Тафгай 4

— А ничего делать и не надо, — так же угрюмо произнес Лёша Мишин. — Гастролёры, — он кивнул в мою сторону, — играют своей пятёркой, мы своими двумя. Свистухина сажаем на лавку, а вместо него выпускаем Витю Доброхотова.

— В принципе я поддерживаю, — согласился второй тренер Чистовский, который уже готовился после Бобров принять горьковское «Торпедо».

— А я нет! — Громко сказал я. — Свистухин показал себя в играх против очень сильной Чехословакии, а мы его за то, что он уходит в конце сезона, на лавку сажаем «мариновать»?

— Какой ты видишь выход? — Спросил Сева Бобров.

— К Свистухину ставим на левый фланг Ковина, а направо Доброхотова. — Предложил я. — Ребята за три месяца заметно заматерели, килограмм восемь мышечной массы нарастили. И отыграют не хуже Смагина и Шигонцева.

— Ну, ты, Тафгай, молодец, только о себе «печёшься», — накинулся на меня Игорь Чистовский. — Вы отчалите, а у меня в команде, только одна наигранная пятёрка останется. Всеволод Михалыч, я тебя конечно уважаю, но так дело не пойдёт.

Сева Бобров посмотрел на меня. Я же снова почесал затылок и внёс новое предложение, которое могло устроить всех:

— Хорошо! В мою пятёрку вместо Сашки Скворцова переходит Коля Свистухин. Атакующая мощь у нас снизится, зато в обороне будет без пожаров. А в третью пятёрку собираем молодежь. Ковин — направо, Доброхотов — в центр и Скворцов на свой любимый левый фланг. И когда мы отчалим, — я мстительно посмотрел на второго тренера Чистовского, — в «Торпедо» останутся две наигранные хорошие пятёрки. Ваша, ветеранская, и перспективная молодёжная. * * *

На живом хоккее Варя Варшавская оказалась в первый раз в жизни. Когда её младший брат-школьник и папа, главный бухгалтер «Кондитерской фабрики 1 Мая», кричали перед телевизором: «Шайбу! Шайбу!», это было не в счёт. На катке всё совсем по-другому. Первое — ледяное поле обозревалось целиком, второе — видно эту маленькую и юркую шайбу, третье — чувствуется нерв игры. Особенно волнительным было наблюдать, когда хоккеисты, сталкиваясь друг с другом и матерясь, грохались на лёд. А Иван Тафгаев, который просто притягивал взгляд, носился по полю как гора и колотил обидчиков игроков своей пятёрки. Сам же первым никогда никого не трогал.

— Здравствуйте девушка, — к Варваре, которая почти в одиночестве сидела на центральной трибуне, подсел невысокий мужчина. — Меня зовут Иосиф Львович Шапиро. Я начальник этой команды. Статью будете о нас писать? Или просто интервью запишите с Всеволодом Михалычем?

— Там видно будет, но главред требует большой развёрнутый материал, — пожала плечиками девушка. — Сами понимаете, Новый год только что отпраздновали, писать пока особо не о чём.

— Понимаю, понимаю, — задумался Иосиф Львович. — Просьба у меня к вам большая, вы не пишите, что в команде не здоровая атмосфера.

В подтверждении его слов на льду прямо в десяти метрах от тех мест, где сидели начальник команды и журналистка, вспыхнула драка. Тафгаев один бил двоих, а третьему кричал, чтоб тот не лез, если жизнь дорога. Наконец, главный тренер Всеволод Бобров дунул в свисток, и хоккеисты разъехались на разные половины площадки.

— Дааа, — тяжело вздохнул товарищ Шапиро. — Я сейчас всё объясню, некоторые игроки по окончании сезона переходят в московские команды, а другим ребятам обидно. А так парни хорошие, и команда отличная, а это всё скоро утрясётся. У нас 6-го игра, 9-го опять игра, а 12-го с самим ЦСКА будем биться в Москве. Не до распрей станет мальчишкам, помирятся.

— Мы тоже иногда с младшим братом соримся, — улыбнулась Варвара. — Бывает. А ответьте мне на такой вопрос — зачем у вас на базе живут коты и кошки? Вы даже домики для них какие-то построили.

— Ну, коты, — важно заметил Иосиф Львович. — Как говорили древние египтяне: «Глазами кошки смотрит Бог». Ещё наши предки в новый дом первой запускали кошку, на удачу. Вот и у нас коты живут для спортивной удачи. Вон, Ивана идея. — На этих словах пятёрка Ивана Тафгаева, разыграв красивую размашистую комбинацию, забросила шайбу в ворота. — Смех смехом, суеверия суевериями, а «Торпедо» идёт на первом месте — это раз. Девочка наша фигуристка из школы олимпийского резерва Женя Соколова выиграла чемпионат СССР и отобралась на Олимпиаду в Саппоро — это два. А какой тренер к нам приехал, мировая легенда, Всеволод Бобров — это три.

— Интересно, — протянула Варя Варшавская, поглядывая украдкой на самого большого хоккеиста на площадке. * * *

«Смешно с журналисткой получилось, — усмехнулся я про себя, когда присел на лавку на минутный перекур. — Чуть её в интересную позу сразу же около дверей не поставил. Всё, пора завязывать шашни с женской сборной по лыжным гонкам. Вот чем могут закончиться для одинокого и холостого мужчины новогодние танцы шмансы и последующие в своей отдельной комнате обжимансы. Сначала одной безобразнице сделал «массаж», а она взяла и на следующий день показала лучшее время на трассе, затем потянулись её подруги. Ведь все хотят в основной состав пробиться. А я что? Мне свободному мужчине не жалко. Только во всём должен быть порядок, график работы, выходные дни, часы отдыха. Но теперь всё. Впереди «Динамо», ЦСКА и японская Олимпиада. А эта новенькая Варвара ничего так, красивая. Волосы длинные и золотистые, глаза большие, нос прямой. Если бы сейчас снимали сериалы, то она вполне бы могла сыграть отличницу, которая закончив ВУЗ, пришла на первую свою работу».

