Тафгай 4

Глава 6

Понедельник 10 января. До матча с ЦСКА два дня, а мысли о чём угодно, только не о хоккее. Прямо во время тренировки в лужниковском дворце «Кристалл» пришлось решать сложную математическую задачу в уме. Имеется 1000 советских рублей, которые передали в фонд сохранения мира во всём Мире вежливые торговцы цветами из южных республик. Жестяная банка красной икры весом 125 граммов на чёрном рынке стоит примерно 10 рублей. И таких банок в качестве сувениров советская таможня пропускает не больше 5-ти килограмм в одни руки. Вопрос сколько долларов в Стокгольме можно выручить при курсе шведской кроны пять к одному, если за такую банку скупые, но честные шведские купцы дают примерно всего 40 крон?

— Тафгаев не о том думаешь! — Дунул в свисток Сева Бобров, когда я опять растянулся на льду. — Куда бежишь? Куда пасуешь?

— Всё правильно Всеволод Михалыч, — согласился я. — Какой смысл менять крону на доллары, если потом всё равно платить кронами? Дурак, исправлюсь! — Козырнул я и снова побежал в атаку.

«Значит так, 40 банок сувениров везу я, Александров и вратарь Минеев, — думал я, автоматически толкаясь на пятачке. — Это значит, мы должны потратить 1200 рублей на их приобретение здесь, а у нас всего 1000, вопрос, где взять остальную сумму?».

— Иван ты сегодня тренироваться будешь или как? — Психанул Боря Александров, когда я вовремя не открылся на дальней штанге.

— Подожди «Малыш», Тафгай думать будет, — отмахнулся я. — А ты давай в защиту отрабатывай, сейчас я ещё кое-что умножу и разделю. А хорошо вчера в ресторан сходили.

— Чё хорошего, мне все пуговицы вчера на пиджаке оторвали, — смахнул пот со лба Александров и полетел в защиту, так как с меня «взятки гладки».

Уже в раздевалке после душа ко мне в голову пришла ещё одна гениальная идея.

— Сейчас после обеда, — шепнул я «Малышу», — поедем на репетиционную базу ансамбля «Лейся, песня». Я знаю, где ребята репетируют, сам их туда отвозил. Понимаешь для чего?

— Нет, — зло бросил Александров, потому с таким разгромным счётом мы ещё никогда не проигрывали в тренировочной двусторонке.

— Хорошая гитара у нас стоит от двух с половиной до трёх тысяч, — подмигнул я. — Ты осознаёшь теперь, сколько у нас на брата получается? Примерно по две восемьсот.

— Сколько? — Присвистнул Борис и почесал затылок. — В самом деле, хорошо вчера в ресторан сходили.

— Но я вам эти деньги не отдам, они нам для Японии пригодятся. — Обломал я мечты своего юного друга на новые заграничные шмотки. — И триста наших общих долларов тоже конфискую.

— Грабёж, — прошептал он.

— Всё пустим в дело там, в стране восходящего солнца. — Я показал рукой в сторону наших душевых кабинок, из которых вышел всем довольный Володя Минеев с банным полотенцем, завязанным вокруг талии. — Минею пока ничего не говорим, сюрприз будет. * * *

В небольшой скромный ДК на Варшавском шоссе, где по моим прикидкам должны были разучивать новые хиты и репетировать со старым материалом Коля, Толя и ансамбль «Лейся, песня», мы с Александровым приехали примерно около четырёх часов дня. Однако пробежавшись по всем этажам, я пришёл к неутешительному выводу, что ребята либо на гастролях, либо пока ещё спят. Ибо тяжела и неказиста жизнь советского артиста.

— Пошли в буфет, что-то я по новой проголодался, — пробубнил я. — И вообще я, когда ем, лучше соображаю.

— Правильно, ты давай соображай лучше, а то привезём в Союз твои электрогитары, а нам за них вместо денег впаяют статью за спекуляцию, — тяжело вздохнул Борис. — Может ну его, этот бизнес, лучше купим себе шикарные джинсовые костюмы, подарки родным и близким. Я Алёнке косметику обещал.

