Вид истинный вернет

Глава 11

Северус насильно впихнул в её руку стакан, в котором плескалось зелье, судя по всему, успокоительное.

— Значит, ты им так ничего и не рассказала.

Он не спрашивал, а говорил утвердительно, будто сам был свидетелем некрасивой сцены, разыгравшейся в доме Эвансов. Неспособная на что-то большее, Лили кивнула и заплакала с удвоенной силой. Зелье она поглотила за один присест, но даже оно не могло погасить тот пожар из боли, обиды и вины, что пожирал её.

— Я... я не смогла. Они были так рады моему возвращению, началу моей взрослой жизни, я побоялась отнимать у них эту радость.

А в итоге получилось так, что Лили в глазах близких превратилась в беспардонную, наглую и бессовестную лгунью, которой не могло быть никакого доверия. Даже... даже Петунье, которая, Лили была уверена, нарочно добралась до Косой аллеи, чтобы подловить сестру, верили больше! Да нет же, Мерлин, что Лили такое думала? Хоть они и не особо ладили в последнее время, но Пет по-настоящему никогда не желала ей зла. Это Лили, одна Лили во всём виновата.

— Северус, я ужасна! Ты, наверное, думаешь, что я чудовище, и я действительно чудовище!

Опустившись на колени, Северус осторожно забрал, отставил в сторону стакан из-под зелья и взял её ладони в свои.

— Я никогда, слышишь, никогда не считал и не посчитаю тебя чудовищем. Не смей так говорить, Лили, поняла? Ты просто ошиблась и запуталась.

Лили хотела было сказать, что не стоило притворяться и утешать её, но посмотрела в глаза давнему другу и не смогла произнести этого. Северус и в самом деле не думал о ней, как о испорченной, жестокой и эгоистичной девчонке, которая врала всем вокруг ради сохранения собственного комфорта. Он искренне переживал, и так... так разительны были эти простые, но честные чувства по сравнению с тем, в окружении чего Лили жила последнее время, что она, обхватив Северуса за шею, вновь зашлась в плаче. Теперь уже от стыда и осознания своей вины перед ним.

— Прости, прости меня, пожалуйста, Сев! Я была такой глупой! Я ужасно себя вела раньше и... и сейчас...

Он только тихо и тяжело вздыхал, неловко поглаживал Лили по спине, но сомкнуть ответные объятия так и не решился. От этого стало ещё больней. Та ссора, будь она проклята, встала между ними невидимой, нерушимой преградой. Лили думала, они перешагнули через неё, трусливо радовалась, что не пришлось ничего говорить вслух, просить прощения, но нет, мерзкое прошлое всё ещё отравляло жизнь им обоим.

— Прости меня, — повторила Лили, когда успокоительное зелье наконец подействовало, — я должна была выслушать тебя тогда, у озера. А я...

— Перестань, — Северус коротко улыбнулся, чтобы подбодрить её, — ты имела полное право поступить именно так, как поступила. Я был виноват, я должен был смолчать, но я... там нет твоей вины, Лили.

Она упрямо качнула головой, не соглашаясь. Почему-то лишь спустя два года до Лили дошло, что то был первый и единственный раз, когда лучший друг оскорбил её. А она, закрыв глаза на то, сколько Северус делал для неё, просто выбросила их дружбу вон, как мусор. Впервые Лили подумала, что поступила с ним, в общем-то, почти как Поттер с ней самой — объявила априори виноватым и без шанса на оправдание.

— Давай уже это забудем, хорошо? Нужно собираться с силами и идти домой.

Домой. Лили сникла от одной мысли о том, что её ожидало по возвращении. Но и откладывать обратный путь было нельзя. Вечерело, а она, незамужняя девушка, не могла провести ночь вне дома, не вызвав подозрений или недовольных пересудов.

— Я переоденусь, Лили. Не переживай, я быстро.

— Но зачем?

Северус посмотрел на неё немного удивлённо.

— Я пойду с тобой, тоже поговорю с мистером Эвансом. На тебя он сердится, но меня должен послушать.

