Милорд

Товарищи раскиданы по помещению в произвольном порядке, кто где. Думаю, их можно искать, как маслята — в самых неожиданных местах. Печально, что мальчик из редакции Пророка успел смотаться, поглядеть надо, как подействовало на него.

— У Шафика нахватался? — Фил, опасливо озираясь, растирает синяк на скуле.

— Сметвик научил. — не стану комментировать.

— Что конкретно произошло?..

В себя видать ещё не пришли, болезные.

— Жертвоприношение?

— Ну не групповуха! — справа кто-то подавился.

— Человеческих трупов нет, — грохот падения, шелест, — мракоборцы за дверьми не прячутся, не парьтесь.

— Мы и логова не покидали пределов.

— Что за названия, не в джунглях обитаем!

— Слепой?! Сзади тебя висит дохлый пожиратель душ, пойманный непосредственно в здешних окрестностях, и ты настаиваешь, что это курорт?

— Абри не возвращался?.. — кривляясь накладываю чистящие на ближайшее кресло.

— Раз нас ещё не загрызли насмерть, значит он вырубился по дороге. — посыпались приглушённые покашливания.

Н-да, наткнись кто-нибудь на кучу достопочтенных джентльменов, в большинстве своем, игнорирующих мебель… Представлять не будем. Спящий рожей в тарелке с супом Лестрейндж уже поспособствует приближению инсульта у стариков из Палаты, про скрючившегося на сцене, у шеста, Каркарова и сказать нечего.

В целом налакавшиеся маги отличаются от простецов разве что изобретательностью. Но Боги всемогущие, я путаю, или в этом кабинете раньше не водилась нечисть?! Мы ограбили Азкабан, Антон пополнил коллекцию?! Откуда взялся дементор… закованный в цепи… Мишура из игл дикобразов, клетка с феями и консервированные докси?

Зажаренные на, разведённом у порога, костре рёбрышки кельпи тоже не вдохновляют.

Кто, кстати, готовил?..

— Так, чем говоришь нас долбануло, Марволо? — обняв трёхлитровую банку рассола, принесённую домовушкой, тяжело уронил Долохов. — Я не помню, как и за каким, кхм, вы с нашим мистером Загадкиным малевали ведьмин круг, однако виски ломит до сих пор. — пристыженно выдыхаю.

Двух зайцев за выстрел, м?.. Чутьдва десяткане положил!

— Дневник принадлежит к артефактам ментального раздела? Мы увидели куски твоего…

— Руд, помолчи, — атмосфера сочувствия и беспокойства давит на плечи, — очевидно же? Но прошу не нужно жалости, меня не беспокоят фантомы. — простите что впутал, не учёл возможную опасность, идиот.

— Девушка в воспоминаниях, — поднявшись прохрипел очухавшийся Руквуд, — твоя невеста. Заключил её личность в дневник?.. Или нет, не её, в тетрадке… различается аура мага?.. Сумасшедший, и в несуществующем обряде ошибка на ошибке! Гонт, психованный полудурок, как ты слепил подобие крестража не зная ни основ, ни технологии? — бормотал невыразимец, не замечая на него угрожающе порыкивающих однокурсников.

Похоже, откровения моего шедевра произвели на друзей куда большее впечатление, нежели предполагалось. Хотя, такой результат ожидаем, при проведении экспериментального ритуала считай ничего не учтено, импровизация чистой воды.

Замыслил, называется, упростить себе задачу!.. Зашибись подвиг, справился! Показать собственноручно составленное комбо всем однопартийцам и хитрющему корреспонденту, разом?! На раз-два!!! Ведь плёвое же дело — увеличить радиус действия махинаций, которые язык не повернётся назвать ритуалом, захватив в увлекательное путешествие лишнего пассажира. Естественно… Внушить наглому юнцу нужные идеалы, для верности, и вперёд на баррикады! Какие получатся заголовки!..

Забытое, тайное и сокровенное… Заперев на страницах ежедневника фрагменты счастливых дней, возмутительную ложь и кошмары я был уверен, что владельца мутировавшего хоркрукса не должно накрыть. Но гипотеза не вывезла, проколбасило меня знатно, не хуже остальных.

Дьявол.

Таки где-то накосячили, нас затянуло внутрь дневника… и разделило. История стала прокручиваться от первого лица. Как это вообще получилось?! Впрочем, догадаюсь — накачались мы крепко, а общийгений, как известно, в разы продуктивнее работает на дурную голову.

Закрытые в артефакте эмоции и без того были сильны, а при таком просмотре подобны лавине. Возникшее у нас состояние приобрело схожесть с приступом дереализации… Обострившись в сотни раз нарушилось восприятие, окружающий мир стал нереальным и отдалённым. Перепутались отрывки «уже виденного» или «никогда не виденного».

Но я не поменял бы сделанного, появись возможность, неет… Хотя изначально план и включал в себя только Альбуса, содержимое артефакта и обширный инфаркт вышеупомянутого, результат неплох.

— Наречённая. — спустя десять минут молчания тупо киваю в пустоту, исподтишка зыркая на серые лица.

Впечатлительные, хех-хе, я наверняка выгляжу не лучше.

