Идите и убивайте!

26 мая 202… года. Сербия, Белград

По пути в Белград — а туда всего час лета, даже меньше — я сидел в самолете и думал. События развивались не просто быстро — они развивались как лавина. Было совершенно очевидно, что организаторы работают «националистический» вариант — сначала расстрел автобуса с греческими паломниками на албанской земле, затем — убийство в Афинах, и то странное обращение совершившего его парня, доведшее и без того напряженных греков до белого каления. Совершенно очевидно, что времени — несколько дней не больше, дальше произойдет что-то-то такое, что стронет с места лавину ненависти и остановить ее будет уже невозможно. Надо предугадать следующий ход противника. И сделать это должен был я — потому что я ровесник Иваниди, мы росли в одной стране и в одном окружении, только я его здесь и понимаю по-настоящему.

Да к черту — неужели непонятно, какой следующий ход? Иваниди ищет повод, чтобы развязать войну. Значит, будет еще какой-то теракт в месте массового скопления людей. Либо снайперы, либо взрыв, либо еще что. Иваниди будет качать лодку, пока она не перевернется и вся страна не окажется в воде. Но, как говаривал учивший меня ремеслу полковник Лебедев — мало ли что ты знаешь — попробуй, докажи. Я могу предполагать все что угодно относительно Иваниди и его планов — но без доказательств, причем очень весомых доказательств — ничего сделать я не смогу. Чтобы арестовать главного олигарха страны — надо что-то очень весомое. Шокирующее…

…

Аэропорт — недавно подновили, народа было на удивление много, встречались — судя по говору — и русские. Белград постепенно превращался из мрачного, отмеченного печатью проигранной войны и горя в совершенно чумовое место. С одной стороны — тут очень дешево, и потому сюда слетается вся европейская молодежь. С другой — Сербия не присоединилась к санкциям против России, и пускает русских без виз. С третьих — Сербия сейчас начинает очень плотно контактировать с двумя странами — с Италией и с Китаем. Китайцы ищут возможностей для инвестиций по всему миру, Сербия как раз идеально подходит — центр Европы. Ну и… китайцы для сербов почти что друзья в отличие от США и Европы, которые их бомбили. Так что — к китайцам тут относятся хорошо…

В полете я читал забытый кем-то сербский журнал Политика. В нем американский посол прощается с Сербией — и говорит, что можно было бы перевернуть страницу в отношениях Сербии и США и двигаться дальше.

Если называть вещи своими именами — Сербия должна забыть о разбомбленном Белграде, о сгоревшем поезде с пассажирами, о том, что НАТО помогало албанцам из УЧК, которые лишили Сербию святого для ее Косова Поля — забыть все это и жить дальше. Как то так.

Впрочем, ладно… прощать… забывать… это все не мое.

В толпе встречающих — заметил табличку с моим именем — Волков Игорь Валерьевич. Это за мной…

…

Сербское МВД сидело в огромном здании восьмидесятых, эпоха конструктивизма, много бетона и мало стекла, угловатые формы. Так как раньше тут было союзное МВД, а теперь МВД одной Сербии — места хватало всем. Принимавший меня полковник Николич сидел в кабинете, в каком у нас сидели люди рангом не ниже замминистра. Вообще, при знакомстве с Белградом, понимаешь, что этот город строился для более высокого статуса, чем тот, что есть сейчас…

И это трагедия для тех, кто здесь живет. Постоянный упрек камней…

— Алексис Козлакис…

— Да, да…

…

— Вы нам материалы прислали. Мошенник, а?

— Вот именно. Еще торговец паленым алкоголем.

Серб поцокал языком

— Это нехорошо…

— К нему уже кто-то приходил?

— Нет, только адвокат.

— А сам он как?

— Тихо себя ведет.

— Что он говорит о себе? Он гражданин какого государства?

— Говорит что России.

Замечательно. Стоило ехать в Грецию…

— А я могу с ним побеседовать? Как российское официальное лицо?

…

Козлакис содержался в главной тюрьме страны — Централен Затвор. Вообще-то он не должен был там содержаться, ведь он был всего лишь задержан по подозрению. Но то ли мест в КПЗ не хватало, то ли сербы решили держать его там где режим более строгий — но он сидел там.

Централен Затвор построен был тоже во времена Тито и считался худшей тюрьмой Балкан. Пять многоэтажек и между ними стены — как бы большая буква О перечеркнутая пять раз. Но охрана серьезная, ничего подобного греческому разгильдяйству тут и в помине нет. Начальник тюрьмы, узнав, что я русский, захотел угостить меня стаканчиком раки, но я сказал, что на работе и пить не могу. Русский — и здесь открывало все двери.

…

Когда Козлакиса привели, он, увидев меня, побелел как мел — явно не ожидал меня тут увидеть. Но делать было нечего — охранники пристегнули его к столу и ушли…

Я не торопился. Выдерживал паузу…

Встал, прошелся по допросной…

— Гражданин Козлов?

Интересно, как он ответит. Он ведь не может отказаться от своей настоящей фамилии.

— Я желаю быть депортированным в Россию.

Я усмехнулся

— Не оборзел? Мало ли что ты там желаешь?

— Я русский человек!

— Оборзел — констатировал я — если ты русский человек, какого ж х… ты отказался от гражданства России? Третий срок светил ярким светом и ты понял, что на сей раз химии не будет? Заткнись, русский человек и слушай, пока я не разозлился.