— Папа не поверит, — с тоской протянула Лили, — он же знает, что ты всегда на моей стороне

— Ничего, я кое-что придумал. Мы справимся, поверь.

Поверить было тяжело после того, что сделали Поттеры, и Лили... она сказала, что верит, конечно же, но на сердце у неё было тяжко и муторно.

Северус вернулся через пять минут, облачённый в потёртые чёрные джинсы и такого же цвета рубашку. Рукава он закатал до локтей, и Лили невольно уставилась на его чистые предплечья. Говорили, что каждый Пожиратель смерти в знак принадлежности к армии Тёмного лорда носил на руке татуировку в виде черепа со змеёй. Про Северуса Мародёры говорили, что наверняка уже меченый, только на его руках не было ни следа, ни намёка на ужасный символ, который лишь недавно перестал являться Лили в кошмарах.

Он трансфигурировал тапочки, в которых Лили прибежала, во вполне приличные туфельки. На крыльце дома, пока Северус запирал дверь, Лили остановилась, набрала воздуха в грудь и решительно сказала:

— Только позволь, я сама всё расскажу отцу с матерью. А ты, если что, поможешь. Мне это нужно.

Секунду помедлив, Северус кивнул.

— Конечно. Как ты скажешь.

На Коукворт уже опустились сумерки, прохожих почти не было, и они аппарировали прямо в садик дома Эвансов. Выходил он на участок семьи Бильц, а та семья, как знала Лили, неделю назад уехала пытать счастья в Лондоне. Так что увидеть их с Северусом никто не мог.

В доме было непривычно, пугающе тихо. Стоял сильный запах лекарств. Родителей и сестру Лили нашла всё там же, в гостиной, и в первый момент даже подумала, что они за это время и с места не сдвинулись. Заметив её и Северуса, отец, и без того чёрный лицом, нахмурился и решительно выпрямился во весь, но Лили опередила его.

— Папа. — В первый миг голос дрогнул. Лили вновь представила, как на неё кричат, отказывая в малейшем доверии, но, почувствовав прикосновение Северуса к своей руке, всё же сумела закончить: — Я всё объясню. Только выслушай... выслушайте меня, пожалуйста.

Сердце ходило ходуном: то замирало, то пускалась вскачь с удвоенной, утроенной силой, но Лили не сводила с отца глаз, ожидая его ответа. Хватит, больше она не будет скрываться и молчать, Лили достаточно боли причинила своим родным и Северусу. Наверное, вот так — немного безрассудно, немного отчаянно и с решительным желанием идти до конца, неважно, насколько больно и плохо будет ей самой — и ощущалась смелость. Настоящая смелость, а не та, которой так бравировали хвалёные Мародёры.

— Что же, выслушаю, — тяжело произнёс отец, махнув рукой, и у Лили задрожали губы: столько горечи было в этом месте. — Что мне ещё остаётся.

Отец, мать и Петунья, застывшие будто неживые фигуры, и правда позволили ей рассказать. Не перебивали, не задавали вопросов, только молча внимали тому, что говорила Лили. А она, повинуясь внутреннему порыву, поведала всё с самого начала. Как хотела хорошую обеспеченную семью с возможностью жить у мужа за пазухой, как обратила внимание на Джеймса, сочтя его во всех смыслах подходящей партией, как закрывала глаза на его выходки, когда до неё в очередной раз долетали мерзкие слухи. События тех злополучных дней, с момента, когда Джеймс впервые начал юлить, и закончившиеся выпускным, Лили проговаривала с ожесточением на саму себя, на своё малодушие, нашёптывавшее смягчить, скрыть, приукрасить чуточку собственные поступки, чтобы не упасть совсем уж низко в глазах родных. Но нет, то была её исповедь и Лили выложила всю подноготную, все, далеко не всегда чистые и прекрасные мысли. Ей нужно было признаться самой себе, нужно было, чтобы услышал Северус, — он не меньше её семьи заслуживал знать правду, пускай потом он возненавидит Лили и откажется помогать. Закончила она на последнем издыхании и, объясняя, почему молчала и врала, вновь плакала. Лили не хотела никого разжалобить, у неё просто не осталось сил противостоять жуткому пониманию того, что она натворила.

