Идите и убивайте!

23 мая 202… года. Греция, Афины

Из Салоник в Афине мне удалось попасть только на следующий день, поездом. По пути, обратил внимание, что сотворили с электричкой — чуть ли не половина стекол перебита. Везде баллончик — знаки футбольных контор, нацистские лозунги…

В Афинах — на выходе из вокзала патрули жандармерии, с оружием. Проверяют документы. Я вместе с паспортом подал пропуск, который мне выписали в Салониках. Удивились — но пропустили без вопросов.

Водитель такси — как водится, знал все.

— Вы русский, да? В недоброе время приехали…

— Сильно громили?

— На Омонии ни одного целого стекла не осталось.

— А чего началось то?

Водитель вздохнул

— Да то ли наши провокацию сделали, то ли ихние. А знаете, с чего на самом деле все началось?

…

— С того, что раньше вот у вас был Советский Союз, наши деляги и боялись, что рабочий народ на улицу выйдет. Зарплаты нам поднимали. А сейчас нет СССР — и не боится, никто и ничего.

…

— Вот я. У меня четверо детей. Двое уехали. У одного нет работы. И я знаю, что вот я — таксист, кручу баранку. Двадцать с лишним лет уже за рулем, город как собственный сортир знаю. Но ни один из моих детей — таксистом уже не станет. А скоро с этими уберами — и мне работы не будет. И как жить, на чем? Люди будущего не видят. Потому и громят. На улицах — молодежь одна, какое у них будущее… никакого.

…

Российское посольство — красовалось оскорбительными граффити на всю стену и обожженными воротами. То есть, и поджечь пытались, да не получилось. У посольства был усиленный моторизованный пост жандармерии, пропускали только по российскому паспорту или если кто-то выходил встречать.

Посол, Никита Игоревич Рузский — был явно не в себе от произошедшего

— Подъехали на машинах, мы едва успели закрыться. Бросили бутылку с зажигательной смесью, лезли на стены. Когда жандармерия подъехали — только тогда убежали. В жизни такого не было

Эх, Никита Игоревич, не знаете вы историю. После Цусимы — не было страны, которая бы больше радовалась разгрому русской эскадры, чем Греция. Причина в том, что на изломе прошлого и позапрошлого века греки подняли восстание и ждали, пока Россия придет на помощь, напав на Османскую Империю. Николай не стал этого делать, и греки Россию возненавидели. Хотя мы не просили их восставать и помощи не обещали.

Эта история — вероятно, тоже повлияла на Николая II, когда он роковым августом 1914 года принимал роковое для себя, для своей семьи и для всей страны решение. Помочь Сербии, даже несмотря на ее далеко не безупречное поведение. Или отказать в помощи — и получить в ответ еще одну православную страну, где ненавидят русских, и попрощаться со всеми нашими позициями на Балканах, которые мы нарабатывали лет пятьдесят.

Все в этом мире взаимосвязано.

— Это напоминание о себе, со стороны известного нам человека. Но дело не в этом. Вам известен человек по фамилии Козлакис?

— Алексея Дмитриевича, очевидно, имеете в виду? Известен, как же. Адвокат, известный человек в общине. Иконы афонским монастырям жертвовал.

— Не ворованные, случайно?

— Просите?

— Иконы? Не ворованные? Он трижды условно судим.

— Алексей Дмитриевич?!

— Он самый. Греческая полиция объявила его в розыск. За рабскую эксплуатацию. И другого чего наберется.

…

— Если он позвонит вам или кому-то в посольстве — дайте знать.

По пути в министерство — мне пришло в голову еще кое-что, я позвонил в Москву человеку, который занимался клюквенниками[18] и кое-что выяснил.

Скорее всего, так оно и есть.

— Козлакис, случайно иконами и церковной утварью тут не торговал? — спросил я, когда мы оказались у Димитриса в кабинете

— Да, торговал — ответил он — а что? У него в офисе были, и как сказала его ассистентка, он торговал именно церковными принадлежностями

— Проверь, через таможню, он импортировал через вот эти фирмы? Как он декларировал церковную утварь?

