Идите и убивайте!

Прошлое. Август 2015 года. Район н.п. Счастье. Зона вооруженного конфликта

Это был еще не ноль, но ноль был поблизости. Ты всегда его чувствуешь — когда ноль рядом, ты понимаешь, что здесь — все не так как там, в прибандиченном Харькове и погрязшем в политической грязи Киеве. Тут деньги значат больше, но еще больше — сила, а жизнь твоя — не стоит и харчка. Здесь один пехотный летеха может за день заработать больше, чем за десять лет службы, а может попрощаться с жизнью, обрекая всю семью на нищету.

Что есть моя страна? Жертвенник, на котором приносят в жертву людей. И многие из этих людей — приходят на алтарь сами…

Война — создала целый сленг, который поймет только тот, кто бывал здесь, кто мерз в окопах и трясся от страха под обстрелами. Линия фронта — ноль, когда нам прилетает оттуда — это входящие. Плюс — понял или сделал, минус — противоположное. Любой гражданский транспорт для личного состава — бус, танк — кулак, ну и так далее. Патроны — семечки, снаряды — поросята.

Но никто не придумал, как называть деньги. Их называли, так же как и на гражданке. Баксы, лавэ, зелень, нал. Это — Бог войны.

Здесь все из-за денег. Все ради денег. Сначала было не так — но это сначала. Когда устоялась линия фронта, когда на дорогах стали блокпосты — моментально начала складываться целая контрабандная экономика, со своими донами, товарами, переправами и переправщиками.

Пропуск одной груженой фуры на ту стороны — десять штук. Десять тысяч долларов США. Это с продуктами. Если с тем, с чем нельзя — намного дороже. Водка, сигареты — умножай минимум на три. Поезд с углем — там и соткой не обойдешься.

Каждый военный за день работы на оживленной трассе может заработать на квартиру. Командир — на квартиру в Киеве. Это не шутки.

И как думаете, многие отказывались?

Один кстати отказался — он, Децл это знал. Угрожал написать прокурору АТО. Той же ночью его и кончили. Сказали — РДГ противника, никто не проверял. Спросили только, почему блок не сдал положенную дневную выручку.

Прокурор АТО не вылезал из Донецка, а его мама вывозила из зоны конфликта больше угля, чем Ринат Ахметов.

Счастье — это особенная тема. Счастьинская ТЭЦ — стратегический объект инфраструктуры, от него питается и Луганск и Донецк — но при этом, она работает на угле, который привозят сепаратисты. Самое просто решение — отключить нахрен свет сепаратистам, но за это голову отрежут. Потому что по обе стороны — у людей есть интересы. На объект каждый день заходит по несколько составов из ЛНР. По виду уголь, а под углем много чего интересного лежит. Грузовой двор счастьинской ТЭЦ стал одним из нелегальных логистических центров этой войны.

Они — нацгвардейцы. На сленге — нацики. В основном участники майдана, но есть и харьковские отморозки, в основном из неонацистов. Главный у них — Билецкий, он же Белый Вождь, сидел за вымогалово, сейчас — подполковник полиции. Крыша у них — Аваков, харьковский бизнер ставший министром МВД. Здесь все — его, получает отсюда — он. Понятно, что и своих не забывает. Они нормально снабжаются за счет МВД, имеют приработки. Часть зарплаты — положено сдавать.

Но так служба — лафа. Обстрелов тут давно нет. На крышу цеха вытащили шезлонги и занимаются наблюдением. Снайперов можно не бояться — нет тут снайперов.

А есть…

— Децл. Глянь.

Старший показывал куда-то в сторону путей. Децл приложился к прицелу, выставил на максимум. Ему предстало удивительное зрелище, как аборигены дербанят двадцатитонную фуру. Еще до заката — все это на своем горбу будет перекинуто на ту сторону. Там дальше речка, в ней трос. По нему и тягают по ночам. До войны ли.

— Ахре-неть.

— Слышь, Гаврик. А кто с них получает? А?

— Кому надо, тот и получает. Тебе то что?

— А если никто?

…

— Погранцы с них получают.

— А чо, тут уже граница есть?

