Шальная звезда Алёшки Розума

Глава 4

в которой Анна Иоанновна решает государственные вопросы, Алёшка работает грузчиком, а Прасковья сидит в кустах

Через распахнутое окно доносился запах молодой листвы и вчерашнего дождя. Высокая, полная женщина, стоявшая возле него, привычным движением приняла из рук слуги штуцер, уверенно взвела курок. Ложе приклада упёрлось в плечо, ствол плавно пошёл вправо и вверх, и комнату наполнил грохот. Запахло порохом. Слуга забрал ружьё, поставил возле стены, оперев на приклад, и тут же подал даме другое, заряженное. Вновь сухой щелчок курка и почти сразу же грохот. Третий штуцер, четвёртый, пятый…

Двое мужчин, стоявших за спиной дамы, наблюдали за стрельбой. Один спокойно и заинтересованно, второй — нервно вздрагивая от каждого выстрела. Наконец, разрядив последний штуцер, дама обернулась к ним.

— Браво, Ваше Величество! Ни одного промаха! Полагаю, во всей Москве не найдётся стрелка, способного потягаться с вами! — по-немецки произнёс плотный мужчина в камзоле, богато расшитом золотым галуном и алмазами, и зааплодировал.

Женщина довольно улыбнулась, а взглянув на второго господина, зашлась весёлым смехом.

— Что-то ты, Андрей Иванович, сбледнул, — проговорила она, отсмеявшись.

— Я наделён излишне резвым воображением, Ваше Величество, — нервно усмехнулся тот. — Представил, что мне вздумалось прогуляться в саду под вашими окнами…

— Не бойсь, Андрей Иваныч, я не охочусь на своих министров. — Императрица прошла к бюро и уселась в кресло. — Зачем ты хотел меня видеть?

— Рискну навлечь на себя гнев Вашего Величества, но долг призывает меня вновь напомнить вам о главной обязанности монарха перед подданными — выборе наследника престола. Вы молодая женщина и, конечно же, к радости народа станете править не один десяток лет, однако ваши подданные не смогут спать покойно, покуда наследник не будет назван. Конечно, самым предпочтительным было бы, если бы Ваше Величество изволили сочетаться браком…

При этих словах лицо «алмазного» вельможи омрачилось, и он бросил быстрый тревожный взгляд на императрицу.

— Помилуй, Андрей Иваныч, какой уж нынче марьяж, чай, мне не двадцать лет… — Императрица с лёгкой досадой махнула рукой. — Что это ты выдумал…

— Тогда вариантов у вас немного, а именно всего три: ваша племянница, принцесса Мекленбургская, кузина Елизавета и сын её покойной сестры, герцог Голштинский.

— Потаскуху Лизетку в императрицы?! — Тёмные глаза Анны полыхнули гневом. — Кильского чёртушку[57]?! Да не бывать тому никогда!

И толстые пальцы, унизанные кольцами, сложились в увесистый кукиш, который Её Величество продемонстрировала поочерёдно обоим собеседникам.

— Петрушкину отродью неча делать на троне российском! Добро бы ещё Авдотьи Лопухиной отпрыски были, а не пьяной шлёнды, что портки всему гарнизону стирала да юбку заголяла перед всяким желающим!

Императрица, похоже, рассердилась не на шутку — вскочила и с прытью, совершенно неожиданной для её корпулентной фигуры, промчалась по кабинету.

— Стало быть, тем паче вопрос с престолонаследием надобно решить как можно спешнее, — мягко проговорил Остерман. — Как вы знаете, блаженной памяти государь Пётр Алексеевич[58] почили, не оставив распоряжений на случай своей кончины, и, стало быть, законную силу имеет завещание предыдущего монарха, сиречь, тестамент[59] государыни Екатерины Алексевны. А согласно ему трон наследовать должны Анна Петровна и её потомство, каковым является герцог Голштинский Петер-Ульрих, а после него — цесаревна Елисавет и её дети. Коль скоро — язык мой отказывается произносить сии слова — вы не оставите собственного распоряжения о том, кто унаследует по вам трон, престол перейдёт к одному из этих двоих.

Императрица вновь прошлась по кабинету уже спокойнее и остановилась возле окна. Остерман невольно поёжился, верно, представил в руках у той бьющий без промаха штуцер.

— Ваше сиятельство, — обернулся он к «алмазному камзолу», — хоть вы меня поддержите! Малодушное нежелание помышлять о блаженном успении не украшает монарха! Ежели б Пётр Великий с тщанием и серьёзностью подошёл к этому вопросу, у власти не оказались бы неграмотная баба[60] и лакей из Немецкой слободы[61], торговавший пирогами!

