Пассажиры первого класса на тонущем корабле

Возможности для карьерного продвижения офицеров, а следовательно, и возможности каждого рода войск вознаграждать ведомственную лояльность усиливались благодаря примечательному увеличению количества офицеров высшего ранга.

«Верхушка американских вооружённых сил впечатляюще раздута: по состоянию на март 2012 года насчитывалось 945 действующих генералов и адмиралов. Это означает, что один адмирал или генерал приходится на каждых 1500 офицеров и военнослужащих сержантского и рядового состава. Хуже всего дело обстоит в ВВС, где один генерал приходится на тысячу человек лётного состава, но ВМФ и армия тоже недалеко ушли. Например, в армии имеется десять регулярных дивизий, которыми командуют 109 генерал-майоров. С сентября 2001 года по апрель 2011 года в вооружённых силах прибавилось ещё 93 генерала и адмирала (включая 37 в званиях генерал-полковника или полного генерала). Этот избыток наблюдается и в рядах полковников (в ВМФ — капитанов). В ВВС имеется примерно сто регулярных боевых звеньев — ими командует 3712 полковников. В ВМФ насчитывается 285 кораблей — и 3335 капитанов. А адмиралов в ВМФ сегодня имеется фактически почти столько же (245 на март 2012 года), сколько кораблей».[761]

Поскольку в конечном итоге американское военное господство основано на превосходстве в ядерном оружии, офицеры приобретали наивысший престиж и наиболее быстро и гарантированно росли в званиях, командуя этим видом вооружений. Именно поэтому они требовали, чтобы каждый род войск (армия, ВМФ, ВВС) контролировал собственную систему ядерных вооружений, что привело к появлению «ядерной триады», состоящей из ракет, подлодок и бомбардировщиков.

Президенты США оказались в ситуации, когда устранить любую из частей этой триады невозможно — даже несмотря на то, что ядерные бомбардировщики менее мощны и более дороги, чем ракеты, размещённые на земле или на подлодках (к тому же, если бомбардировщик будет подбит, пилоты могут погибнуть или попасть в плен, и это заставляет вооружённые силы инвестировать в технологии самолетов-невидимок, что невероятно увеличивает стоимость одной единицы техники и повышает вероятность технического провала). Уязвимость ракет, базирующихся на земле, подразумевает, что у Соединённых Штатов, России и Китая есть лишь несколько минут для принятия решения, если неприятель предпринял нападение, которое может уничтожить их ракеты. Это обстоятельство привело разных лиц, включая Уильяма Перри, в 1994–1997 годах занимавшего пост министра обороны в администрации Клинтона, к утверждению, что полное снятие с вооружения ядерных ракет устранит наибольший риск внезапной ядерной войны без снижения потенциала Америки нанести ответный удар.[762] Но подобное решение было бы посягательством на престиж армии и карьеры офицеров, служащих в ядерных подразделениях. Никто из высокопоставленных чиновников не предлагал пойти на такой шаг, пребывая в должности — впрочем, Перри выступил с этим предложением спустя два десятилетия после ухода с государственной службы.[763]

Из-за желания офицеров, чтобы вооружения были всё более технологически сложными, их стоимость росла гораздо быстрее, чем темпы инфляции или ВВП. Например, стоимость истребителей и бомбардировщиков выросла с 50 тысяч долларов во время Второй мировой войны, когда Соединённые Штаты ежегодно закупали 75 тысяч таких самолетов,[764] до 100 млн долларов за истребитель F-15I и 2 млрд долларов за бомбардировщик B-2 в 1995 году, когда «американские ВВС закупили ровно 127 воздушных судов… включая вертолёты и транспортные самолёты».[765] Подобные виды вооружений не подходят для атак на всевозможных террористов или подчинения населения стран, которые Соединённые Штаты считают опасными для себя. Например, В-2 не может применяться за рубежом, поскольку «обшивка самолета неспособна переносить жару, сырость или дождь». Как следствие, 23 августа 1997 года «ВВС выступили с заявлением о том, что в настоящий момент они отказываются от планов размещения бомбардировщиков за границей. Как утверждается в сообщении ВВС, "использовать В-2 из пункта дислокации будет сложно"».[766] На 2009 год наиболее популярными истребителями были флотский F-18 «Супершершень» стоимостью 93 млн долларов за один самолёт, F-22 «Хищник» (355 млн долларов) и F-35 (134 млн долларов) — ни один из них не предназначен для войны с повстанцами.[767]

Президентам, добивавшимся ратификации Сенатом соглашений по ограничению количества ядерных вооружений, требовалось заручиться поддержкой Объединённого комитета начальников штабов, получив от него подтверждение, что эти соглашения не ослабят безопасность страны. Такое свидетельство можно было купить лишь обещаниями инвестиций в уже существующие или новые системы вооружений, и эти обещания также входили в сферу интересов сенаторов, в чьих штатах находятся военные предприятия или ядерные лаборатории — иными словами, почти всех сенаторов. Поэтому администрация Обамы в обмен на ратификацию Сенатом Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений 2010 года (New START/СНВ-З), который предполагает лишь скромное урезание ядерных вооружений, согласилась на масштабную модернизацию американского ядерного оружия и производственных мощностей, которая в следующие три десятилетия обойдется в сумму от 900 млрд до 1,1 трлн долларов.[768] В результате этой сделки в 2014 году Соединённые Штаты потратили на исследования, разработки, тестирование и производство ядерных вооружений больше (с поправкой на инфляцию), чем в любой другой предшествующий год,[769] даже в период военных приготовлений Рейгана и Джорджа Буша-млад-шего.

