Лица

ЛЮДИ, ИХ БЫТ

Некоторое время назад Бизунова пригласили на Центральное телевидение и дали пять минут времени. Будучи человеком серьезным, Бизунов решил говорить только самое главное, а потому начал с того, что, кроме реки Лучесанки, очень красивой и богатой рыбой, колхоз располагает газом, водопроводом и, конечно же, электричеством. Затем он коротко «остановился» на двух девушках, которые однажды уехали из колхоза в Донбасс, но через полгода все же вернулись и еще привезли с собой мужей. С тех пор Бизунов, как председатель, никому из желающих покинуть деревню в оформлении не отказывает, однако количество людей в колхозе не уменьшается, а постоянно растет, и потому колхоз ежегодно строит по одной новой улице из двадцати новых домов.

Тут Бизунов сделал паузу и посмотрел на режиссера, который удовлетворенно кивнул головой, но показал при этом ноль двумя пальцами, что означало: пора закругляться. Пора так пора. Впрочем, решив про себя, что все равно это запись на пленку и, если они хотят, пусть потом вырезают, Бизунов сделал знак режиссеру и сказал еще о том, что общественные организации колхоза держат всех людей на учете — в том смысле, когда у кого день рождения, чтобы прислать телеграмму и подарок «во имя души, — сказал Бизунов, — без которой в нашем деле нельзя».

И все, и больше ничего он не говорил, никаких молочных рек в шоколадных берегах не расписывал. Пока он заканчивал в Москве дела, а потом добирался до дома, пленку прокрутили по первой программе. В колхозе Бизунова ждала пачка писем: так, мол, и так, я механизатор такого-то профиля, семья — столько-то душ, видел вас по телеку, не откажите в приеме.

Ко дню моего приезда таких писем скопилось более двадцати тысяч, никто в колхозе не знал, что с ними делать. Но обилие предложений было единодушно оценено как тревожное: колхозники понимали, что хотя авторы писем как минимум имеют телевизоры, от добра они искать добро не стали бы.

Все вышеизложенное, я полагаю, должно послужить читателю «материальным обеспечением» того бесспорного факта, что люди колхоза имени Ленина работали в страду с истинным энтузиазмом. Они давали по две, по три и даже по четыре нормы в день, и, когда я спросил Бизунова, за счет чего, он ответил: «За счет приличной жизни и понимания момента, что фактически выразилось в удлинении рабочего дня». — «В каких же пределах?» — «В нормальных: от зари до зари». После таких слов просить у Бизунова «героические» примеры было решительно невозможно. Мне ничего не оставалось, как пользоваться косвенными доказательствами.

Однажды у меня состоялся разговор с дедом Кашириным, про которого я знал, что нынешним летом он взялся возить колхозное молоко, хотя в свои «за семьдесят» мог бы спокойно лежать на печи, благо пенсией был обеспечен. Но велика ли эта пенсия? Естественно, меня интересовали мотивы его поступка, и я прямо в лоб спросил: «Много заработали этим летом, Павел Игнатьевич?» — «Чего?» — сказал дед. «Я говорю: хорош ли заработок у возчиков молока?» — «А тебе зачем?» — сказал дед, при этом сын его с внуком, присутствовавшие при разговоре, отвернулись с тихими улыбками. «Ну ладно, — сказал я, решив отступить и подойти к тому же с другой стороны, — у вас есть, дедушка, мечта купить себе чего-нибудь «такое»?» — «Какое?» — подозрительно спросил дед, и у всех Кашириных мелькнуло лукавство в глазах, а глаза у них, к слову сказать, были ну точь-в-точь, ну капелька в капельку, ну просто поразительно одинаковые да еще небесно-голубые. «Транзистор!» — сказал за деда внук, но дед на него тут же цыкнул: «И задарма не нужен! — Потом подумал и мудро добавил: — Какие мы, такие и костюмы!» — в том смысле, что его потребности теперь уж невелики. Короче говоря, дед Каширин «встал к станку», заменив на отвозе молока здорового мужчину, место которого было на переднем крае, но сказать об этом такими словами, какими написал я, не согласился бы даже по принуждению. Двое других Кашириных, отец и сын, работали комбайнерами на одном и том же поле, ложились спать в одиннадцать вечера, вставали с первыми петухами, и оба давали по две с половиной нормы. «Соревновались?» — спросил я. «Некогда было», — последовал довольно неожиданный ответ. «А если бы соревновались, то кто кого?» Восемнадцатилетний Володька скромно отвел глаза, дед хихикнул, а средний Каширин сказал: «Он бы меня обдул. Он злее».

По списку в колхозе триста восемьдесят трудоспособных. Одни, вероятно, менее «злые», другие более, есть и равнодушные, где их только нет. Но факт остается фактом: ни во время посевной, ни в период уборки колхоз ни разу не воспользовался посторонней помощью, сколько ее город ни предлагал. Больше того, ухитрился сам помочь людьми и техникой своему соседу.