Я дал список

— А что?

— Проверь, тут есть тема.

— Какая?

— Если совпадет, скажу. А если нет, то и говорить не о чем.

— Хорошо — не стал спорить Димитрис — кстати, данные с Интерпола пришли.

…

— Твой снайпер — гражданин России.

— Который из двух?

— Тот, что ты на горе взял.

— Здорово.

…

— Так мы и со всей преступностью справимся. Со вторым — что? Кто с ним работает?

Димитрис вздохнул

— Патологоанатом.

Черт…

— Убили? Когда?

— Умер, вчера в больнице. Подозревают отравление…

…

Первый стрелок, которого я взял — тот, что подстрелил Холодовского — прожил недолго, и с ним ушла последняя надежда привлечь заказчика или хотя бы выйти на посредника, который передал заказ убрать Холодовского. Мы ведь можем знать все что угодно — но нужны доказательства, свидетельские показания — без этого любой преступник будет нагло улыбаться тебе в лицо, и хрен ты его на зону приземлишь. Но вот тут-то, когда казалось, что все, беспросветная ж… — судьба подбросила мне неслабый козырь в виде Сереги Миленкова, девяностого первого года рождения, уроженца города Кирова — областного. Мало того, что он был гражданином России, тут и выдумывать ничего не надо было. В России он находился в розыске за двойное убийство. По данным Центральной картотеки — неонацист.

И раз он гражданин России — значит, я могу с ним поговорить по душам.

…

В центральной тюрьме — тоже были видны меры усиленной охраны — по-гречески, конечно. Белые полотенца из окон — как символ капитуляции — и черные мазки на стенах. Даже тут — жгли.

Привели мне в допросную задержанного — я впервые смог его рассмотреть. Молодой. Накачанный — для стрелков это не совсем характерно. В качалку ходил?

— Ну, здравствуй, Сергей. Русский не забыл еще?

Задержанный ничего не ответил, только зло посмотрел на меня

— Чемодан собрал?

…

— Поедем в Россию. Ты там, в розыске за двойное убийство, не забыл? Двойное с отягчающими — это уже плохо. А если прокурор скажет на суде, что ты член батальона Айдар и воевал на Украине — Черный Дельфин светит тебе ярким светом. Или Полярная сова. Что выбираешь?

…

— Давай с самого начала. Уродился ты в городе Кирове. В неплохой семье, полной — мама, папа были. Что заставило тебя стать фашистом?

…

— Думаешь, я не знаю, что кировские футбольные фанаты стали сторонниками Украины? Что на трибунах орут «Слава Украине — Героям слава!». Кто руку приложил?

Снайпер окинул меня взглядом и процедил

— Не старайся, мусор.

— В зоне тебя опустят. Или порежут, когда узнают, кто ты. Зэки, знаешь ли, тоже не чужды чувству патриотизма. Договорюсь я с прокурором — и вместо Черного дельфина поедешь на мордовскую крытую, откуда живым уже не выйдешь. Сокамерники в параше утопят. Или девочкой станешь.

— Пошел ты.

— Не хами. И много о себе не думай. Я, знаешь ли, никаких иллюзий в отношении тебя не испытываю. Твою страничку видел. Ты там видео запостил как ты котенка режешь. Это мы тоже судье покажем.

…

— Снайперскую винтовку тебе кто дал? Фотик?

Среагировал

— Кто автор беспорядков?

…

— К чему вы готовились? Где намечены новые акции?

…

— Думай, козлина. И хорошо думай. Здесь тебе не там. Колись на то, что ты тут сделал, сдавай своих подельников — хохлов. Которые с тобой на разборку выезжали. Они тебе не братья. Потом — пойдешь по местному делу как участник массовых беспорядков. Я про документы об экстрадиции забуду. Отстоишь срок на одной ноге — и не в Мордовии. Здесь. Здесь теплее. И сыр с оливками на завтрак вместо баланды.

