Холод 2

Глава 35

Тут была небольшая полуподвальная комнатушка с узким окном под сводчатым потолком. Передо мной за столом сидел приор Игнатий — уродливый сгорбленный человек в коричневой сутане. Не первый раз я уже сталкивался с этим типом, но общаться с ним пришлось впервые. Я сидел на деревянном кресле с подлокотниками, на моём запястье красовался браслет с красным кристаллом — артефакт, который, по мнению монахов, должен подавить мою силу. Каждому из нас надели такой, прежде чем ввести в ворота монастыря, куда привезли для допроса. Оружия при мне не было. И саблю, и пистолеты пришлось отдать, как и моим спутникам. Даша возмутилась такому произволу, ведь никто не имеет права отнимать оружие у светлейшего, но я убедил её, чтобы не упрямилась.

Затем Дашу и Гордея повели в одну из подвальных комнат, а меня — прямиком к приору Игнатию. Допрашивать нас он намеревался поодиночке.

Я давно догадывался, что по выходу из Сна мы попадём в следственный отдел, а потому, сидя во Сне в подвале особняка, мы с Дашей и Гордеем договорились о том, что скажем, а что — нет. Гордей пока не разделял мои взгляды на учение церкви, но он был предан роду, и потому обещал говорить то, что я велю.

После ночного путешествия я был вымотан и голоден как собака. Веки висели свинцовыми гирями, хотелось поскорее добраться до кровати и как следует выспаться. Но вместо этого я торчал в подвале монастыря и отвечал на вопросы урода в коричневой рясе.

И ладно — я, Даша так и вообще еле на ногах держалась, ей требовались покой и отдых, а её тоже привели сюда и надели на руку браслет с красным кристаллом, который в лучшем случае причинял светлейшему дискомфорт, а в худшем — жуткие головные боли. Гордей — мужик крепкий, и я за него переживал меньше, но он тоже чувствовал себя плохо. Сегодня это было особенно заметно.

И вот я сидел перед приором из следственного отдела и смотрел то на чернильницу, то на перо и открытую книгу, лежащие на столе, то на прикреплённый к стенке колокольчик. Самого приора созерцать не хотелось.

Я рассказал ему «всё, как было», а именно, как мы пошли во дворец на холме, поскольку решили, что моры отвели туда горожан, как нарвались на полчища тварей, как те убили Малютиных, моего дядю и обоих монахов, а нам троим повезло: мы выбрались из дворца через подземные тоннели.

Приор внимательно слушал, кивал, что-то записывал, то и дело задавал уточняющие вопросы. Особенно его заинтересовали интеллектуальное развитие встреченных нами мор-солдат, их способность действовать в группах и подчиняться, по всей видимости, единому центру.

— Жаль, очень жаль, что так вышло, — проговорил он, когда я закончил рассказа. — Я буду молиться за упокоение душ тех несчастных, что остались во Сне.

— Мне тоже жаль, что поход так закончился, — согласился я.

— Возможно, вы уже знаете новости, — сменил тему приор. — В Ярске началась эпидемия. Три дня назад был запрещён въезд и выезд из города. Градоначальник просил светлейших придерживаться данных мер и не покидать Ярск.

Информация эта не стала для меня новой. Я и сам заметил некоторые изменения, когда мы въезжали в Ярск. Теперь блокпосты располагались в пригородах, стража была усилена, а жилые кварталы по периметру обнесли деревянной стеной, особенно в тех местах, где люди могли выбраться на свободу, обойдя солдат.

— Значит, будем пережидать здесь, — пожал я равнодушно плечами.

— К сожалению, — проговорил приор. — Полагаю, вы хотите вернуться домой, к собственному клану?

— Я пока не решил, — ответил я.

— А почему, кстати, вы покинули семью? Весть о пропаже младшего княжеского сына далеко разнеслась за пределы Великохолмска.

Мне не понравилось, что приор начал расспрашивать меня о таких вещах. Он не собирался прекращать допрос, но теперь его интересовали мои личные дела.

