Пассажиры первого класса на тонущем корабле

«Джонсон добился частичного прекращения бомбардировок [объявленного в том же выступлении 31 марта 1968 года, где он сообщил, что больше не собирается выдвигать свою кандидатуру в президенты] голосованием трёх [членов Объединённого комитета начальников штабов] против двух, но при этом пояснил, что если бы он добивался полного вывода войск из Вьетнама, то проиграл бы с результатом четыре голоса против одного».[728]

Обе противоположные интерпретации мотивов американских действий, которые дают Портер и Лоджволл, подкрепляются правительственными документами точно так же, как и мемуары Банди. Успешные политики наподобие Джонсона очень подкованы в том, как занимать варьирующиеся и даже противоположные позиции, находясь в разных аудиториях, а во всех перечисленных работах на анализ оригинальных документов накладываются последующие попытки официальных лиц преувеличить их существовавшие на тот момент беспокойства и предчувствия по поводу войны и/или сохранить наследие Кеннеди. Тем не менее и Портер, и Лоджволл, и Банди с Голдстейном соглашаются, что высшее командование вооружённых сил США было уверено, что войну можно выиграть, и сохраняло эту уверенность даже спустя продолжительное время после Тетского наступления,[729] которое эти авторы рассматривали в качестве решающего удара по Вьетконгу.

В конечном итоге не имело значения, была ли у генералов жизнеспособная стратегия победы в войне, как утверждает Джон Нэгл,[730]или же то, что они, как оказалось, питали иллюзии относительно природы врага, с которым они столкнулись, слабости, трусости и коррумпированности их южновьетнамских союзников и актуального потенциала сил США.[731] Президент Джонсон осознавал, что не может отвергать запросы генералитета на войсковые контингенты, даже если предсказания успеха, которые делали генералы, одно за другим не сбывались. Лишь перед лицом нарастающего массового протеста, беспокойства деловой элиты и определённых разногласий между военными (в большей степени мотивированных опасениями бунтов среди призывников, а не перспективами победы) Джонсон смог отвергнуть требования Уэстморленда направить во Вьетнам ещё 200 тысяч солдат в дополнение к тем 550 тысячам, которые уже там находились.

Кеннеди был в состоянии отклонять требования масштабного пополнения боевых частей, но дал понять, что не уверен, что сможет покинуть Южный Вьетнам или хотя бы провести деэскалацию, пока не будет гарантированно переизбран. Так и осталось неизвестным, осмелился бы он в случае своего второго срока принять иной курс, нежели тот, которым в итоге пошёл его преемник Джонсон, или то, какие политические последствия это имело бы для Кеннеди и его партии. Никсон также застрял во Вьетнаме ещё на четыре года, одобряя различные безрассудные планы победы в проигранной войне, которыми бредили генералы (наиболее примечательным из этих планов было вторжение в Камбоджу). Необходимо помнить, что после того, как Никсон пришёл на смену Джонсону, погибли ещё более 20 тысяч американских солдат.

Президент Обама, несмотря на все его похвальбы, что он читал исторические работы по Вьетнамской войне и сделал из них выводы, согласился на существенное увеличение американского присутствия в Афганистане.[732] Он также пошёл на восстановление присутствия в Ираке «советников» в надежде на то, что несколько тысяч подобных лиц смогут нанести поражение ИГИЛ,[733] несмотря на то, что более сотни тысяч солдат не смогли разгромить повстанцев при Буше. Что же касается Афганистана, то Обама, возможно, на короткое время убедил себя, что Объединённый комитет начальников штабов и лично Дэвид Петреус[734] имеют жизнеспособную стратегию победы в этой стране, но даже после того, как Обама осознал, что был одурачен (или что генералы дурачили сами себя), он не осмелился перечить генералитету.[735]

Аналогичным образом Соединённые Штаты чрезвычайно расширяли свое военное присутствие в Африке, даже несмотря на почти идеально плачевные результаты деятельности Африканского командования США (АФРИКОМ). В 2010 году генерал Картер Хэм, выступая перед комиссией Сената по делам вооружённых сил в связи с выдвижением его кандидатуры на пост главы АФРИКОМ, обозначил в качестве главной угрозы в Африке, причём ограниченной преимущественно Сомали, движение «Аш-Шабаб».[736] Спустя три года его преемник генерал Дэвид Родригес заявлял: «Главный вызов заключается в эффективном противостоянии осуществляющим насилие экстремистским организациям, в особенности на севере Мали, выступающей в качестве безопасной гавани для "Аль-Каиды" в исламском Магрибе, "Боко Харам"[737] в Нигерии и "Аш-Шабаб" в Сомали». А затем, в 2016 году, уже его преемник генерал Томас Уолдхозер почти слово в слово повторил утверждения Родригеса: «Главный вызов заключается в эффективном противостоянии осуществляющим насилие экстремистским организациям, в особенности росту присутствия "Аль-Каиды" в исламском Магрибе, "Боко Харам" в Нигерии, "Аш-Шабаб" в Сомали и ИГИЛ в Ливии».[738]

Очевидно, что единственным дополнением за шесть лет оказалось наличие ИГИЛ в Ливии, которое появилось там после того, как Соединённые Штаты и НАТО организовали свержение Муаммара Каддафи. Таким образом, следствием растущей сети американских баз, соглашений с вооружёнными силами более чем двух дюжин африканских стран, сотен ежегодных операций спецназа и атак беспилотников стало стремительное увеличение количества и смертоносности террористических угроз. Президент Обама и Конгресс не приходили к выводу, что военное присутствие в Африке следует сократить, и ни один из командующих АФРИКОМ не был смещён или хотя бы подвергнут критике за свои провалы.

Избираемые гражданские официальные лица в лучшем случае являются соучастниками принимаемых военными решений относительно того, когда, где и сколько американских солдат будут задействованы во внешних войнах. Однако определение деталей того, каким образом они будут вестись, остаётся за генералами, и как только война начинается, роль гражданских чиновников сокращается. И даже в тех случаях, когда к ведению войны были в большей степени склонны гражданские чиновники, а не генералы, как это было в случае с Ираком, как только решение о вторжении принималось, генералы запрашивали более существенные воинские контингенты, чем могли позволить Буш и его советники.[739] Генералы оставались уверенными в победе, несмотря на постоянные сбои, и в дальнейшем вырвали контроль над военными действиями у Буша, Чейни, Рамсфелда и их гражданских советников. Однако к тому моменту стратегические решения, оплошности и грубые ошибки, наряду с мерами, гарантировавшими отчуждение иракских элит и вооружённой оппозиции от иракских масс (об этом пойдёт речь ниже), сделали невозможным достижение Соединёнными Штатами своих целей в этой стране.

Дональду Рамсфелду принадлежит знаменитое высказывание в ответ на жалобы направляющихся в Ирак солдат, что их машины не были защищены бронёй от заложенных по дорогам мин: «Вы идёте воевать с той армией, которая у вас есть сейчас, а не с армией, которую вы, возможно, хотите или желаете иметь в будущем».[740] Разумеется, армия США в своем актуальном виде является результатом предшествующих решений о расходах. Поэтому теперь мы рассмотрим, кто принимает эти решения и какие типы вооружений Соединённые Штаты закупали в процессе своих масштабных трат.