Солдат

— А я из Рязани, — откликнулась девушка. — Детдомовская я. — Она немного помолчала, а потом с надеждой поинтересовалась: — Ну и что будем делать дальше? К своим будем пробиваться?

Прозвучало это так, словно Маша была полностью уверена в своем спутнике.

— К своим… — после недолгой паузы, тихо ответил Ваня и задумчиво поинтересовался сам у себя. — Вот только, где они, эти свои?

— На севере, — охотно подсказала военфельдшер и ткнула рукой туда, откуда доносилась глухая канонада, не стихающая целый день. — Вон там, наверное.

Иван глянул в ту сторону и про себя выругался. Ни к своим ни к чужим идти не хотелось, а хотелось домой, в свое время. Где для начала сбросить ненавистные сапоги, вымыться до скрипа, а потом, заскочить к своим приятелям по политическим увлечениям и переломать им все ребра. И руки с ногами тоже.

— Ой, совсем забыла… — спохватилась девушка. — Давай я рану тебе обработаю.

— Подожди… — Иван отстранил ее руку и полез в ранец доставать немецкую аптечку, которую нашел в бронетранспортере.

При виде мелькнувшей в ранце консервной банки, военфельдшер судорожно сглотнула.

— Сколько не ела? — Ваня заглянул в голодные глаза девушки и принялся доставать продукты. — Ешь давай, потом перевяжешь.

— Три дня… — едва слышно ответила Маша, взяла в руки плитку шоколада и беззвучно заплакала.

— Блядь… — в голос ругнулся Ваня и грубо добавил. — Хватит выть. Все будет хорошо. Ешь, только понемножку. — Потом сам разорвал упаковку галет и дал одну девушке в руку. — Съешь только это, только побольше водой запивай. И еще кусочек шоколада. Больше нельзя пока.

— Я знаю, спасибо… — вежливо поблагодарила Маша, но есть так и не начала.

— Что? — возмутился Иван, но потом сообразил в чем дело и отвернулся. — Теперь ешь, я смотреть не буду.

Сам тоже съел всего одну галету и квадратик шоколада, хотя есть по-прежнему не хотелось.

Пока ели, начало темнеть. Ваня начал выбирать место посуше для ночлега, возле болота везде под ногами хлюпала вода. И уже через несколько десятков метров наткнулся на еще одну лесную дорогу, мощеную почерневшими от времени бревнами.

На бревнах отчетливо просматривались свежие следы гусениц. Сначала Ваня хотел уйти от этих следов куда подальше, но потом, из любопытства, пошел по ним и набрел уже на сам танк. Самый настоящий, с виду абсолютно целый, правда совсем небольшой размерами, да и торчавшая из маленькой башни пушка походила скорей на ручку швабры, а не настоящую пушку.

Люки были открыты, но людей вокруг не наблюдалась.

«Т-60, легкий советский танк…», — машинально определил про себя Иван и немедля стартанул в кусты.

Военфельдшер Курицына метнулась за ним следом, но сразу высунула голову из жимолости и гордо заявила:

— Это наш. Только забыла, как называется. Идем, посмотрим?

— Сиди здесь… — Ваня отдернул ее за ремень назад, перекинул свой автомат вперед и, сделав широкую дугу по лесу, перебежал к танку.

Инстинкт самосохранения трубил тревогу, но его совершенно забивал странный азарт. Иван неожиданно понял, что получает странное удовольствие от своих действий. Он даже почувствовал себя настоящим солдатом в разведке.

Высунув ствол автомата из-за дерева, Ваня немного понаблюдал за танком, а потом, наконец, решившись, вышел на дорогу, заглянул в кормовой люк и тихо поинтересовался:

— Есть кто живой?

Ответа не последовало.

На стук автоматом по броне тоже никто не откликнулся.

Иван еще подождал немного и махнул рукой Маше.

— Здесь никого нет.

Военфельдшер подбежала, опасливо прикоснулась к броне и обрадованно заявила.

