Отдельный 31-й пехотный

— Тут и правда затык — признаюсь я: — однако прямо здесь и сейчас ты мне нравишься больше всех на свете. И я в любом случае хотел бы остаться с тобой друзьями.

— Дурак ты Уваров — вздыхает она: — не бывает такого. Впрочем, мы с тобой уже одной веревочкой связаны… по твоей вине, между прочим! Кто тебя просил головы СИБовцам отрывать?

— Я и оторвал то всего одну! — защищаюсь я: — у второго голова на месте была! Почти вся…

— Вот! В этом весь ты! — тычет в меня трубкой полковник и поправляет шинель: — безответственный! И как ты еще лейтенантом остался? Из-за таких как ты в армии отрицательные звания надо вводить! Минус лейтенант! Отрицательный ротмистр!

— Это… интересное предложение — признаюсь я.

— Ладно — успокаивается она: — не о том речь. У меня… у моего рода — есть враги. Влиятельные враги. Многим в свое время батюшка мой покойный дорогу перешел… а как имение и прочее имущество арестовали, и мы по миру пошли — так все оторваться на нас решили. Так что… нету у меня больше ни имения, ни земель родовых с деревеньками. А мы… заключили соглашение, пошли на то, чтобы уйти из светской жизни окончательно. Как род Мещерских. Мама и Валюша — в монастырь, а я — на военную службу, потому что Родовой Дар открылся, как в пору девичью вошла. Так что… — она вздыхает: — у твоей жены во врагах сами Денисьевы. Есть там такой ублюдок по имени Герман, он лично маму и Валюшу в монастырь пристроил… и меня бы тоже, но только у меня Высший Родовой Дар, а с таким в монастырь не берут. С таким одна дорога — служба Императору. С меня слово взяли что я не буду головы поднимать, буду на фронтирах служить и замуж если выйду — то фамилию свою оставлю. На мне род и кончится… но кто же такую замуж возьмёт? Один ты, дуралей, согласился…

— Что за варварское соглашение — говорю я: — а замуж любой гусар возьмет. Думаешь я не видел, какими глазами они на тебя смотрят? Ты у них — героиня Фронтира! А в юрте у принца Чжи только и разговоров про твою задницу!

— Правда? — полковник изогнулась, так, чтобы посмотреть на свою собственную корму, но шинель упала с ее плеч, и она завозилась, поправляя ее на место: — только и разговоров?

— А то! Но я сразу заявил — что с бою взято, то свято! — я подбоченился, жалея, что не отрастил себе усы, как у фон Келлера, сейчас в самый раз было бы их залихватским жестом закрутить и эдак — игриво подмигнуть.

— Задница задницей — продолжает полковник: — у вас, у мужиков одно на уме. А вот женой взять в свой род, никто из знатных себе не позволит. Даже твой любимый фон Келлер. Хотя… — она задумалась.

— Не, точно взял бы — возражаю ей я, вспоминая гусара. Судя по всему, ему не только на Уставы наплевать, но и на традиции рода и прочую чушь. Недаром он аж до вольноопределяющегося разжалован и на Восточный Фронтир сослан. Вот так и ковались сибиряки — из тех, кто отчаянный да отмороженный.

— Ну ладно, фон Келлер может быть — признает мою правоту Мещерская: — но за того я и сама не пошла бы. Легкая кавалерия!

— Можно подумать в нормальных условиях за меня пошла бы! — снова возражаю ей я, вспоминая слова фон Келлера «где она, а где ты, не льсти себе, Володенька!»

— Не пошла бы. — соглашается она: — что ты, что он — это же худший выбор супруга в истории института брака, а возможно — в истории человечества. Так что давай пока так — этот твой союз «взято с бою» — он только для виду. Как только с СИБ разберемся — так и разбежимся в разные стороны, понял? Никакого брака не существует.

— Вы раните меня прямо в сердце, моя канимура… — прижимаю я ладонь к груди: — неужели в вашей изумительной формы и содержания груди нет никаких чувств к вашему покорному слуге? Даже чувства жалости? Чувства неуместности? Негодования? Я слышал, что любовные утехи с рассерженной женщиной способны внести нотку свежести и заставить вновь расцвести супружеское ложе нотками страсти и…

— Уваров, прекрати паясничать. — бросает полковник и встает из-за стола: — пойду я в тамбур покурю. А ты чай пей, пока не остыл. А то Цветкова твоя испереживается вся.

— Хорошо — отвечаю я: — чай я попью. Но признавать жестокую реальность, где Мария Сергеевна отказывается делить со мной супружеское ложе — не признаю никогда!

— Дурак ты Уваров — говорит она и улыбается: — я же сказала — брака не существует. А вот ложе разделить… нам еще неделю ехать, ты еще пощады запросишь.

— Пощады? — в голове мелькнули картинки, одна веселей другой.

— Пей чай с сахаром, тебе понадобится вся твоя энергия, Уваров — ласково произносит полковник Мещерская: — может быть по приезду в столицу нас с тобой сразу в пыточный приказ потащат, так что я намерена насладиться жизнью по полной. И если в процессе этого наслаждения один гвардии лейтенант помрет от недостатка сил…

— Это будет сладкая смерть! — тут же нахожусь я: — я немедленно начинаю пить чай! С сахаром!

— Паяц ты Уваров… шут, скоморох и паяц — качает головой полковник, придерживая шинель на плечах: — но не думай, что ты сможешь избежать своей горькой участи. Я изнасилую тебя так, что ты и думать о женщинах забудешь… ты еще не знаешь кто такая полковник Мещерская. Я не отступаю ни на поле боя ни в любовных утехах. Готовься… гвардии лейтенант. — дверь за ней закрывается с тихим шелестом, а я кидаю в остывающий чай несколько осколков колотого сахара. Мне нужно много энергии!