Отверженный 追放者 Часть II

* * *

Снежинки кружили вокруг моего лица, пар вырывался изо рта, морозный воздух обжигал легкие. Пустая улица, занесенная тонкой порошью, раннее утро, тишина.

Моё любимое одиночество.

Я бежал по улице вдоль парка, холода совершенно не чувствовал. Движения были легкими, уверенными, дыхание размеренным. Поступь хищника в погоне за добычей.

Я на охоте, чувства обострены, ветер в капюшоне вторит моим шагам.

Я бежал и одновременно поглядывал налево каждый раз, когда открывался вид на параллельную улицу. Ну где же он… Где же…

Спринт до следующего съезда, организм радостно реагирует на нагрузку, ноги летят над тротуарной плиткой, за мной остается веер из снежинок.

Неужели и тут нет?

Нет! Вот он! Белый фургончик с характерным баннером на боку проезжает мимо и скрывается за домами. Моя цель!

Я сразу же свернул в переулок, помчался мимо мусорных баков, распугивая бродячих котов. Бег с препятствиями, тоже неплохо. Коробки, упавший велосипед, обледеневшая лужа… Я перелетаю через преграды, прыгаю на стену и отталкиваюсь от неё ногой, верчусь в воздухе, мягко приземляюсь на лапы, ой ноги.

Быстрее, быстрее, а то уйдет!

Скольжу спиной по мусорному контейнеру, сворачиваю за угол, выбегаю на улицу. Через дорогу, мимо разукрашенных, но спящих витрин магазинчиков, вверх на горку.

Ещё быстрее!

Горка заканчивается, я скольжу по обледеневшему тротуару, стирая подошвы новеньких кроссовок. Будто на сноуборде (только без него), съезжаю на мостовую. Теперь направо, мимо небольшого храма, несусь по переулку словно молния, ещё немного…

Я выбежал на очередную безымянную улочку (И почему в Японии нет названий улиц???), пересек её и остановился под козырьком у небольшой пекарни, переводя дух. Я успел.

Фургончик как раз свернул и не торопясь приблизился ко мне. Припарковался как раз напротив. Окно водительской двери опустилось и из него показался извозчик, — тучный улыбчивый мужчина средних лет.

— Икари-кун, ты опять успел! — всплеснул руками он. — И как у тебя это получается⁈ Я гнал что есть сил!

Я не стал отвечать, стараясь отдышаться. Только беспомощно улыбнулся и протянул руку.

— Твоя взяла! — захохотал мужчина, протягивая мне конверт. — Держи, заслужил!

— Спасибо, Минато-сан! Тогда до завтра?

— До завтра, разбойник ты этакий! Буду ждать!

Я схватил конверт и сунул его под куртку, он был ещё теплый и должен был оставаться таким, пока я не попаду домой.

В нем лежали булочки. Да, обычные, привычные зерновые булочки для сэндвичей. Проблема в том, что в моем районе добротных пекарен было мало, а к обеду большую часть ассортимента с полок сметали, оставляя лишь черствый хлеб.

Я выходил каждое утро на пробежку, а домой возвращался с выпечкой.

С Минато-саном у меня был спор, я ждал его каждое утро у входа в парк, и если успевал прибежать раньше его, получал булочки бесплатно. Ему, как мне кажется, было просто в кайф погонять на фургончике, а мне был дополнительный стимул в тренировке. Да и кто откажется от бесплатных булочек?

Да уж… В последние два месяца я только и охочусь, что за сдобой. Так совсем очеловечусь и позабуду кем был.

Точно, — заведу семью, узкоглазых детишек нарожаю и буду сидеть вечерами в кресле, смотреть телевизор, слушая, как бабушка-сан играет с внучками.

Ужас какой.

Дворами я быстро добрался до дома, взбежал по ступеням и тихо зашел в квартиру. В комнате царил полумрак, шторы закрыты, холодный свет проникал внутрь через тонкую щель. Но я сразу почувствовал, что не один. И этот второй человеком однозначно не был, — я не чуял его и не слышал.

— Я знаю, что ты здесь, — произнес я, включая свет.

