка оставляет нас на местах. Только она удерживает внимание от сосущего под ложечкой голода, что врывается в мысли с каждым особенно сильным тактом. Только чудесная мелодия вдохновляет и заставляет биться наши сердца в унисон, предвосхищая застарелые склоки и обиды.

Скрипач, взобравшись на сцене на старые деревянные поддоны и коробки, виртуозно водил смычком по струнам, возвышаясь над залом, как волшебная птица, расправившая музыкальные крылья, отдающая всю себя музыке. Тревожной, забитой надрывными нотами и печальными переливами, мелодии.

Он не стремился поразить нас особым ритмом, не жаждал покорить, как когда-то покорил приёмную комиссию консерватории, мастерством такта и силой своего таланта, нет, он одаривал нас своими хрустальными слезами, печалью, рвущейся из воспоминаний о прошлом, которого не было и никогда не будет.

Кеша мог стать блистательным музыкантом, с триумфом подняться на пьедестал симфонического оркестра и войти в историю как первая скрипка, как новый Моцарт, Бетховен или Шопен. Он мог стать великим. А вместо этого Шестиугольник распял его на дыбе, срезал клановую татуировку с шеи, бросив подыхать в сточную канаву.

Всё за нарушение Вуали. За саму мысль, надежду выйти из тени и показаться людям. Он мечтал творить и дарить свою музыку, а вместо этого оказался нищим и голодным. Его приютила стая диких, научила как убивать и питаться падшей плотью. Ожесточилось прекрасное сердце, но даже жестокость не смогла отнять у него музыку.

Но отняла душу. Как и у всех, кто его слушал.

Мелодия смолкла на самой верхней, надрывной ноте и пустой зал погрузился в напряжённую тишину. Заворочались дикие, недовольно свистя и хрипя, пробуждаясь от спячки. Что-то сбило их музыканта, его потревожили извне.

Раздался громкий, детский плач. Ребёнок, сидящий на цепи, почувствовал перемену и завопил, кусая маленькими клыками нижнюю губу. Дети в этом гнезде часто гибли от голода, а ещё чаще сбегали, чем подставляли семью, вот и сажали их на цепь, игнорируя острую потребность в пище. Что поделать – выживают самые стойкие.

Но не в этот раз.

Грохнули выстрелы, пробивая стёкла вместе с деревянными заслонами, в помещение полетели гранаты, начинённые едким, опасным дымом. Поднялась паника: вампиры бросились кто куда – их часовые мертвы, вожак удрал первым, а значит каждый сам за себя.

Меня приняли в стаю только потому, что я привела их в заброшенный театр, ставший домом для диких на целый спокойный месяц. Им было невдомёк, что здание подобрал Ян, заранее спланировав и мой путь отхода, и само нападение охотников, работающих на соррентийский клан.

Из-за дыма я почти ослепла, видя только то, что происходило на сцене, а вот путь к оркестровой яме потерялся, и приходилось двигаться наощупь. Краем глаза вижу, с какой ожесточённостью скрипач дерётся с превосходящими силами стражи, хотя в руках у него только смычок и драгоценная скрипка. Именно она и погубила несчастного паренька: оберегая инструмент, он пропустил атаку сзади, и черноволосая девица с неестественно длинной челюстью проткнула его ножом, а её татуированный напарник отрубил вампиру голову.

Сердце пропустило удар, и я почти забыла, куда пыталась доползти. Этого просто не может быть, так что, наверное, я ошиблась. Здесь темно, холодно и очень громко.

Я не успела запутаться в собственных мыслях, как меня атаковали. Закрутившись волчком, от боли в плече, я дёрнулась в сторону, выхватывая из дыма попавшую под руку вампиршу и бросая в напавших на меня охотников. Что сказать, симпатии к сотоваркам я не испытывала, так что резво устремилась вперёд, перелетая через театральные кресла, стараясь не свалиться, когда они рушились подо мной, и пытаясь хоть что-то разглядеть в дымной тьме, от которой так сильно резало во рту.

Что-то больно чиркнуло по другому плечу, и я уклонилась, переворачиваясь в воздухе, как акробатка, а потом и вовсе рухнула на пол, ползком добираясь до ямы, в которую неграциозно свалилась, при этом приземляясь на все четыре лапы. Сверху с раскатистым грохотом обвалилась то ли крыша, то ли люстра, то ли ещё что-то, в ответ зазвучали пронзительные голоса, и я будто не внизу находилась, а всё ещё там, прямо в гнезде, среди дезориентированных вампиров, отчаянно пытающихся вырваться из круговой атаки охотников.

Они куражились. Вампиры-охотники и дубрава вместе с ними. Им нравилось играть с напуганными дикарями. Отчасти, я понимала почему. Пробыв в гнезде месяц, я сама была готова истребить паскуд за всё то, что они творили. Став дампиром, я не утратила границы морали. Просто передвинула их.

Продолжая копошиться во тьме, наощупь отыскала нужное углубление. Резко крякнула фанерная доска, отклоняясь назад и показывая спрятанный лаз. Нырнув туда рыбкой, аккуратно приделала дощечку обратно. А потом поползла вниз, боками стараясь не задеть торчащие углы арматуры, и не думая, в какую гадость только что влезла рукой. Ползла как маленький, незаметный ужик, особо оберегая плечи – мои раны быстро затягиваются, но не так, как в фильмах.

Да и слабее я оказалась, чем полноценный вампир. И пахну иначе. Дикари сожрали бы, если бы не клыки и специфические глазки. Я – само очарование, когда надо, так что списали на фиговое питание и экологию. Даже вампиры мутируют от того, что происходит на планете. Я отлично вписалась в повестку!