Мне нравилась моя жена, её хотелось защищать. Хрупкая, миниатюрная блондинка, она создавала уют и праздник везде, где появлялась.

Этот тип женщин ассоциируется с плетёным креслом в беседке, домашними пирогами, свиданиями в книжных кафе, заканчивающимися полуночными гуляниями. Прогулками по жилым скверам и заброшенным паркам, хм. Пикники у речки, в самых камышах, тоже наша забава… Чудачка развлекалась, на цыпочках крадясь по мелководью, всё стремилась поймать малька сачком для бабочек… И было плевать на неуместный смех и неловкость во всём, на мнение посторонних. Я не считал зазорным появиться с неуклюжей феей на голливудском банкете или спонсорском приёме в Нью-Дели. Потакал любым капризам и не мог вынести слёз.

Наверное, это и есть любовь.

Оттого в крестраж были впаяны несколько наших встреч, первое свидание и годовщина. Последняя стала концевой записью, плавно переходящей в трагедию, увиденную когда-то в третьесортном фильме.

Впрочем, посредством моей редакции триллеру в пору собирать многомиллионную кассу… * * *

Зелёная лужайка у невзрачно-серого приюта смотрится свежо. Летнее небо цвета голубого опала дарит умиротворение, солнце тает жжёным сахаром на горизонте и ни намёка на облака.

Скрывшиеся в тени раскидистого дуба, в хаотичном вальсе кружатся юноша и девушка. Он статен, в видавшей виды военной форме. Она в новеньком белом сарафане, с украшенной розами пышной пшеничной копной. На безымянных оттенками весны переливается медь, отражаясь от двух ободков, ребячески скученных из тонкой проволоки.

Сердце — птица, в воздухе предвкушение чуда.

Идиллию рушит раздирающий пространство рёв сирены. Успевший добежать к подозвавшей его пожилой женщине парень оборачивается назад… изящные черты исказил ужас, в синих глазах отчаяние, пульсация крови набатом.

Вслух невысказанный приговор.

Бомба разрывается быстро, железной пылью и адским огнём, за считанные секунды уничтожая чужойсмысл. Острый осколок рассекает бровь, щёки опалят дыхание пламени, молодой человек спешит на пределе возможностей… Он знает, что уже поздно, он знает что опоздал, он знает… что останется невредим.

Самопроизвольная невидимая преграда не подпустит к очагу угрозы ещё, как минимум, минуту. Его сила бесполезна, она защитилане того… он слаб, ничтожен. Чертовски больно.

От крика дерёт глотку, колени подгибаются, и парень падает, впиваясь ногтями в кадящую грязь. Не замечая картечи в плече и подпалин на одежде, подползает по раскалённой земле к оплавленной фигуре.

Плевать на бьющие градом снаряды. Ему ведь снится. Сон?..

Не осталось ни цветов, ни колечка… под дрожащими кистями плоть возвращает форму, только душу в ладоши не поймать. Внутри битое стекло, потеря бьёт осознанием одиночества, спазм мешает впустить кислород в лёгкие. Солдат глядит на исчезающие в дали истребители, он чувствует рваную рану. Можно выследить их, пытать до помешательства, но проще не будет. Себя не простить, а в нагрудном кармане теплится дорогая чёрная книжка, гравировка на заказ.

Её последний подарок.

Ночь сменяет день, в какой-то ветхой хижине, за покосившимся столом, сидит тот же мальчишка. С ваксой на носу, чертит запрещённые формулы и разгребает кипы, испещренных мелким почерком, бумаг. У него ничего не выходит. Два месяца бессонницы мантикоре под хвост, безнадёга сковывает пуще Петрификуса… С ним что-то не так и магия не слушается, однако в ворохе негатива не разобрать изменений. Страницы дневника нагреваются при соприкосновении с кожей, баюкая и навевая надежды… ложные конечно, она не вернулась, обряд не помог.

Тьма пустила корни, и сердце — камень.

Среднего роста шатен неподвижно застыл на краю отвесной скалы, посреди моря. Предзакатный небосклон отражается в глубоких очах вишнёвым ликёром, закручивая смерч, на сушу надвигается грозовой фронт. Кидаясь на огрызки гранита исходят тиной волны, тёмные воды грозят выйти из берегов.

Единственному, заставшему буйство стихии, всё равно.

Он развеял пепел, невыносимо оставить её гнить… принимать решение тяжелее. Старуха-нянька намедни говорила ему, что в смерти находишь успокоение, вновь обретаешь родных. Если действительно так, то предпочтительнее вечность скитаться по астралу, балансировать на грани… Он не сможет посмотреть ей в глаза, встретив вновь.

С некоторых пор страхом стали разочарованные девичьи речи… Как мог её великий волшебник оплошать?

Он боится умирать, уж лучше жить вечно. * * *

Ребята пошевелиться не были способны от психологического давления, не то что анализировать. Боюсь теперь, даже доказывай я им с пеной у рта, что воспоминания подделка… не поверят.

— Ты проверялся у специалистов?

— Через месяц поеду лечиться.

— Хм.

— Бросаешь нас?

— Разберётесь.

Моргана с ними, с этими пьяными самоубийственными порывами и партией!.. Об отъезде на продолжительный срок надо как-то сказать крестнику.