Муза соскочила с потолка и рухнула на диванчик.

— Пошел к черту, — буркнула она в ответ.

— Мама-сан?

— Уже ушла.

— Она покормила Мордатого-сана?

— Кормила, — рыкнула она.

В последнее время у неё постоянно было плохое настроение. Я видел её крайне редко, лишь когда она собиралась перекусить.

(Вот мне интересно, — а что если Муза на самом деле твой воображаемый друг, куда тогда девается вся еда, которую она у нас дома жрет? А?)

Причина её депрессии мне была понятна, — мой внеплановый художественный застой. Уже как два месяца я никого не убивал и не планировал. Такое у меня случается, как-то почти год продержался без срывов. Обычно подобное случается после большого дела или от переутомления, но сейчас… я просто не хотел.

А если нет желания, то зачем отбирать чью-то жизнь, я ведь больше не на контракте, я свободный человек. Жизнь не равноценна, но бесценна, — это есть истина. А я пока не видел достойного кандидата на гроб.

Да, у меня творческий кризис! А что? Я ведь натура тонкая, автор и творец. Могу и покапризничать.

— Есть будешь? — спросил я, выкладывая на стол булочки.

Она не ответила, только задрала нос.

— Кого я спрашиваю… Ладно, подожди, я пока в душ схожу.

Я прошел в ванну, сбросил мокрую одежду в стиральную корзину, встал под струю горячей воды, смывая пот. Моё тело изменилось, сказывались тренировки и диета. Проступили жилы, от отжиманий округлились грудные мышцы и выпирали передние дельты. До нужной формы мне ещё было далеко, но я в процессе. Стал сильнее, быстрее, опаснее.

Бегал я каждое утро, — восстанавливался после травмы голеностопа. Во время тренировки нога не болела, давала о себе знать гораздо реже. Врач сказал, что такие переломы не проходят бесследно, якобы в любой момент я могу подвернуть лодыжку и сломать её снова. Пошел он куда подальше. Что они вообще знают, врачи эти. Как он может разбираться в устройстве человеческого тела, если сам кости никому не ломал. Как они рассуждают об органах, если никого не препарировали⁈ Я был бы крутым врачом, это точно.

Вышел, тщательно вытирая мокрые волосы. Теперь я пользовался гелем для душа и каким-то дорогим шампунем, тьфу. Ненавижу гели, после них кажется, что ты не помылся, а наоборот обмазался какой-то слизью. Кожа потом пахнет какими-то маслами, фруктозой, шоколадом… Но что поделать, мало выглядеть как человек, нужно пахнуть соответствующе.

Теперь Ichat. Это такой азиатский инстаграм, или что-то вроде. Безумно популярный среди молодежи, а мне приходилось соответствовать трендам.

Я абсолютно не понимал соцсети и как в них вести свой аккаунт. Более того, я не понимал, на фига это вообще нужно. Их дикарский способ проявления собственной идентичности бесил неимоверно.

«О, посмотрите на мою пухлую жопу, я такая красивая, напишите мне об этом!»

«Эй, погляди, как я смотрюсь в отцовской тачке, я альфа, подписывайся на меня!»

«Вот моё селфи, потому что я считаю себя потрясной. Раз моё лицо уникально, то и я такая одна-единственная!»

А так как я не понимал этих всех звериных обрядов, то сделал проще. Нашел самый популярный аккаунт, а это оказался местный футболист, и копировал его фотографии полугодовалой давности. Все просто, — он фотографировался в баре, я делал так же. Он пил кофе, — я тоже. Он постил фото в окружении друзей, я копировал. Вот и все, лайки прут лавиной, профит.

Сегодня по плану странный пост, ну ладно, действуем. Я обмотался полотенцем и встал перед зеркалом, напряг мышцы живота, чтобы немного проступили кубики пресса. Щелк. Хэштег — сдобрымутром, фитнес, последуша, ня.

Ня.

***ня!

Мне даже стыдно не было. Пусть стыдятся те, кто понимает, в каком мире живет. Я чувствовал иначе. Как в том документальном фильме, где мужчина полгода жил с волками в дикой природе. Он ходил вместе с ними на четвереньках, делал вид, что охотится, ел сырое мясо и выл на луну. Он вписывался в социум, и стая его приняла.

