Шальная звезда Алёшки Розума

* * *

Свеча на туалетном столике истекала каплями воска, будто слезами. В её свете лицо Мавры тоже казалось восковым — изжелта-бледным, точно у покойницы.

— Арман! Ну почему ты молчишь?! Что с ней? — Елизавета почти кричала.

Лесток опустил безжизненную руку, что держал, слушая пульс, и невозмутимо ответил:

— Похоже на выкидыш.

Елизавета охнула и зажала рукой рот.

— И… как ей помочь? Она не умрёт? — Ей вдруг сделалось страшно.

— Разумеется, я сделаю всё, что в моих силах, но я не повивальная бабка, нужных снадобий у меня в хозяйстве нет.

— Значит, надобно послать в посад за повитухой. — Елизавета вскочила, готовая бежать, но Лесток ловко поймал её за руку и придержал.

— Не спешите, Ваше Высочество! — Он усадил её рядом. — Я бы не советовал… очень не советовал вам этого делать.

— Но почему?

— Потому что уже завтра весь посад будет знать, что ваша незамужняя фрейлина выкинула ребёнка. Это сильно ударит по репутации Вашего Высочества, прошу прощения, и без оных слухов небезупречной в глазах света. Больше того, через неделю об этом вопиющем происшествии узнают и в Москве. Можете представить реакцию Её Величества? Мы говорим с вами с глазу на глаз, а следовательно, я могу не утомлять ни вас, ни себя ненужным политесом… Здесь ни для кого не секрет, что императрица спит и видит, как бы отправить вас в монастырь, и можете не сомневаться — случившееся преподнесут как свидетельство распутства, царящего при вашем дворе, а возможно, и детоубийства… И вы обе окажетесь в монастыре.

— Что же делать? — Елизавета с трудом сглотнула.

— Оставить всё, как есть и молиться, чтобы натура справилась своими силами. Вам изрядно повезло — кажется, кроме вашего гофмейстера никто о случившемся пока не знает.

— Гофмейстера? — Она удивилась.

— Да. Это он нашёл её во дворе без памяти и принёс сюда.

Елизавета попыталась ухватить какую-то мысль, не то воспоминание, не то сновидение — отчего-то упоминание о гофмейстере заставило болезненно поморщиться, но Лесток сосредоточиться не дал:

— Вы должны сохранить случившееся в тайне и гофмейстеру своему прикажите молчать. Не знаю… припугните его чем-нибудь… Прочим я сообщу, что у Мавры Егоровны тяжёлая инфламмация[104], чрезвычайно заразная, и запрещу заходить в её комнату. От прислуги это тоже надо сохранить в секрете. Всё запачканное бельё лучше будет тайно сжечь.

— Но зачем? — Елизавету била дрожь, она чувствовала, как капли пота, отвратительные, холодные, как пиявки, ползли по коже под нательной рубахой.

— Затем, что при вашем нынешнем положении даже намёка на слухи возникнуть не должно… Вы понимаете, что одной ногой уже вступили в монастырскую келью?

— Но я не могу просто так бросить её умирать! — Елизавета почувствовала, как глаза налились слезами.

— Вы и не бросаете. Я дипломированный хирург как-никак и сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ей. А вы — молитесь.

---------------------

[104] инфекция, воспаление