— Личные причины, — так и ответил я.

— Личные, значить, — приор едва заметно улыбнулся. — У каждого есть личные причины. А в чём именно они заключаются? Это касается вашего таланта, а точнее, его отсутствия?

«Вот же пёс, — подумал я. — Куда нос свой суёт?»

— Всё, что касается моих взаимоотношений с семьёй — это личные дела, и я не считаю нужным говорить о них, — произнёс я тоном, не допускающим возражений.

— Вот как? Что же, ваше право, — согласился приор. — Простите, Даниил Святополкович, коли затрагиваю столь личные и болезненные для вас темы. Тогда ответьте, пожалуйста, вот на какой вопрос. Надеюсь, он не слишком... личный. Ваша лошадь, Даниил Святополкович, погибла весьма загадочной смертью, а в крови её была найдена пепельная смола. Можете это как-то объяснить?

— Я увёл коня у чешуйчатых, — пожал я плечами. — Кто знает, чем они его накачали?

— Когда это произошло?

— Несколько дней назад, перед тем, как мы приехали сюда.

— Что ж, пусть так. Позволите взять кровь и у вас?

— Зачем? — поинтересовался я.

— Дабы убедиться, что в нет отсутствует пепельная смола.

— А вы считаете, она там есть?

— Нет, что вы, я ничего не утверждаю, в суждениях я опираюсь только на факты. Мне поручена миссия, и проверка светлейших — одна из моих обязанностей. Ещё раз извиняюсь, за доставленные неудобства, но это — необходимая процедура.

— А если я откажусь?

— А зачем? — приор насторожился. — Вам есть что скрывать, Даниил Святополкович?

— Нет, мне нечего скрывать.

— Прекрасно! Тогда монах возьмёт у вас кровь, и вы будете вне подозрений.

— Чтобы узнать, принимаю я сыворотку или нет, вам не обязательно брать кровь. Вы можете спросить об этом напрямую, — сказал я.

— И что же вы ответите? — тонкие прямые губы приора растянулись в скептической улыбке.

— Что я принимаю сыворотку.

— Действительно? Хм. Что ж, честность — достойное качество. Значит, у нас с вами не возникнет недопонимания. К сожалению, до окончания карантина, вам, Даниил Сятополкович, придётся побыть в крепостной тюрьме, а потом вы отправитесь в один из монастырей, где вас излечат от недуга. Ну а ваши друзья тоже вкусили пепельную смолу?

— Вы ошибаетесь, господин приор, — ответил я спокойно. — Я не пойду в тюрьму, и в монастырь не поеду. По крайней мере, пока сам не захочу это сделать. Сейчас я просто отправлюсь к себе домой. Хватит с меня ваших допросов, — я поднялся со стула.

— Думаете, вы можете так просто уйти? — тон приора стал строже. — Я не позволю такому, как вы, разгуливать на свободе.

Приор позвонил в колокольчик.

В комнату вошли два монаха в серых кафтанах и широкополых шляпах.

— Уведите его и заприте в камере, — сухо приказал приор.

Я обернулся к этим двоим, вытянул в их сторону руки, и в тот же миг монахи покрылись чёрными ледяными кристаллами. Я посмотрел на приора, его глаза наполнились ужасом. Он едва дар речи не потерял.

— Как... Этого не может быть... — бормотал он, ошарашенный тем, что артефакт не остановил меня.

— Меня не остановить, — спокойно проговорил я. В моей руке оказался длинный острый осколок льда, похожий на сосульку. Я схватил Игнатия за волосы и воткнул осколок ему в шею, кровь брызнула не коричневую рясу и на стол, заливая книгу, в которой он записывал показания.

На поясе приора висели ключи. С их помощью я снял браслет. И ключи, и браслет я прихватил с собой — такие вещи лишними не бывают.

Теперь надо было действовать решительно. С того самого момента, как за нами приехали монахи из следственного отдела, у меня начала зреть идея. И если во время допроса я колебался, стоит ли задуманное претворять в жизнь именно сейчас, то последнее требование приора рассеяло все сомнения. Теперь я точно знал: никто не должен покинуть монастырь на горе. Все обитатели этого логова уродов сегодня погибнут. Первым делом важно позаботиться о том, чтобы разбежаться не успели, а потом уже делать дело.