…

— А если нет, поедешь сучара в Россию. И там тебя грузанут по полной. Молись за двадцать лет как та ворона, понял?

…

— С..а ты фашистская. Твой дед с фашистами сражался — а ты фашистом стал, падаль. Растерзал бы тебя, своими бы руками — да нужен ты мне. Поэтому думай. Падла. Пока есть еще время. Думай…

Миленков — или как я для себя его окрестил, Серега-фашист — был слабым и должен был колонуться, я это сразу понял. Он и колонулся. Мы с Димитрисом по второй чашке кофе допить не успели — как прибежал надзиратель и сказал, что русский что-то орет. Я сразу понял — в расколе.

Да, раскололся. Я это сразу понял, как в комнату зашел. Места себе не находит.

Подумалось — а ведь раньше те же подпольщики из Молодой гвардии шли на смерть — но не кололись. А сейчас? Словами громыхают, татухи делают, качаются, какие-то анаболики пьют, ножи с собой носят, пряжки с черепами и всякая ерунда, а ткнешь — какая-то слизь. Твердости нет никакой. И колются и стучат друг на друга только в путь…

Тьфу!

— Надумал?

— Гарантии, какие?

Я улыбнулся

— Слово то какое знаешь — гарантии.

…

— Ну, скажем, ты нам не нужен. Нам взрослые дяди нужны, не тебе чета. Ты, если на то пошло — исполнитель. Причем не из лучших.

…

— Стрелять ты не успел. Все что тебе можно предъявить — нелегальный ствол. В разборке ты поучаствовать не успел, в беспорядках — тоже. Расскажешь все, как было — участие в ОПГ убираем. Скажешь — на охоту пошел. Ствол купил. За это штраф и депортация. Я похлопочу. Пойдет?

— А если кинете?

— А кто ты, чтобы тебя кидать то? А?

…

— Давай с самого начала. Твой фашизм с фанатского движа начался?

— Ну?

— Да не ну. Какого хрена ты в фашисты подался?

Миленков посмотрел с ненавистью

— А ты у нас в Кирове был?

…

— Вот и не надо меня лечить. Сам бы там вырос — посмотрел бы я на тебя…

Самое страшное — что он был в чем-то прав.

Если так подумать — что такое нацистская тусовка, футбольный движ. С одной стороны — это способ выплеснуть энергию, при том, что нормальных способов — у этой молодежи нет. С другой стороны — это социальный лифт. Для определенной категории населения — едва ли не единственный.

Я не был в Кирове. Но я был в других городах и городках великой России — и могу о них порассказать.

То, что в России средняя зарплата тридцать с чем-то, уже к сорока — это средняя температура по больнице. Сильно средняя.

Есть отрасли, где средняя зарплата сотка. Правда, за нее мужики тяжко вкалывают — но тем не менее.

Есть, например, пилотская профессия — там за сотку никто и не почешется, потому что профессия конкурентная и любой — может выехать в Китай и наняться там на такой же Боинг, с таким же знанием английского. Китайские авиакомпании платят полмиллиона в месяц командиру воздушного судна. Наши вынуждены платить 250–300 и людей нет.

Есть Север.

А есть нищие, совершенно убитые городки. Где люди рождаются в убогих еще советских «колхозных» двухэтажках и так и живут всю жизнь. Зарплата пятнадцать — двадцать, это не норма, это даже хорошо, потому что в городе нет и такой. Это надо ехать в Москву или в областной центр и там искать работу кассиром или охранником.

И платить за съемное жилье.

И так живет, в том числе и молодежь.

И вот — у некоторых появляется «светлая мысль», что единственный способ что-то изменить — перевернуть лодку. Со всеми кто в ней.

С нами то есть.

И что удивительного в том, что именно в Кирове-областном, в захолустном краю, давно, тысячу лет назад ставшем самой северной поселенческой колонией изначальной Руси, в городе, где мало что работает и мало где платят хоть тридцатник — появилось уникальное для России проукраинское фанатское движение.