Мир После

Глава 4

Я просыпаюсь от того, что моя мама что-то выскребает из кармана своего свитера. Она кладет это на подоконник, освещенный рассеянным утренним светом. Это желто-коричневая слизь и измельченная яичная скорлупа. Она очень осторожна, пытаясь заставить эту гадость капнуть на подоконник.

Пейдж дышит ровно и, кажется, что она все еще спит. Я пытаюсь выкинуть из головы свой сон, но его обрывки все еще преследуют меня.

Кто-то стучит в дверь.

Дверь открывается, и в нашей комнате появляется веснушчатое лицо одного из близнецов. Я не знаю, которого из них, поэтому просто думаю о нем как о Тру-Тра. Он морщит нос с отвращением, когда чует запах тухлых яиц.

— Оби хочет видеть тебя. У него есть пара вопросов.

— Чудесно, — сонно отвечаю я.

— Да ладно. Это будет весело, — он посылает мне очень яркую улыбку.

— Что если я не хочу идти?

— Ты нравишься мне, детка, — говорит он. — Ты бунтарь.

Он прислоняется к косяку и одобрительно кивает.

— Но если честно, никто не обязан кормить вас, давать вам кров, защищать, быть добрым с вами, относится по-человечески.

— Хорошо, хорошо. Поняла, — я вылезаю из постели, радуясь тому, что спала в футболке и шортах.

Мой меч с глухим стуком падает на пол. Я забыла, что он был со мной под одеялом.

— Тсс! Ты разбудишь Пейдж, — шипит мама.

Глаза Пейдж немедленно открываются. Она лежит как мертвая, уставившись в потолок.

— Крутой меч, — чересчур небрежно говорит Тру-Тра.

В моей голове раздаются тревожные звоночки.

— Почти такой же хороший, как и электрический хлыст для коров.

Я почти ожидаю, что мама стукнет его своим хлыстом, но он невинно висит на спинке ее раскладушки.

Меня гложет чувство вины, когда я понимаю, насколько счастлива, что у моей мамы есть хлыст, на случай если ей придется защищать себя от… людей.

Больше половины людей здесь носят какой-то из видов самодельного оружия. Меч является одним из лучших, я рада, что мне не приходится объяснять, зачем ношу его. Но есть в нем что-то, что привлекает больше внимания, чем мне бы хотелось. Я поднимаю меч и прикрепляю ремнем через плечо, чтобы помешать любой попытке поиграть с ним.

— У него есть имя? — спрашивает Тру-Тра.

— У кого?

— У твоего меча, — он говорит так, будто бы это нечто, само собой разумеющееся.

— Ой, пожалуйста, только не начинай, — я выбираю одежду из случайных комплектов, собранных мамой прошлой ночью.

Она также принесла с собой пустые бутылки из-под содовой и прочий хлам неизвестного происхождения, но к той куче я даже не притронулась.

— Я знал парня, у которого была катана.

— Была что?

— Японский меч самураев. Превосходный, — он хватается за сердце так, словно влюбился. — Его звали «Меч света». Я продал бы свою бабушку в рабство за него.

Я понимающе киваю.

— Можно, я дам имя твоему мечу?

— Нет. — Я достаю джинсы, которые должны подойти, и один носок.

— Почему?

— У него уже есть имя. — Я продолжаю копаться в груде одежды в поисках носка.

— Какое?

— Мишка Пуки.

Его дружелюбное лицо вдруг стало серьезным.

— Ты назвала свой уникальный, прекрасный меч, созданный для того, чтобы калечить, убивать и ставить на колени твоих врагов, выслушивая при этом плач их женщин, — Мишка Пуки?

— Да, тебе нравится?

— Даже шутить так — преступление против природы. Ты это понимаешь, не так ли? Я отчаянно пытаюсь не сказать кое-чего против девушек, но из-за тебя это довольно-таки тяжело.

— Да, ты прав, — я пожимаю плечами. — Мне следовало бы вместо этого назвать его Тотошкой или Флосси. Как думаешь?

Он смотрит на меня так, будто я еще более сумасшедшая, чем моя мама.

— Я ошибаюсь? У тебя на самом деле карманная собака в ножнах?

— О, мне интересно, смогу ли я найти розовые ножны для Мишки Пуки. Может быть, со стразиками? Что? Это слишком?

Он выходит, качая головой.

Его так легко дразнить. Я не спеша переодеваюсь и выхожу за дверь следом за Тру-Тра.

Кажется, будто коридор переполнен, как стадион Окленда во время ежегодного чемпионата по бейсболу.

Несколько мужчин среднего возраста обменивают перо на пузырек с лекарством. Я думаю, что в Мире После это версия наркосделки. Другой показывает что-то похожее на мизинец, потом убирает его обратно, когда парень тянется за ним. Они начинают спорить шепотом.

Две девушки идут, съежившись над несколькими банками супа, как будто бы они держат в руках горшочек золота. Они нервно оглядывают каждого, пока плетутся по коридору. Рядом с главным входом несколько человек со свежевыбритыми головами расклеивают листовки одного из Культов Апокалипсиса.