Традиционное и ядерное оружие разрабатывались либо для отражения советского наступления, либо для противостояния советским системам вооружений, предназначенным для сдерживания американского наступления. Поскольку в Европе у Советского Союза было больше войск, чем у США, у офицеров и корпораций, которые занимались лоббированием в Конгрессе, имелось стратегическое обоснование необходимости направлять всё больше ресурсов в ядерное оружие и другие передовые виды вооружений. Их предназначением было либо противостояние превосходству стран Варшавского договора в людской силе, либо нейтрализация этого фактора за счёт получения возможности нанесения упреждающего удара. Вооружения, находящиеся в разработке в настоящий момент, которые поглощают большую часть бюджета военных закупок, по-прежнему предназначены для противостояния советским или китайским силам, а не для тех разновидностей войн против повстанцев, которые действительно ведут Соединённые Штаты. Требования военных офицеров и корпораций оплачиваются «ради производства вооружений, которые слишком дороги, слишком быстры, слишком неизбирательны, слишком велики, слишком громоздки и слишком мощны для использования в реальных условиях войны. Ещё меньше смысла в проектировании вооружений, затраты на разработку которых таковы, что производить их можно лишь при условии, что они будут проданы кому-то ещё — в особенности потому, что сроки выполнения заказов сейчас настолько велики (от 10 до 15 лет), что возникает вероятность превращения некоторых покупателей в противников».[770] Любое стратегическое обоснование для данных вооружений устранил распад СССР, однако их разработка и производство продолжались.

Показательным примером ограничений для военных закупок США, которые сохраняются с начала Холодной войны, и институциональных препятствий для реформ служит истребитель F-35 «Совместный удар» — самый дорогой вид оружия по расходам на его разработку (в совокупности, а не за один экземпляр). Считалось, что благодаря единому проекту, который будет использоваться всеми родами войск, F-35 позволит сэкономить средства. Однако ВВС, ВМФ и морской пехоте удалось затребовать модификации самолета, которые соответствовали бы их особым нуждам. В результате ситуация развивалась по самому худшему из сценариев. Самолёт оказался более сложным и более тяжёлым, чем при ином решении были бы отдельные воздушные суда для каждого рода войск. Так произошло потому, что F-35 должен учитывать особенности каждого из трёх родов войск, которые будут использовать самолет, а производиться при этом будут три варианта, что приведёт к потере значительной части той экономии на издержках в случае единого самолета, на которую возлагались надежды. Сложность самолета увеличивает и сложность его производства без фатальных дефектов. Прототипы F-35 не смогли удовлетворить требуемым характеристикам, а в ходе игрового моделирования боевых ситуаций их легко сбивали существующие китайские и российские истребители. Тем не менее концерн Lockheed Martin убедил Конгресс и Пентагон приступить к производству ещё до того, как конструкторские недостатки были устранены. Союзники США, такие как Австралия, частично оплатили издержки проектирования и намерены закупать эти самолеты, даже несмотря на то, что у модификаций, которые они получат (а это ещё один дополнительный вариант к трём версиям для вооружённых сил США), будут отсутствовать некоторые из наиболее передовых характеристик, что с ещё большей вероятностью позволит «перещёлкать их как детёнышей тюленя» в реальном бою.[771]

Сложность, стоимость и вероятность поломки всех новых американских систем вооружений повышается ещё одним дополнительным требованием к ним — необходимостью обеспечивать неуязвимость солдат, которые обслуживают эти системы, для попыток неприятеля убить их или взять в плен. Например, в F-35 используются технологии самолёта-невидимки, а танки оснащаются всё более тяжёлой бронёй, что замедляет их скорость и при этом поглощает невероятные объёмы горючего. Последнее, как показали войны в Афганистане и Ираке, можно доставлять на линию фронта лишь с огромными затратами, с высокой вероятностью подвергая американские войска или подрядчиков опасности нарваться на засаду.

Отказ от тех или иных вооружений почти никогда не происходит. И это — несмотря на технические провалы, отсутствие применения тех или иных видов вооружений в войнах, которые реально ведутся Соединёнными Штатами, или растущие издержки, которые приводят к тому, что в дальнейшем военные закупают меньше экземпляров конкретных самолётов, ракет, стрелкового оружия или кораблей. Тем самым повышаются удельные издержки их производства, поскольку масштабные расходы на исследования и разработки распределяются между меньшим количеством единиц вооружений. В то же время ВВС регулярно пытались вывести из эксплуатации относительно дешёвый и эффективный штурмовик А-10 «Бородавочник», чтобы можно было перенаправить средства на гораздо более дорогой F-35.[772] Президент Джордж Буш-младший дважды успешно отказался лишь от армейской самоходной артиллерийской системы «Крестоносец», преодолев лоббистские кампании под предлогом реструктуризации вооружённых сил. Все прочие системы вооружений времен Холодной войны, унаследованные от предыдущих администраций, в президентство Буша продолжали производиться.[773] Обама был несколько более успешен в «ликвидации программ вооружений, которые пережили первые попытки их свернуть, включая истребитель F-22, президентский вертолёт VH-71 и армейскую программу "Боевые системы будущего"».[774]