Увлёкшийся Остерман в ужасе прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнего — ведь в этом случае дама, стоявшая перед ним, даже в смелых снах не могла бы мечтать о российском престоле. Однако Бирон, как ни странно, его поддержал.

— Зато благодаря его легкомыслию Россией теперь правит исконная императрица природного русского корня, — рассмеялся он. — Так что пути Господа неисповедимы! Но граф Остерман прав: не стоит бросать дело на самотёк. Ежели ты, душа моя, желаешь укрепить на престоле ветвь своего батюшки, не осквернившего фамилию браком с лифляндской портомоей, тебе следует прислушаться к его советам.

— Почему бы вам, Ваше Величество, уже теперь не объявить наследницей племянницу, Елизавету-Екатерину-Христину? Коль скоро вы и слышать не желаете о замужестве, более близких родственников у вас нет и уж, верно, не будет.

— Девочку невозможно сделать наследницей, покуда она не сменит лютеранскую веру на православную…

— Значит, надо сделать это! — воодушевился Остерман. — И как можно спешнее. Однако, если бы Ваше Величество соблаговолили дозволить вашему покорному слуге высказать своё ничтожное мнение, я бы посоветовал вам как можно скорее выдать принцессу замуж, а наследника выбрать из детей мужеска пола, что родятся в этом браке. Права на престол у мужчины всегда основательнее, нежели у женщины.

— Но ей всего тринадцать лет!

— И что с того? — Остерман хладнокровно пожал плечами. — В этом возрасте девица уже вполне годна к чадородству, и потом, ведь можно составить документ, назначив наследником будущего ребёнка от предстоящего брака. Впрочем, затягивать со свадьбой всё же не стоит. А чтобы разрядить обстановку и поумерить пыл некоторых гвардианов, я бы предложил вам удалить цесаревну Елизавету из Москвы. Мне донесли, что вокруг Её Высочества сызнова семёновцы крутятся…

Императрица, усевшаяся было за бюро, свирепо грохнула кулаком по полированной столешнице. Кокетливый, дорогого дерева гарнитур отозвался жалобным скрипом.

— Так и не уймётся? Ну хорошо, я ей растолкую, что пристало русской царевне! — Она обернулась к Бирону. — Распорядись, мой свет, чтобы выяснили, кто из гвардейцев дорогу в Покровское не позабыл. Пускай отправят их по дальним гарнизонам, да чтоб в тех же чинах[62], в каких здесь служат. А по Лизетке монастырь плачет…

— Не торопись, душа моя. — Бирон поправил завернувшийся манжет батистовой рубашки, с явным удовольствием встряхнул тонкими дорогими кружевами. — Что до Семёновской кодлы, разобраться с ними и впрямь не помешает, а с цесаревной я бы поспешествовать не стал. Отправить её в какую-нибудь вотчину от Москвы подале, чтоб носу оттуда не казала — и покуда довольно с неё. Но вот что давно уж пора сделать, так это позаботиться о собственной безопасности — восстановить Тайную канцелярию. Только неграмотная дура-баба[63] могла распустить главный столп, на коем трон российский зиждется.

Хмуря широкие чёрные брови, императрица задумчиво покачала малахитовое пресс-папье, в навершии которого расположился лежащий бронзовый лев, и взглянула на Остермана.

— Андрей Иваныч, подготовь указ о восстановлении. А то и впрямь крамольников развелось — ни Бога, ни чёрта не боятся…

------------------------

[57] «Кильским чёртушкой» Анна Иоанновна называла внука Петра Первого, Петера Ульриха Голштинского — будущего российского императора Петра Третьего, которого боялась и ненавидела всю жизнь.

[58] Речь идёт об императоре Петре Втором, умершем от оспы в четырнадцать лет.

[59] Завещание императрицы Екатерины Первой, согласно которому престол наследовали внук Петра Первого, Пётр Алексеевич, затем в случае его бездетной смерти Анна Петровна и её потомки, затем Елизавета Петровна и её потомки.

[60] Остерман говорит об императрице Екатерине Первой, второй жене Петра Первого, происходившей из лифляндских крестьян.

[61] Речь об Александре Даниловиче Меньшикове, фаворите Петра Первого, происходившем из низов. После смерти Петра он при помощи гвардии возвёл на престол его жену Екатерину и фактически единолично правил при ней Россией.

[62] При переводе из гвардии в полевые полки военные получали повышение на два чина. По сути, распоряжение императрицы означает разжалование.

[63] Бирон плохо знает русскую историю, а потому ошибочно приписывает роспуск Тайной канцелярии императрице Екатерине Первой, которая, упразднив Тайную канцелярию, просто передала её функции другому ведомству. А распущена она была при Петре Втором.