— А он теплый! Может в нем заночуем? Холодно же…

Несмотря на теплую пору, в лесу к вечеру действительно сильно похолодало. Военфельдшер Курицына отчетливо постукивала зубами, да и самого Ивана то и дело пробивал озноб.

Ночевать на сырой земле не улыбалось.

Ваня немного подумал и согласно кивнул. Немцы ночью вряд ли будут шастать по болоту, а рано утром можно опять свалить в лес. А чтобы зверье не забралось, надо просто задраить люки.

Курицыну уговаривать не пришлось, она мигом ловко забралась внутрь машины. Ваня пока лез здорово ушиб локоть, но от ругательств воздержался, чтобы не позорится перед девчонкой. Машу он воспринимал именно как девчонку, а не как офицера.

В танке сильно пахло маслом и бензином, но, несмотря на запах, внутри оказалось неожиданно уютно, хотя и очень тесно.

Покрутив головой, Иван нашел панель с тумблерами, по наитию поклацал ими и неожиданно включил внутри свет.

Как выяснилось, экипаж бросил машину с боекомплектом. Под казенной частью пушки в коробе поблескивали снаряды в ленте, а в пулемет был вставлен диск.

Над причинами, почему они так поступили, Ваня не стал задумываться. Всякое в жизни случается. Может сломался или бензин закончился, мало ли чего.

Пошарив еще немного в танке, Иван нашел замасленную телогрейку и сунул ее Маше, устроившейся в кресле механика-водителя. А сам втиснулся в жутко неудобное командирское сиденье в башне.

«Гребаная конструкция… — матерился он, пытаясь устроиться поудобней. — Ни себе ни людям. Неужели нельзя было придумать чего поудобней. И попросторней, мать ее. Как в этой заразе люди воевали? Небось присутствует только кондер, а климат-контроля и в помине нет…»

Через несколько минут он все-таки устроился и, уткнувшись лбом в резиновый валик на прицеле пушки, начал потихоньку дремать.

— У тебя есть кто-нибудь? — неожиданно поинтересовалась Маша сонным голосом. — Ну… ждет тебя кто-нибудь с войны?

— Нет, — честно ответил Иван. Длительными связями с дамским полом он никогда себя не утруждал и больше всего на свете ценил свою личную свободу. Потусить, потрахаться, смотаться куда на курорт — одно дело, жить вместе — ну уж нет. Опять же, спорт почти не оставлял личного времени.

— И у меня нет… — призналась военфельдшер Курицына и уже через пару секунд тихо засопела.

Ваня вздохнул, попробовал подумать о своем будущем в Советском Союзе образца тысяча девятьсот сорок второго года, но тут же выбросил дурные мысли из головы. Даже по начальным прикидкам — ничего хорошего не светило.

«Что я им скажу полезного? — подавленно думал он. — Ни хера же не знаю. А если начну плести о современной политической ситуации в мире и в стране — хер поверят, да еще в психушку упекут, как умалишенного. Прав был Жан Жаныч, лучше молчать в тряпочку…».

В общем, идея сдаться властям и признаться в своем попаданчестве не выдерживала никакой критики.

Науками он всю свою сознательную жизнь показательно пренебрегал, никакой полезной специальности не приобрел. Особыми познаниями в истории тоже не обладал. А точнее, вовсе не обладал.

«Выжить сначала надо, дебил…» — зло обругал он сам себя, попробовал штурвалы вертикальной и горизонтальной наводки пушки, покрутил башней танка и неожиданно заснул.

Снилась Ивану Маша танцующая на столике, но не военфельдшер Курицына, а модель известного парижского агентства, с которой он одно время встречался. Веселая, падкая на деньги, развратная и до нельзя умелая в делах любви девица. Вот только вместо нарядов от кутюр, она почему-то была одета в военную советскую форму времен Великой отечественной.

А проснулся Ваня от немецкой речи совсем рядом…