Вот и я занимаюсь тем же, и мне не менее тяжело, чем тому бедолаге мужику. Только вот он любил волков, а я людей не очень.

Я оделся и вышел к Музе, она стояла у окна, презрительно обозревая окрестности.

— Нафоткался? — зло спросила она.

— Ага… Что будешь, чай или кофе?

— Кофе. Черный. Сладкий как порнооргия, и черный, как твоя душонка.

— Я помню, — ответил я, ставя кофейник в подставку. — Кстати, первое тебе не светит.

— Как будто я расстроилась. А у тебя как, с твоей, как её…

— Мэки-чан, — хмыкнул я. — Мы расстались.

— А чего так?

— Тупая, — пожал я плечами.

— Ты же такую и хотел.

— Да, но… всему есть предел. Зато я потерял девственность.

Муза бросила мне в голову фантомный топор, я уклонился. Я разлил кофе по кружкам, насыпал сахар. Она очутилась рядом, схватила свою порцию и залпом выпила кипяток, даже не размешивая. Потом довольно рыгнула мне в ухо, налила вторую чашку и переместилась на диван.

— Когда мы будем убивать? — спросила она. — Я чувствую себя никчемной.

— Ты же знаешь, это не от меня зависит, — ответил я, наливая масло на сковороду. — Я не знаю, что со мной происходит. Да и частить не хочется. Я ведь не убиваю просто так, ради удовольствия, в конце концов.

— Смотри-ка, какой у нас тут правильный маньяк завелся. Лишь жизнь наладил, так и все, убивать я больше не могу, у меня чакры на лапках, бла-бла! Мать твою, ты меня выбесишь, малыш, я тебе ночью тестикулы обрежу!

— Отстань ты от моих тестикул! Они, собственно, не совсем мои. Кстати, подай яйца, пожалуйста.

Она телепортировалась к холодильнику, достала три яица и по очереди бросила в меня. Я ловко поймал их, как жонглер. Интересный факт, — если куриное яйцо зажать в ладони, то его практически невозможно раздавить, даже если лупить этим же кулаком. То есть, — лицо у человека треснет от удара, а яйцо нет.

Я разбил первое, посолил и передал Музе. Она выхватила его у меня из рук и выпила сырым.

Остальные я перемешал и вылил в сковородку, туда же бросил порезанные булочки, чтобы напитались.

— Что с Аоки? Почему ты его не ищешь⁈

— Ищу! Я не виноват, что он залег на дно! Мы проверили всех возможных подозреваемых, организовали слежку за некоторыми из них. Я не свожу глаз с Мисы, ожидая, когда он за ней придет. Что ещё я могу сделать⁈ Даже Терада разводит руками, двойник будто испарился.

— Плохо ищешь, ублюдок мелкий! Хотел бы, уже полгорода перебил, просто наугад! А ты что, бутеры яичные жаришь⁈ Будешь так продолжать, никогда не вернешь себе фокус!

— Я найду его, ты знаешь. Я всегда довожу дело до конца. Сегодня у нас опять собрание в «Фениксе», будем заново перебирать дела.

— Бумажки ни к чему не приведут. Ты должен его вывести из себя, убей кого-нибудь, оставь метку и повесь на площади, пусть побесится.

— Он умнее, чем ты думаешь, простой провокацией его из норы не выбить. Он на прицеле, ещё раз говорю, — Аоки умрет.

Я отпил кофе и размял шею, немного кружилась голова.

— Ты опять плохо спал, — констатировала Муза. — Кошмары?

— Да, — кивнул я, утапливая следующую булочку в яичную смесь. — Опять то же самое.

— Хироко или Мамия?

— Мамия.

Она часто приходила ко мне во снах. Та ночная сиделка, которую я задушил в клинике при помощи больничного жгута. Не давала покоя.

— Почему она мне снится? — спросил я.

— Я бы сказала, что это что-то вроде совести, если можно так выразиться в твоем случае.

— Что за бред.