Пассажиры первого класса на тонущем корабле

Контракты и карьеры

«Вот как я оценивал заплаченное мною армии: <…> я представлял себе число, казавшееся нереальным, и прибавлял к нему ноль. Армия не доверяла вам, если то, что вы ей платили, не было абсурдным». Грег Бэкстер, «Квартира»

Соединённые Штаты последовательно направляли непропорционально большую долю своих военных расходов на технологически инновационные вооружения, а не на более простое оружие, полезное в войнах с повстанцами. Аналогичным образом подготовка военных и продвижение по службе основаны на их навыках использования высокотехнологичного оружия, а не взаимодействия с местным населением. Ч. Райт Миллс[741] отмечал, что оружейные контракты для частных корпораций наделяли экономическую и военную элиты общей заинтересованностью в значительных оборонных бюджетах. Хотя экономическая элита в целом предпочла бы низкие военные расходы, чтобы воспрепятствовать повышению налогов (Миллс писал во времена, предшествовавшие наращиванию военной мощи при Рейгане и войнам Джорджа Буша-младшего, которые сопровождались снижением налогов, — при Эйзенхауэре же вооружённые силы финансировались из налогов, ставки которых доходили до 91%), данное соображение перевешивалось тем фактом, что оборонные контракты необычайно прибыльны — и тогда, и сейчас. Корпорации стабильно получают от этих контрактов гораздо больше прибылей, чем они сами либо их менеджеры и акционеры платят налогов для финансирования бюджета Пентагона. Поэтому у частных корпораций появляется заинтересованность в том, чтобы акцент в военных бюджетах делался на поставках вооружений, в особенности на приобретении инновационного оружия, а не на персонале, — и корпорации лоббируют эти интересы.

Изобретение американцами ядерного оружия и усовершенствование разработанных в Германии ракет послужило причиной «военной революции»,[742] благодаря которой стала возможной стратегия демонстрации силы в глобальном масштабе, предполагающая, что эти новые виды вооружений всегда готовы к использованию. Данная стратегия укрепила предпочтения в пользу инвестиций в высокотехнологичные виды вооружений, а не в людскую силу и, в свою очередь, требовала постоянных технологических инноваций, в особенности после того, как собственный ядерный арсенал создал Советский Союз. Хотя постоянное технологическое лидерство и неизменно более значительные ресурсы Америки навязывали СССР ответную ядерную стратегию, у Соединённых Штатов как технологического и геополитического лидера имелись стратегические альтернативы. Однако эти варианты формировались заинтересованностью оборонных подрядчиков в получении и удержании выгодных долгосрочных контрактов на дорогостоящие, крупносерийные и высокоприбыльные системы вооружений,[743] а также карьерными траекториями увеличивающегося корпуса военных офицеров четырёх упомянутых выше родов войск. Организационная культура и интересы офицерского корпуса в совокупности с влиянием оборонных подрядчиков на Конгресс формируют бюджетные решения и предопределяют эффективность американских вооружённых сил.

Военные не представляют собой единую организацию. Напротив, как выяснил Карл Билдер,[744] у ВМФ, армии и ВВС имеются собственные «профили», которые формировались на протяжении десятилетий и выражались в некой иерархии предпочтений в части вооружений. Например, ВМФ стремится довести до максимума количество своих кораблей, в особенности линейных крейсеров, т. е. крупнейших кораблей, которые выполняют ведущую боевую роль в актуальных или планируемых войнах — начиная со Второй мировой войны она была возложена на супер-авианосцы. ВВС больше всего озабочены технологиями и поставками самых передовых самолётов, даже если им приходится поступаться их количеством ради качества. Постоянные усилия по формированию «совместности» [поставок вооружений] среди отдельных родов войск[745] преимущественно терпели крах.[746]

«Господство рода войск», т. е. организация всех закупок вооружений и карьерных траекторий, а также планирование военных стратегий с точки зрения интересов и пожеланий четырёх автономных родов войск сохранялось, несмотря на принятие в 1986 году закона Голдуотера-Николса о реорганизации Министерства обороны США. В этом документе была декларирована задача более эффективного координирования военных планов и поставок вооружений при помощи Объединённого комитета начальников штабов, который, как предполагалось, будет стоять выше узковедомственных интересов каждого рода войск.[747]Карл Х. Билдер считает, что соперничество между родами войск снижалось благодаря «продолжительной истории бюджетов, ролей и миссий, [которая] привносила существенную стабильность, гармонию и сотрудничество в их отношения друг с другом». В то же время он обнаруживает и пределы подобного сотрудничества: «Но если дело слишком сильно доходит до принципиальных организационных интересов отдельных родов войск — до их бюджетов, независимости или контроля [над ними], — то, скорее всего, будут возникать препоны, и оказавшийся под угрозой род войск, как правило, замкнётся в себе, а не атакует другой».[748]

Эти преференции Билдер рассматривает как момент организационной культуры, усиленный личным опытом офицеров, которые посвятили долгие годы своей карьеры конкретным системам вооружений. Например, «горячие сторонники новых межконтинентальных баллистических ракет были привержены этим системам потому, что не могли действовать по-другому. Их профессиональные биографии были посвящены этой технике. Их собственное личное достоинство и достоинство их ракет переплелись таким образом, что их нельзя было с лёгкостью отделить друг от друга… За чувство собственного достоинства люди будут бороться долго и упорно».[749] При этом личные предпочтения и чувство собственного достоинства офицеров подкрепляются и обретают материальные основания при помощи способов формирования военных карьер.