— Да, — протянул я. — Во всех сферах тотальный дефицит, и при этом существует статья за спекуляцию. Это какие же «гении» управляют там всем наверху? Не понимают элементарных вещей — ты либо решай проблему с дефицитом, либо отменяй статью за спекуляцию. Фантастическая у нас страна.

— Широка страна моя родная, — пропел, подражая оперному певцу мой юный друг.

В буфете вместе с нами в небольшое помещение набились пионеры с авиамодельного кружка. Что характерно пить чай, заедая его пирожками, юные авиаконструкторы заявились со своими крылатыми моделями. Лично мне некоторые авиамодели напомнили турецкий беспилотник «Байрактар». И я даже стал кумекать, как такую идею продвинуть в вооружённые силы Варшавского блока и ещё срубить за это бабла. Но как не крути, выходило, что такой этажеркой без соответствующей электронной начинки только гусей в огороде пугать. А с электроникой в стране победившего неизвестно кого социализма дело обстояло туже некуда. Вот с чугуном был полный порядок и с плавками стали тоже.

— Поехали обратно в «Юность», — толкнул меня в плечо Борис. — Давай записку в дверь репетиционной комнаты воткнём и всё.

— Да, вся интеллектуальная мощь государства ушла в плавки, — неожиданно для себя я вслух продолжил свою мысль. — Записку? Давай ещё полчаса посидим, сок томатный будешь? Я угощаю.

Внезапно в буфет заглянул продюсер Миша Плоткин. Одет он был в дорогую дублёнку, а на голове у него сидела большая рыжая меховая шапка. Пионеры очень удачно потянулись обратно к своим напильникам, лобзикам и наждачной бумаге. Неожиданной встрече со мной Плоткин почему-то не удивился.

— Здравствуй Иван! — Обрадовался продюсер. — Принёс новую песню? Вот и правильно, нам со дня на день нужно первую собственную пластинку записать, и как раз одной вещицы не хватает. Цена за песню прежняя?

— С учётом инфляции двести рублей, — пробурчал я, пытаясь на ходу какую-нибудь популярную песню вспомнить. — И ещё имеются три гитары фирмы «Gibson», возьмешь, не глядя на цену вопроса?

— Тысячи за две за инструмент можно, — почесал затылок Миша Плоткин. — Если конечно это фирма.

— Три, — выпалил мой юный друг. — Иначе отдадим со скидкой вашим прямым конкурентам, чтоб они больше концертов дали. Кто там у нас сейчас в лидерах? — Спросил Боря меня.

— «Поющие гитары», — еле сдерживая улыбку, ответил я.

— Самое главное в таких серьезных финансовых вопросах не нервничать и не поддаваться панике. — Тяжело вздохнул Плоткин, уже, наверное, прикидывая, где взять финансы на высококачественные инструменты. — А ты, Иван, пока я кое-куда позвоню, слова песни приготовь. Тексты у тебя мировые, актуальные, поэтому заплачу двести двадцать сразу. Хрен с ней с грабительской инфляцией.

И пока продюсер убежал кое-куда звонить, я подошёл к окну и уставился на унылый белый пейзаж. «Малыш», уже привыкший к тому, как я сочиняют, тихо взял себе томатный сок и принялся ждать нового песенного шедевра. А за окном дворник в нелепой драной шапке деревянной лопатой чистил пешеходную дорожку, что-то бубня себе под нос. «Смешно, — подумал я. — А вдруг этот дворник, какой-нибудь Венечка Ерофеев, который сочиняет прямо сейчас свою поэму «Москва — Петушки», а я жалкий плагиатчик, который тырит хиты из будущего. Но ведь ничего страшного для человечества в глобальном плане не произойдёт, если люди услышат хорошие песни гораздо раньше, чем их напишут другие. Поэтому чего зря терзаться?».

— Иван, гони песню, — раздался голос за моей спиной.

— Значит песня такая, — я посмотрел по сторонам, — нужна ручка и лист бумаги. И главное чтобы ручка писала хорошо, а не через точку и тире.

— Вот тебе ручка, вот тебе блокнот, — Миша Плоткин за пару секунд всё организовал, сразу видно — хороший продюсер.