Я всё больше удалялась от выстрелов и криков умирающих. Это было жирное, полноценное гнездо, выведенное тремя опытными самками, придумавшими удачную схему кормёжки с использованием современных технологий. Однако ничто не вечно под луной. И дикари, разбивавшие сердца несчастным пользователям сайтов знакомств, получили по заслугам.

Мой путь окончился дырой в потолке. Схватившись за какую-то трубу, я аккуратно спрыгнула на пол подземного этажа театра. Под зданием проходили линии метро, сплетённые с канализацией и ливневыми стоками, но, чтобы добраться туда, необходимо пройти весь этаж до технической комнаты с вентиляцией.

Здесь царила абсолютная тишина и непроглядная темнота, так что я порадовалась вампирскому зрению. Вернее эхолокации. Сейчас этот навык особо кстати, хоть немного и сбоил: длительная диета под прицелом не шибко дружелюбных дикарей сделал меня вялой и глупой. В каждую, даже самую мимолётную мысль, вплетался привкус крови. Жажда глушила всё прочее, намекая, как было бы здорово оторваться и съесть какого-нибудь бедолагу. Нычки с кровью, оставленные Яном, плохо помогали контролировать себя. Если бы охотники не напали сегодня, не знаю, сколько ещё бы я продержалась.

Вообще, с тех пор как Ян трансформировал меня в дампира, чувство голода навеки поселилось внутри меня. Он говорил, что к этому можно привыкнуть. Найти баланс, ведь если слишком часто питаться, то будет хотеться ещё больше. А там начнутся внешние изменения и недалёк тот момент, когда станешь настоящим графом Орлоком.

Забавно то, что, если питаться плохо, произойдут те же изменения, только сознание ещё утратишь, и станешь не просто диким вампиром, а настоящим животным.

Словом, минусы вампиров вполне сочетались с плюсами.

Я резко пригнулась, когда что-то грохнулось как будто совсем рядом, оглушив лязганьем и каким-то присвистом и даже утробным стоном. Прислонившись к стене, пытаясь слиться с ней, прислушалась, пытаясь понять, что это было. Но стало тихо. Так тихо, что даже страшно. Разом вылетели из головы уроки Яна, и я оглохла и ослепла, утратив понимание, где нахожусь. Даже задышала совсем как человек, а к горло подступил приступ паники.

И чему меня только учили на Псарне? Кажется, я совсем всё забыла.

Прошли томительные минуты, а может часы, прежде чем успокоилась и сосредоточилась. Убедившись, что рядом никого нет, я отлипла от стены и, крадучись, двинулась вперёд. Но вот когда до заветной дверцы оставалось всего ничего, что-то обрушилось на меня сзади, петля обхватила шею, опрокинув на спину, а потом меня потащили как какой-то кулёк с мяском, несмотря на мои отчаянные попытки скинуть удавку и вырваться, и тащили до самой лестницы, а потом подняли, поволокли, сбивая прутья перил и ударяя о каждый выступ, а после кинули на пол под перекрёстным светом.

– И кого это мы тут поймали? Дезертира? Бросила свою стаю? Как не стыдно! Как пировать над глупыми подростками – так все вместе, а выживать – поодиночке? – раздался сверху укоризненный женский голос. Удавка спала, а я оказалась на четвереньках с приставленным к шее лезвием длинного ножа. – Какая странная шавка, вы посмотрите! Худосочная. Мелкая. Что, последней к кормушке вставала? – с патетичной жалостью продолжила незнакомка, оказавшаяся той самой, что убила скрипача. В её глазах так и плясали огоньки торжества, а крылья носа раздувались от обилия крови. Тот же запах пьянил и меня, заполняя рот вязкой слюной.

А брюнетка была что надо. Вся затянутая в кожу, с глубоким декольте-треугольником и воротником на горле, прикрытым металлическим чокером, чтобы уберечь от вампирских зубов. Пухлые губы, голубые, крупные глаза и симпатичный шрам под нижним веком. Она казалась весёлой стервой, из тех, что любит покуражиться. Правда сейчас вампирша пылала горячкой бойни. Огнём. Покрытая кровью, настоящая валькирия, готовая вынести последний приговор.

– От суда и мышка не сбежит, не стоило и пытаться! – донёсся голос позади.

Прижатое к шее лезвие больно обожгло, когда я дёрнулась, и кровь потекла за шиворот старой кожанки. Упрямо мотнув подбородком, с вызовом уставилась на вампиршу.

– В соответствии со статьёй… бла-бла, именем Шестиугольника силы, по праву Коперника, бла-бла-бла… выносим тебе смертный приговор с немедленным исполнением, – лениво заключила черноволосая.

Ей было абсолютно всё равно, что говорить и как. Протокол, который дубравы заучивали как отче наш, кощунственно звучал из уст вампира, которой было наплевать на правила и законы кроме тех, что устанавливал Хозяин её клана.

– Что и последнего слова лишишь? – дерзко ответила ей, запрокидывая голову.

Вокруг меня сгрудилось три вампира и два охотника, последние удивлённо переглянулись. Нечасто дикие способны говорить внятно, особенно после уничтожения их гнезда. А вампиры только гадливо поглядывали, испытывая презрение к той, что никогда не имела защиты и была рождена в «грязи». Именно так клановцы воспринимают диких. Как грызунов, которых следует изничтожать на своей территории.

Им непонять, что такое голод. Клановым вампирам кровь приносят в бокалах и кубках, а то и по-современному по трубкам пускают в вены, как каким-то рок-звёздам. Они держат собственные станции крови, везде рекламируя важность донорства. Людишки и не подозревают, кому отдают свою кровь.