Карьеры офицеров в большей степени выстраиваются вокруг того, какими системами вооружений они командуют, а не связываются с конкретными людьми обеих полов, которыми они руководят. Специальные технические знания о какой-то отдельно взятой «платформе» вооружений ценятся больше, чем «опыт совместной, межведомственной и международной работы».[750] Офицеры прикрепляются к подразделениям, которые обеспечивают кадрами отдельные системы вооружений и используют их. Например, офицер флота командует подводными лодками, предназначенными для запуска ядерных ракет, или авианосцами, созданными для того, чтобы истребители могли поражать авиацию противника, а бомбардировщики — уничтожать наземные цели. Представим себе, что для противостояния определённой разновидности низкозатратных и низкотехнологичных угроз, которые, скорее всего, будут исходить от актуального неприятеля, принимается решение вкладывать средства в минные тральщики, экономя на подводных лодках или авианосцах. Такое решение воспрепятствует карьерам офицеров, которые будут пытаться расти по службе в ситуации, когда подобные решения приведут к неизменной численности флота подводных лодок или авианосцев. В силу этой причины «минная война оказывается нелюбимым детищем флота, несмотря на наличие тех, кто предупреждает, что она может стать главным аспектом военных действий на море — и это время от времени происходит».[751]

В ходе войны в Ираке мины действительно приобрели ключевое значение. Иэн Роксборо утверждает, что использование мин силами Саддама Хусейна в начале войны препятствовало прибытию гуманитарной помощи, что фатально отравляло настроения в Ираке в отношении американских войск. Роксборо рассматривает этот момент в качестве одной из ключевых причин поражений, которые Соединённые Штаты понесли после первоначального успеха.[752]Если бы американские военные вкладывали средства в дешёвые миноискатели, а не в корабли стоимостью многие миллиарды долларов, в пользу которых выступали флотские офицеры и военные подрядчики, мины можно было бы извлечь, что обеспечило бы быстрое прибытие гуманитарной помощи.

Ещё один, более свежий пример. В апреле 2017 года адмирал Харри Харрис, бывший руководитель Индо-Тихоокеанского командования США, жаловался Комитету по делам вооружённых сил Палаты представителей: «В части ведения боевых действий меня больше всего беспокоит критическая нехватка боеприпасов. В реализации национальных стратегических целей боеприпасы в значительной степени предопределяют боеготовность. Здесь и сейчас нам не хватает базовых боеприпасов, таких как малокалиберные авиабомбы».[753]Непосредственной причиной этой недостачи была необходимость перемещения бомб, хранившихся на Тихоокеанском побережье, на Средний Восток для использования в маломасштабных войнах, которые США ведут в Сирии и Ираке. Эти бомбы дёшевы, в них не используются впечатляющие новые технологии, поэтому они не являются источником высоких прибылей для оборонных подрядчиков и не представляют собой некий плацдарм, на котором офицеры смогут делать динамичные карьеры. Поэтому данные боеприпасы недофинансируются, производятся в недостаточном количестве и оказываются в дефиците всего через несколько месяцев нарастания боевых действий в ходе маломасштабных низкоинтенсивных войн наподобие тех, что Соединённые Штаты ведут на Среднем Востоке.

Если офицеры меняют одну систему вооружения на другую, то почти никогда не получают дальнейшее продвижение по службе, а зачастую им приходится и вовсе покидать вооружённые силы. Отсюда и нежелание офицеров принимать командование над соединениями, которые занимаются борьбой с повстанцами,[754]над гражданской администрацией или над низкотехнологичными видами вооружений, предназначенными для реальных боевых действий. В конце Вьетнамской войны, как показывает Роксборо, армия и морская пехота отказались от обдумывания борьбы с повстанцами и подготовки к ней, вернувшись к своему предпочтительному фокусу на «высокотехнологичных традиционных боевых действиях».[755] В ВВС продвижение по службе получают офицеры, которые являются специалистами в технологиях конкретных вооружений, а не «интеллектуалами от обороны», понимающими генеральную стратегию.[756] Вооружённые силы оказываются «сборищем разных племён… Самые крупные из них группируются вокруг систем вооружений».[757] Офицеры не желают покидать своё «племя» и отказываться от командования высокотехнологичными вооружениями ради более сложной и, возможно, ограниченной во времени задачи борьбы с повстанцами, даже если это требуется для победы в войне, поскольку подобные операции, в отличие от оружия, разработанного для воображаемых войн с бывшим Советским Союзом или Китаем, финансируются только во время ведения боевых действий и поэтому не смогут поддерживать офицерские карьеры на протяжении десятилетий. Как выразился один боевой ветеран войны в Ираке, «ради своей страны офицерский корпус готов пожертвовать своей жизнью, но не собственной карьерой».[758]

Системы вооружений приносят вознаграждение офицерам и после отставки. Миллс рассматривал в качестве основополагающего фактора гармонии между военными, политическими и экономическими элитами круговорот их отдельных представителей.[759] Оборонные корпорации зачастую нанимают представителей военного командования после их отставки, и обещание высоких корпоративных окладов в дополнение к пенсиям придает офицерам мощный стимул не сомневаться в достоинстве дорогостоящих систем вооружений и не оспаривать счета, выставляемые подрядчиками, и решения по ценообразованию. «Количество отставных генерал-полковников, полных генералов и адмиралов, переместившихся на выгодные позиции в оборонной промышленности, выросло с менее чем 50% в 1994–1998 годах до заоблачных 80% в 2004–2008 годах». Когда бывшие генералы не могут самостоятельно заниматься лоббированием в Конгрессе, крупные оборонные подрядчики используют бывших штатных сотрудников Конгресса, которые составляют основную часть персонала в их лоббистских офисах в Вашингтоне.[760]