Шальная звезда Алёшки Розума

* * *

Двое суток Алёшка провёл в каземате. Если Ушаков рассчитывал, что за эти дни он вконец иструсится в ожидании пытки, то жестоко ошибся. Случилось наоборот. Алёшка больше не испытывал прежнего тошнотворного липкого ужаса и целыми днями попеременно то молился, прося Бога дать ему сил, как древним мученикам, то думал о Елизавете. И то и другое укрепляло дух.

И когда на третий день поутру его привели в знакомый подвал, он был готов ко всему. Во всяком случае ему так думалось.

Алёшка ожидал увидеть палача с кнутом в руках, полную углей жаровню, но в подвале никого, кроме самого Ушакова не оказалось, даже протоколиста не было.

— Ну что, Алексей Григорич? Не надумали правду говорить? — спросил Ушаков добродушно.

— Я говорил правду.

— Полноте, юноша! Я знаю, что вы лгали. — Собеседник усмехнулся, сделавшись похожим на доброго дедушку. — И мне несложно будет вырвать у вас признание. Фёдор Пушников, наш штатный палач, большой мастак по этой части. Но я хочу предложить вам соглашение — я не стану пытать вас, и любезная вашему сердцу дама не пострадает. — Он хмыкнул. — На этот раз не пострадает. А уж как там дале, будет зависеть от её поведения на будущее… Коли умна, с огнём баловать боле не станет… Словом, я вас отпущу.

Алёшка воззрился на него, не веря ушам.

— Но с одним условием… Вы станете доносить мне всё, что будет происходить при дворе Её Высочества.

Кровь ударила в голову так, что показалось, будто в лицо плеснули кипятком. Перехватило дыхание.

— Лучше пытайте…

— Эх, молодо-зелено… — Ушаков покачал головой. — Кровь горяча, а ума кот начхал… Нет чтобы послушать старого мудрого человека… Вы бы мне про Елизавету рассказывали, а я бы вам совет давал, как лучше её от беды уберечь… Но нет, будете сами на грабли наступать. Впрочем, я не сомневался в вашем ответе, хотел наблюдательность свою проверить. — Он внезапно стал серьёзным, глаза сверкнули сухим стальным блеском. — Я вас отпущу. Безо всяких условий. Но запомните, юноша: я всё равно буду знать про каждый шаг Её Высочества, и если вы любите её — а я вижу, любите, — вы должны впредь удерживать её от глупостей. У меня нет желания причинить Её Высочеству зло. Я, Алексей Григорич, не людоед, что кровушку живую пьёт и ею одной сыт бывает, я цепной пёс возле трона. Мой долг защищать монарха от крамолы и измены. И я зубами рву всех крамольников и изменников. Мне дела нет до того, кто они. И если на троне окажется Елизавета Петровна, я так же буду грызть и рвать тех, кто станет угрожать ей. Так что пусть живёт тихо, не раздражает императрицу, и я её не трону.

Алёшка молчал, вновь не зная, верить ли ушам.

— Можете идти, Алексей Григорич. Вы свободны.

Он шагнул в сторону двери, но остановился в нерешительности и оглянулся на генерала.

— Спросить что-то хотите? — догадался тот.

— Если позволите. Что сталось с Алексеем Яковлевичем Шубиным?

— Он арестован. Большего вам знать не положено.

— Ваше превосходительство, — Алёшка взглянул умоляюще, — если Её Высочество станет справляться о его судьбе, не говорите ей, что арестован. Скажите, что служит где-нибудь вдалеке.

Ушаков внимательно посмотрел на Алёшку, и в глубине глаз что-то изменилось.

— Ступайте, Алексей Григорич. Я думаю, у вас получится уберечь Её Высочество от неприятностей.