— Тафгай! Не спи! — Крикнул, проезжая на коньках мимо моей лавки Всеволод Михалыч. — Вечером отдыхать будешь, если конечно твои вечера можно назвать отдыхом. — Язвительно ухмыльнулся главный тренер.

— Если бы молодость знала, если б старость могла. — Пробурчал я и полез на лёд.

— Что? Старость? Только попробуй завтра динамовцам одну не положить! Я тебе ещё припомню женскую сборную по лыжным гонкам! — Погрозил мне в спину кулаком Всеволод Михалыч. — Массажист, мать твою! * * *

— Скажите, пожалуйста, с какими мыслями вы пришли три месяца назад работать в команду и о чём думаете сейчас? — Задала очередной вопрос Варвара Варшавская Севе Боброву, когда после тренировочного занятия мы разместились в тренерской комнате.

Мы — это начальник команды Иосиф Львович, главный тренер Бобров, журналистка из «Горьковского рабочего» и я собственной персоной.

— Сложно сказать, — тяжело вздохнул Всеволод Михалыч. — Вы лучше спросите у товарища Тафгаева, с какими мыслями приняли меня сами хоккеисты и оправдал ли я их ожидания.

— Иван отвечай скорей нам ехать пора, — толкнул меня в бок начальник Йося Шапиро, который торопил меня в ателье делать дизайн новой хоккейной формы для сборной СССР.

Вообще Федерация хоккея — «молодцы». Когда я на заседании в спорткомитете обратил внимание, что в таких драных старомодных свитерах, какие сейчас в распоряжении главной команды страны, играть в год пятидесятилетия СССР — идеологическая диверсия, они поступили просто, скинули эту проблему на нашего начальника команды. Проявил инициативу, получи и распишись.

— Когда приехал в Горький Всеволод Бобров, тренировать нас, деревенщину неотёсанную, мысли у нас в голове былхорошие, — ответил я. — Мы верили твёрдо в героя спорта. Ведь нам победа как воздух нужна. Мы хотим всем рекордам наши звонкие дать имена. Хорошо сказал? — Улыбнулся я, посмотрев на Михалыча. — Всё, мы ушли.

— Куда? — Выпалила журналистка Варвара.

— Сегодня 5 января, а уже 3 февраля начало хоккейного турнира на Олимпиаде в Саппоро. А у сборной команды свитеров пока нормальных нет. — Сказал я, встав с места и накидывая на себя пальто. — Шить поедем с товарищем Шапиро хоккейные фуфайки.

— А можно я с вами? — Вскочила с места и Варвара Варшавская. — А интервью мы допишем завтра после игры. Это же так интересно — шить.

— Я, собственно говоря, всё сказал, — облегчённо выдохнул главный тренер Сева Бобров. * * *

В Горьковском доме моды мы были уже спустя пятнадцать минут. Улицы к тому времени усилиями очистительной техники и героических горожан удалось более-менее расчистить. Да и самому снегу надоело забрасывать город на пересечении рек Волги и Оки метровыми сугробами. Ведь все напасти, когда-нибудь да проходят. А вот в кабинете модельера Самуила Абрамовича, который больше специализировался на одежде для детей, поэтому в хоккейных свитерах уже кое-что понимал, завязался отчаянный спор.

— Ну, почему вы, Иван, не хотите оставить большие буквы «СССР» на груди?! — Не унимался модельер.

— Логотип, то есть картинка на груди — это универсальный информационный символ! — Вспылил и я, так как объяснять по семь раз простейшие вещи не любил. — У всех народов разный алфавит, разное написание. У нас — это СССР. У американцев, канадцев и англичан — USSR. А для японцев наши гордые буквы — это набор непонятных иероглифов.

— То есть, вот такая звезда и внутри неё серп и молот, — Самуил Абрамович принялся черкать на листе бумаги А4-го формата карандашом. — Это пойму все? Что они должны здесь понять?!

— Самуилушка, можно чуть потише, вдруг нас не так услышат? — Осторожно покосился на дверь начальник команды Йося.

— Расшифровываю, — я выхватил эскиз из рук модельера. — Звезда — это символ человека. Есть так же ещё звёзды-крепости. Внутри у человека-крепости «серп и молот» символ всех творческих людей труда. Вы только представьте такую картину, на лёд японского Саппоро выкатываются звезды, и не просто звёзды хоккея, а команда звезда! Даже представители далёких планет Вселенной поймут, кто здесь кто, увидев у нас на груди огромные пятиконечные логотипы. Шведы, между прочим, рисуют три короны, чехословаки и финны — льва, а канадцы вообще обозрев, помещают на грудь кленовый лист, который больше похож на царскую корону. Цари, твою так.

— Иван, мне кажется, прав, — тихо произнесла журналистка Варя варшавская, которая сидела в углу ниже травы и тише воды.

— А я не согласен! — Хлопнул кулаком по столу модельер Самуил Абрамович.

— Тогда я вас сейчас посажу на шкаф, — я сделал шаг на встречу к настороженному модельеру. — И с высоты его, вы быстро осознаете мою правоту.

— Не надо на шкаф, — отмахнулся Самуил Абрамович. — Хорошо, но сначала эскизы отошлём в Москву в Кремль. Влез я с вами в передрягу, морока!

— Так это, Самуил, не за просто так сотрудничаем. — Улыбнулся начальник Йося Шапиро. — А премия, а Всесоюзное признание? Мы ещё в историю войдём, помяни моё слово.