Тафгай 4

— «Малыш», помоги этого смертника запихать на заднее сиденье. Сдадим его охране, пусть вызванивают полицию, милицию и «карету» скорой помощи, — пробормотал я.

— И как ты только среагировал? — Почесал затылок мой юный одноклубник. — Ещё бы чуть-чуть…

— И прощай Олимпиада в Саппоро, — закончил я фразу за Бориса.

— Мужики, а выпить есть? — Спросил первым делом, оказавшись в теплой машине, ненормальный мужик. — Что-то я продрох на снегу.

— Ты хоть дебилоид понимаешь, что в рубашке родился? — Зло рыкнул я, теперь уже осторожно катясь по дороге на спортивную базу, а то вдруг тут ещё такие же «пассажиры» бегают.

— Что наша жизнь? — Икнул незнакомец, выпучив пьяные глаза. — Игра. Наливай.

— Извини, руки заняты, — сказал я, скрипнув зубами. — Сейчас Боря тебе с правой «нальет». * * *

Из-за дикого происшествия в пути я долго не мог уснуть. Даже встал примерно в два часа ночи и вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Снег к тому времени прекратился, и сквозь черные ночные облака кое-где показались яркие и мелкие, словно золотые песчинки, звёзды.

«Слышишь, там, в голове, как ты узнал, что впереди за сотню метров на дороге стоит человек?» — мысленно спросил я.

«Испугался, — тихо засмеялся голос. — Не знаю. Почувствовал опасность и предупредил. Теперь понимаешь, что мы должны дружить?»

«Перед Олимпиадой наша сборная поедет на товарищеские матчи в Финляндию и Швецию, я там чего-нибудь куплю, тут продам. Схема простейшая только детали нужно продумать. Так тебя на первых парах устроит?» — спросил я, понимая, что в таких обстоятельствах просто обязан с голосом в голове сотрудничать.

«Да», — прошипел он. * * *

На следующий день, 7 января, после утренней сорокаминутной тренировки, где наш героический хоккейный коллектив «зарыв топор войны», поклялся друг перед другом, что расшибёмся в лепёшку, но за золотые медали зацепимся, я решился на серьёзный разговор с Борей Александровым. Под надуманным предлогом, сказав Ковину, Скворцову и Доброхотову, что нас с «Малышом» ждут до обеда небольшие, но серьёзные дела, я сначала на «Волге» проехал на набережную к памятнику Валерию Чкалову, и предложил там своему юному другу прогуляться.

— Боря у меня к тебе один серьёзный вопрос, — начал я, спускаясь по «Чкаловской» лестнице. — Как ты видишь своё будущее?

— Как? — Засмеялся Борис. — Буду бегать с клюшкой на коньках, пока ноги держат, примерно так до 1990 года, минимум. — Александров поднял многозначительно указательный палец вверх. — Тем более через восемь лет у нас в СССР наступит коммунизм, о чём ещё можно думать? Живи и радуйся.

— Да, — тяжело вздохнул я, — ходи и жмурься, с утра встал сразу за дрель. Кхе. Хочу сказать тебе по большому секрету, что ни через восемь, ни через восемнадцать, ни через тридцать восемь лет коммунизм не наступит.

— Да, б…ь, не может быть? — Опешил «Малыш».

— Чтобы наступил коммунизм, сначала ведь должен установиться социализм, — начал я объяснять смену общественно-экономических формаций по Марксу, которого за прошедшие дни начитался до одурения.

— Ну, так, а у нас чё, б…ь? — Не выдержал Боря.

— Не перебивай, — осадил я его. — Не сбивай с мысли. Социализм — это когда земля принадлежит крестьянам, а фабрики и заводы рабочим, так? Вот скажи, может хотя бы один колхозник продать кусок колхозной земли или рабочий продать станок, за которым трудится?

— Подсудное дело, — усмехнулся паренёк.

— Социализм — это сложная система взаимодействия большой государственной собственности и малого частного бизнеса, чтобы хотя бы часть людей прогрессировала, росла над собой. Училась вести деловую документацию, выстраивать бизнес модель, планировать развитие своего малого предприятия, изобретать новые уникальные товары и услуги. И тогда слово дефицит навсегда исчезнет из нашего лексикона. Но таким обществом очень сложно управлять. Пару тупых законов и весь нормальный общественно-полезный бизнес сразу вымрет или уйдёт в «тень». А так же люди, которые сами создают рабочие места, всегда будут правительство спрашивать: «А на что пошли наши налоги?». Плюс возникает много и других проблем. И за перекупами нужен глаз да глаз, и микрозаёмные организации нужно безжалостно давить, и рэкетиров к стенке ставить, и чиновников-взяточников сажать.

— Чего, кого, куда? — Почесал затылок Александров.

— Не важно, — махнул рукой я. — Просто поверь, настоящий социализм очень сложен в управлении. Это всё равно, что для сильной хоккейной команды нужен только очень эрудированный и грамотный тренер с такими же помощниками, а для команды из ЖЭКа достаточно и простого физрука.

— Ну, допустим, и что? — Уставился на меня мой юный друг.

— А то, что деньги никуда не исчезнут. И кроме тебя самого в будущем, никто за тебя решать ничего не будет. Поэтому я сейчас предлагаю не надеяться на нищенскую пенсию, а самим начать откладывать и зарабатывать капитал. Тем более Москва, в которую мы через год переедем, город дорогой.

— Тьфу, ты! — Сплюнул «Малыш». — Напугал. Социализм, коммунизм, Маркс и Энгельс. Ты мне что, фарцевать предлагаешь? Да я сам об этом уже думал. Закупим в загранке джинсов или пластинок, а тут сдадим.

— Хорошая электрогитара в Швеции стоит примерно 300 долларов, а здесь её можно продать за 3 тысячи рублей. — Предложил я немного другой бизнес-план.

— Ага, нам дадут всего по сотне на руки. — Расстроился Боря.

— А мы третьего найдём — Вовку Минеева, нашего будущего динамовского одноклубника. — Я хлопнул «Малыша» по плечу. — Потом ещё придумаем, как эти деньги приумножить в Японии. С джинсами же одна морока, ещё на таможенном досмотре прицепятся. А гитара — она одна, чтобы играть для себя любимого.

— Похоронный марш на одной струне, — пробурчал Боря Александров.