Снаружи заросший газон, устрашающе пустынный с мусором, разлетающимся от ветра. Любой, кто смотрит вниз с неба, может предположить, что это здание такое же заброшенное, как и другие.

Тру-Тра рассказывает мне о том, что уже превратилось в большую шутку: высший состав Сопротивления занял место в учительской, а Оби вступил в должность директора школы. Мы пересекаем школьный двор, следуя в кирпичное здание Оби, не покидая крытого перехода, даже учитывая тот факт, что так путь будет гораздо длиннее.

Вестибюль и залы в основном здании еще больше заняты, чем в моем, но, похоже, у этих людей есть цель. По коридору мчится парень, волоча за собой кабель. Несколько человек перемещают столы и стулья из одной комнаты в другую.

Подросток толкает тележку, заставленную сэндвичами и кувшинами с водой. Когда тележка проезжает мимо, люди хватают еду и напитки, как будто они имеют право на доставку еды, если работают в этом здании.

Тру-Тра берет пару сэндвичей и протягивает мне один. Как будто я часть толпы.

Я проглатываю свой завтрак до того, как кто-то поймет, что я не отсюда. Но с полным ртом я едва не давлюсь, когда вижу кое-что.

У людей в этом здании удлиненное оружие. Оно выглядит так, будто на него надели глушители, как это делают в фильмах убийцы.

Если на нас нападут ангелы, шум не будет иметь значения, потому что к этому моменту они уже будут знать, где мы находимся. Но если мы будем отстреливать друг друга…

Еда во рту вдруг стала на вкус как обычная холодная ветчина со специями и черствым хлебом, вместо того восхитительного угощения, коим была минуту назад.

Тру-Тра вваливается в дверь.

— … ошибка, — звучит мужской голос из комнаты.

Люди сидят перед компьютерами в несколько рядов, полностью погруженные в мониторы. Я не видела ничего подобного со времен Нашествия. Некоторые из них не сочетаются с обстановкой, учитывая их очки и татуировки в виде дьявольского рога.

Многие люди настраивают компьютеры на задних рядах и смотрят большой телевизор, стоящий перед доской. Похоже, что Сопротивление придумало, как получить постоянный источник питания, по крайней мере, для одной комнаты.

Оби находится в центре всей этой активной деятельности. Шеренга людей следуют за ним, ожидая его согласия на что-то. Несколько человек в комнате следят за ним и за чем-то еще.

Боуден сидит рядом с ним. Его нос до сих пор опухший и в синяках из-за нашей драки во дворе предыдущего лагеря Сопротивления, произошедшей пару дней назад. Может быть, в следующий раз он научиться разговаривать с людьми как с людьми, вместо того чтобы издеваться над ними, пусть даже они такие маленькие девушки, как я, и кажутся легкой целью.

— Это была поправка в планах, не ошибка, — говорит Боуден. — И ни за что на свете это не было «предательством человечества». Сколько раз я должен объяснять это?

Удивительно, возле двери стоит корзинка с шоколадками. Тру-Тра прихватил две и протянул мне одну. Когда я чувствую батончик Сникерса у себя в руке, я понимаю, что это священная вещь.

— Опережать события — это не значит менять планы, Боуден, — говорит Оби, просматривая документы, которые передал ему сварливый солдат. — Мы не сможем следовать военной стратегии, если позволим пехотинцу выбирать время действий только потому, что он не может держать рот на замке и рассказывает обо всем кому попало. Каждый прохожий и каждая продажная шлюха уже знают об этом.

— Но это не…

— Твоя вина, — отвечает Оби — Я знаю. Тошнит уже от того, сколько раз ты это сказал. — Оби скользит взглядом в мою сторону, когда слушает следующего в ряду.

После минутной фантазии о вкусе шоколадного батончика я засовываю его в карман куртки.

Может, я могу убедить Пейдж съесть это.

— Боуден, ты пока что свободен, — Оби приглашает меня войти.

Когда мы проходим мимо друг друга, Боуден рычит.

Оби усмехается мне. Женщина, сидящая в следующем ряду, изучающе смотрит на меня с более чем профессиональным интересом.

— Приятно видеть тебя живой, Пенрин, — говорит Оби.

— Приятно быть живой, — отвечаю я. — У нас ночь кино?

— Мы создаем дистанционную систему наблюдения вокруг Бей-Бридж, — говорит Оби. — Это окупает наличие такого большого количества гениев в Долине, которые могут сделать невозможное возможным.

— Двадцать пятая камера подключена, — кричит кто-то из последнего ряда. Остальные программисты продолжают печатать на компьютерах, но я чувствую их волнение.

— Что ты ищешь? — спрашиваю я.

— Что-нибудь интересное, — отвечает Оби.

— У меня есть кое-что, — кричит программист позади нас. — Ангелы в Саннивэйл на автостраде Лоуренс.

— Переведи это на главный монитор, — говорит Оби.

В передней части аудитории включается один из больших телевизионных экранов.