…

— Варианта у тебя два, мил человек. Первый — ты я так понял, решил скрыться от Иваниди в России? Думаешь, у него друзей там не осталось?

…

— В Греции тебя в розыске пока нет — пока. В России ты в розыске — сбежал из-под подписки. Варианта два. Первое — я в рекордные сроки инициирую запрос от российской прокуратуры, в котором тебя называют скрывшимся от правосудия. При этом, о том что срок давности по твоему делу давно и безнадежно истек мы вспомним не раньше, чем твой самолет приземлится в Москве и ты не начнешь сотрудничать. Но вспомним рано или поздно. И второй вариант.

…

— Мы убираем тебя из розыска, а вот греческая сторона тебя сильно начнет хотеть. Например, допросить в связи с теми беспорядками, которые вы устроили в Афинах и Салониках. Россия про тебя забывает, у тебя гражданство Греции и Сербия выдает тебя Греции. Как ты думаешь, сколько ты проживешь в греческой тюрьме? Ты ведь знаешь, что случилось с Холодовским, верно?

…

— Подумай. И хорошо подумай. До завтра.

…

Но не успели мы дойти до машины — как за нами выбежал один из тюремных офицеров.

— Паны! Паны[30]!

…

— Заключенный рус сбесился! Вас требует назад!

…

Козлакис обломался быстрее, чем я думал. Впрочем, следовало ожидать. Серьезной тюремной школы он не прошел — так, мошенник.

— Если я буду говорить, какие у меня гарантии?

— Смотря, о чем ты будешь говорить. Точнее, о ком.

…

— Меня Иваниди интересует.

Козлакис аж затрясся

— Про Иваниди говорить не буду. Если про него заговорить, недолго проживешь.

— А мне другое не интересно. И я же про него говорю. И живой.

Козлакис посмотрел на меня

— Вы другое дело.

— Это почему?

— Он с ментами старается не связываться. Не любит проблем. А я — кто?

— Хорошо. Бывай.

— Стой!!!

Я остановился

— Мне надоело туда сюда скакать — я тебе что, попугай? Давай решай. Мужик ты или нет?

— Про Иваниди говорить не буду.

— Опять двадцать пять.

— Но я расскажу, что знаю о его планах! Так пойдет?

— Каких планах?

Я включил запись в телефоне, незаметно для Козлакиса

— Давай, по порядку, что он задумал.

…

То, что рассказал Козлакис — было важно для сербов, и я не стал утаивать. Быстро собрали совещание, председательствовал замминистра. Присутствовал и командующий жандармерией — то же что у нас Нацгвардия.

Запись проиграли в полной тишине. Послушать было чего.

Тридцать шесть минут.

Когда запись закончилась, я поднял руку, прося слова

— Господа. Прежде чем принимать решения, хочу предупредить сразу, Козлов — Козлакис — ранее дважды судимый. Мошенничество. Тем не менее, есть основания ему верить.

— В целом, похоже на правду — сказал командующий жандармами.

— Первый акт этого действия уже произошел. Второй — это провокации на границе с Македонией. Третий — Босния.

— Да… — сказал один из участников совещания — русы…

— Эти люди не русские — сказал я

— Надо проверить, была ли такая закупка на Заставе. И если была…

…

Ночной Белград — намного лучше дневного…

Ночь скрывает потрепанность и старость многих зданий, Белград загорается огнями. На Дунае — прямо на воде гремят дискотеки. Молодежь отрывается, знакомится, тусуется…

Двадцать лет назад Белград был совсем другим. Чтобы увидеть каким именно — надо смотреть не современное мыло типа «В краю молока и меда», сценарий которого написала Анжелина Джоли. Посмотрите, например Раны — девяносто восьмого года. Или Вуковар. В тех фильмах — правда. О боли, о крови, о потерянности, о разочаровании. Правда, о которой мы поспешили забыть.

Но молодежь клубится и танцует, не понимая, что есть такие, как Никифор Иваниди. Упыри, которым то ли просто скучно, то ли они не могут иначе, как волк не может не есть мясо. И есть те, кто готов за ним пойти… вот возьми десяток тех пацанов, что сейчас обнимают девчонок на палубе, дай каждому по автомату и скажи — иди! Ратуй[31]! За великую Сербию. За великую Хорватию. За великую Албанию. За великую Македонию. Сколько из них пойдет? Спорим, что больше половины?

Оставит эту ночь, этот Дунай, это море огней, это веселье — и пойдет к соседу. Убивать.

И пока все так — у Никифора Иваниди всегда будет в достатке пушечного мяса…

Я смотрел на все на это с балкона отеля Белград — некогда одного из символов города, построенного в шестьдесят седьмом году для высшей партийной номенклатуры. Ох, сколько видели эти стены. От маршала Тито до натовских бомб — и все за жизнь одного поколения…

А сейчас отель — как живой динозавр, совершенно не уместен в городе дешевых студенческих хостелов…

Я вдруг осознал, что тот звук, который я слышу — это звук телефона. Я бросил его на кровать, и он звенел.

Прошел в комнату, посмотрел — номер незнакомый. Местный, не Москва.

— Волков…

— Пан пуковник… мы просим вас срочно приехать в МВД. Машина за вами вышла.

Первое что я подумал — в тюрьме убили-таки Козлакиса. Больше и думать было нечего. Твою мать, быстро как добрались…

С..а.

— Что произошло?

— Беда у нас. Большая беда…