— Ну, Ваня не подведи, — брякнул из-за столика Александров и уставился на меня.

— Не могу писать в блокнот, — я раздражённо вернул продюсеру его исчёрканный ежедневник. — Мне нужен лист… нормальный. Стоп! — Гаркнул резко я и продолжил уже в стихотворной форме:

Листья желтые над городом кружатся,

С тихим шорохом нам под ноги ложатся,

И от осени не спрятаться, не скрыться,

Листья желтые, скажите, что вам снится…

— А музыка? — Заёрзал от нетерпения на стуле продюсер Миша, аккуратно пряча во внутренний карман пиджака свой блокнот, в который я записал и простенькие куплеты, и припев новой старой песни.

— Музыка Раймонда Паулса, — отмахнулся я от мелкой и пустяковой проблемы. — Я эту вещь слышал по радио, там что-то пели на латышском языке. Поэтому ритм нужно взять более ритмичный и молодёжный, более танцевальный и хоккейный. Мамаша, пойдёмте в закрома!

— Я должен гитары осмотреть лично, — пискнул Плоткин, когда пришло время отсчитывать денежки.

— 25-го января, когда из Швеции прилетим сразу же и завезём, — улыбнулся мой юный друг. — Фирма всякой ерунды не вяжет. * * *

После тренировки во вторник 11 января Всеволод Бобров неожиданно попросил, чтобы я съездил с ним к нему домой и помог отодвинуть или наоборот придвинуть какой-то шкаф. Я тактично намекнул на службу быта, на так называемое передвижное «Бюро добрых услуг», которое могло по нужному адресу приехать, и пока один работники двигали бы шкаф, другие отремонтировали бы розетки, а третьи сделали бы ещё хорошую причёску. Но главный тренер сказал, чтоб я слишком не умничал, дескать, это мне не к лицу, и усаживался в его персональную московскую «Волгу». Борю Александрова, который сунулся было следом, Всеволод Михалыч не взял.

— Пошептаться или поговорить? — Спросил я главного тренера, пока он выруливал на Ленинградский проспект, что вел к его элитному «генеральскому» дому.

— Посоветоваться хочу, — пробурчал Сева Бобров. — На Олимпиаду в Саппоро в заявке должно быть двадцать человек, а на товарищеские матчи в Финляндию и в Швецию двадцать два. Кого брать железно, а кого ещё проверить в играх с сильным соперником? Я имею в виду шведов, которые сам знаешь, недавно дважды обыграли вторую очень приличную по составу сборную СССР. Не нравится мне их новый главный тренер.

— Хамло? — Спросил я. — Так давай я с ним как бы случайно в туалет выйду покурить. Я конечно не Макаренко, но тоже кое-что в воспитании понимаю.

— Скажешь тоже, — покосился на мой разбитый кулак в недавней драке Всеволод Михалыч. — Тренера шведской сборной зовут Билли Харрис. Бывший игрок НХЛ, где в составе «Торонто… эээ… Лифс» три раза выигрывал кубок Стэнли.

— Ясно, поставил канадец шведам жесткий заокеанский стиль и все задумки Чернышёва и Тарасова пошли прахом. — Хмыкнул я. — Кстати, на Олимпиаде как раз против шведов и сыграли вничью. В том будущем, конечно.

На кухне у главного тренера под хороший бразильский кофеёк я сначала внимательно выслушал, какой состав сборной видит сам, наш хоккейный «генералиссимус». По вратарям выходило без вопросов и изменений: первый номер команды — Коноваленко, запасной — Минеев. По защитникам: первая пара Васильев — Гусев, вторая Фёдоров — Куликов, третья Паладьев — Ляпкин, и седьмой запасной защитник — Астафьев.

— Брать ещё кого из игроков обороны на товарищеские игры или нет? — Сева Бобров ткнул пальцем в предварительный список. — Честно признаюсь — не знаю.

— Эти парни знают твои требования, знают стиль нашей игры, — отмахнулся я. — Нам этих «семеро смелых» — за глаза. Поехали по нападающим, мне ещё шкаф твой двигать.