С последним её словом в гостиной установилась тишина, мрачная, подавленная. Даже часы на каминной полке тикали траурно, будто отсчитывая чьи-то последние минуты или секунды.

— Господи, Господи, — проронил наконец отец, — что же это за мир-то такой.

— Папа, я знаю, я должна была сказать сразу же, но...

— Как я теперь могу тебе верить, Лили? Тебе было всё равно, что чувствовали мы с матерью и Петуньей, — главное, чтобы ты оставалась в чужих глазах невиновной. Мне больно, что я вырастил такую дочь. Больно, Лили! Что я сделал не так? Чем прогневал Бога, заслужив это наказание?

— Папа...

— Я могу подтвердить, что Лили говорит правду, — произнёс Северус.

Пока говорила Лили, про него все невольно забыли, и Северус привалился к стене у шкафа, молча слушая её исповедь, но теперь, вытащив из кармана маленький фиал, поставил его перед Лили на стол. Угадав зелье, она низко опустила голову. Ненавистный Веритасерум. Неужели Северус заставит её... хотя, наверное, да, Лили это заслужила. Даже Северус не поверил.

Коротко объяснив её родителем, что в фиале, он вытащил крошечную пробку и в один миг выпил зелье. Изумлённая Лили не поверила своим глазам, крикнула «Не смей! Это же я должна!», но получила в ответ лишь кривую улыбку, а потом Северус потребовал задавать вопросы поскорее, пока Веритасерум действовал.

Родители, выбитые из колеи и просто уничтоженные открывшейся правдой, молчали, а потому спрашивать принялась Петунья. Лили с ужасом смотрела на сестру. Пет сейчас непременно припомнит их детство, будет выспрашивать про всякие случаи, когда Лили с Севом пакостили ей втихую, а она ничего не могла доказать и обижалась до слёз. Но сестрёнка не стала сводить старые счёты, хотя случай был как никогда удобны, и ограничилась всего несколькими незначительными вопросами, только чтобы убедиться, что Северус действительно не врал. Петунья... Петунья по-настоящему повзрослела, а Лили все ещё рассуждала по-детски, измеряя всех в однозначной черно-белой шкале.

После Петуньи, собравшись с мыслями, начал задавать вопросы отец. Беседовал он с Северусом недолго, всего минут пятнадцать, но Лили казалось, прошли часы. После Северус украдкой выпил антидот к сыворотке правды и вернулся на своё прежнее место у стены. Лили не сводила глаз со своего друга, она не могла найти слов, чтобы описать всё, что чувствовала из-за этого... демарша? Поступка? Да, поступка и с большой буквы. В то время, как Джеймс всячески изворачивался и сваливал вину на Лили, Северус добровольно решился на фактически допрос, зная, что любая его тайна, даже самая постыдная, могла раскрыться и выставить его в самом невыгодном свете.

— Это... это чудовищно, — с расстановкой произнёс отец, обхватив голову руками.

— Это волшебный мир, — вздохнул Северус.

— Да в любом мире встречаются подлецы, но почему этому мерзавцу приглянулась именно наша Лили?! — отец врезал кулаком по столу, от чего все, кроме Северуса, вздрогнули. — Ты тоже хороша, дочь! Собралась замуж за первого встречного, потому что он богатый и известный! Разве мы такому тебя учили? Молчи, Дженна! Чувства чувствами, а головой подумать же нужно! С нами посоветоваться!

— Я знаю, папа, но чем вы могли помочь? У Поттеров имя, деньги и связи, мы для них на одном уровне с животными. Растопчут и не посмотрят даже. — Закончила Лили тихо-тихо, вспомнив, как горячо прежде распинался Джеймс, что он не такой, как другие аристократы, и как сама когда-то, поддавшись на обещания директора Дамблдора, верила, что в рядах его сторонников добьётся равного, справедливого отношения к таким, как она, магглорождённым.