Узкий пустой коридор был слабо освещён масляными светильниками на стенах. Я принялся дёргать за ручки дверей, но те оказывались либо заперты, либо за ними находились помещения со всевозможной утварью, инвентарём или продовольствием.

Даша и десятник Гордей расположились за грубо сколоченным столом в просторной комнате с двумя окошками под потолком. Два монаха из следственного отдела сидели на скамьях возле стен. Когда я вошёл, они вскочили, схватившись за сабли, что висели у них на поясах, и один за другим оказались заморожены.

Мои спутники даже понять не успели, что произошло, они сидели и в недоумении таращились на меня.

— Так, слушайте внимательно, — сказал я им, не давая опомниться. — Сейчас мы вырежем под корень всю эту проклятую обитель. Здесь не должно остаться никого. Никто не уйдёт живым.

— Вы желаете войны с церковью? — нахмурился Гордей.

— Она уже развязана, — я показал рукой на одного из замороженных монахов. — У меня не было выбора, иначе они узнали бы о том, что я принимаю сыворотку. А теперь пути назад нет. Полумеры сейчас не допустимы. Да и вообще: я отдал приказ.

— Я сделаю то, что вы велите, — мрачно проговорил Гордей.

Я снял со своих спутников браслеты и тоже забрал себе.

— Ты, Гордей, контролируй двор, — приказал я. — Посмотри, нет ли тут заднего хода, через который могут удрать монахи. А ты, Даша, держи главные ворота. Всех, кого увидишь, убивай без сожаления. Я зачищу здания.

Оружие и прочие наши вещи лежали в смежной комнате. Вооружившись, мы вышли в коридор и двинулись к выходу.

На лестнице столкнулись лицом к лицу с уродливым человеком в серой рясе. Он покосился на клинки у нас в руках, но продолжил идти навстречу. Поравнявшись с ним, я воткнул ему саблю в живот.

На первом этаже мы разошлись в разные стороны. Даша — к уличным воротам, Гордей — во внутренний дворик, я отправился по этажу, открывая все попавшиеся двери.

Но монахов я не находил. Их тут не было.

— Простите, вы кого-то ищете? — спросил длинный сгорбленный человек с деформированным лицом.

— Да, ищу, — я подошёл к нему. — А где все?

— Так в храме служение началось только что. Вестимо, братия вся на служение отправилась. А кто именно вам нужен?

Он не сразу обратил внимание на саблю в моей руке, а когда заметил её, попятился.

— О как! Спасибо, — я рубанул ошарашенного монаха. Тот закрыл лицо рукой, и удар пришёлся по предплечью. Монах вскрикнул. Следующий удар рассёк ему шею.

Покинув жилую часть, я направился в храм — небольшое каменное здание с двускатной крышей и квадратной в основании колокольней.

Когда я вошёл, за трибуной перед алтарём стоял человек в фиолетовой сутане и читал нараспев текст из толстой книги, лежащей перед ним. Остальные сидели на скамьях и внимали словам проповедника — они были одеты либо в серые рясы, либо в серые кафтаны. Всего — человек сорок.

Я вошёл и закрыл за собой дверь на засов.

— Эй, прекращайте проповедь, — крикнул я. — Молитесь своему богу, чтоб он принял ваши души.

Монахи повскакивали с мест и уставились на меня. Настоящее сборище уродов! Каких только тут не было: очень низкие и распухшие, как на дрожжах, длинные и неестественно худые, сгорбленные, кривые. А физиономии такие, что от одного вида их тошнило: непропорциональные, скособоченные. Словно неумелый скульптор пытался слепить человеческое лицо, но у него никак не получалось, и он бросал свои поделки, так и не довершив начатое. Но были среди них и нормальные: монахи из следственного отдела, которые тоже тут присутствовали, не имели уродств.