— Не лезь не в свое дело.

Командир хотел сказать еще что-то, но тут его и остальных внимание привлек дальний, сдвоенный гудок.

— Децл.

— Ага. Идет.

…

— Двадцать пятый.

Гаврик, бывший харьковский мент, уволенный за изнасилование задержанной — встал, потянулся накачанным телом. На всю спину — у него красовалась свастика.

— Пошли встречать, что ли?

…

Это был «двадцать пятый» на сленге — один из поездов, которые они ждали. Пятьдесят без малого вагонов луганского уголька под тягой строенного луганского 2ТЭ116, он же Боинг. Он производился здесь же, на Луганском тепловозостроительном, бывшем харьковском — до того как началась война. Все скупала Россия. Теперь уже не скупает.

Старый, обшарпанный локомотив тащился через линию фронта, и никто, никто даже встать на его пути не пытался, не говоря уж о том, чтобы выстрелить по нему. Это кстати не удивительно — в Чечне такой же запретной зоной был Грозненский НПЗ. За время жесточайшей войны — ни одного снаряда или мины не упало на его территорию…

Днем воюем, а ночью потяги[20] пошли…

Локомотив — тяжело, почти со скоростью человеческого шага зашел на двор станции, вздохнул в последний раз и остановился. Теперь — маневровый должен был разбить состав и погнать полные вагоны угля на разгрузку.

Навстречу — выходили держащие ТЭЦ боевики БТН Айдар. Кто в разгрузке на голое тело, кто и вовсе — с одним поясом с парой магазинов. У одного была щегольская американская М4 — китайского правда производства.

Гаврик первым подошел к кабине

— Чо привез?

— Осунься!

К вагону уже спешили приехавшие с утра из Харькова опера из УБОЗа[21]. Они приехали на джипе Тойота Ланд Круизер — каждому из них надо было работать по несколько лет и ничего не есть, чтобы купить такой.

— Пшли на позицию.

— Не шуми, начальник

Опер — невысокий, белобрысый, крепкий — рассматривал айдаровца как хозяйка таракана

— Как звать?

— Так же как и вчера.

— Слышь, Гром. Пацанчик то — борзый. Откуда — с Салтовки[22]?

— Салтовка большая.

— Спорнем — найду. Приземлишься на сотку[23] на пару месяцев, научишься как взрослым людям не хамить. А?

— Лысый, хорош метлой махать. Принимай.

Из кабины начали выгружать и забрасывать в джип мешки, перемотанные скотчем. Явно не с мукой.

…

После того, как сменились — раздавили литр водки. Водки было тут как грязи — на той стороне работает завод Луга-Нова, один из крупнейших в Украине. В Донецке работает табачная фабрика Хамадей — и того и другого полно по всем окрестным магам и без всяких акцизок. Но они пили нормальную горилку, не паленку. Могли себе позволить.

— Я его узнал.

— Чо?

— Того мусора. Он у нас начинал на районе. Лютый зверь. Мишку Колонка чуть ногами до смерти не забил.

— С…а.

— Хороший мент — мертвый мент.

— Почему так, Хорь?

— А? Чо?

— Почему так?

— Ты о чем?

— Почему они о нас ноги вытирают?

…

— У нас ведь стволы, так? Мы — служим в армии.

— В полиции

— Один хрен! Мы теперь — тоже при должностях.

— Сам то веришь?

— А чо — нет? А если нет — то чо они там в Харькове отсиживаются, пока мы тут фронт держим, а? Может, поменяемся?

— Остынь.

— Нет, а чо?

— Ничо. Как бы тебе язык не отрезали за такие разговоры.

…

— На, дерни…

Менты появлялись раз в неделю, по четвергам. Каждый раз они забирали с тепловоза прямо из кабины несколько мешков. И уезжали.

В тот день — тоже было светло и ясно. Небо — было чистым и синим, ветерок — ласковым и не сухим. Было тихо.

Они ждали тепловоз, сидели на крыше и не смотрели в ту сторону. И как рвануло — они не видели. Обернулись только на взрыв, да ничего не увидели кроме черного облака…