Пассажиры первого класса на тонущем корабле

Захватчики добиваются успеха, когда они являются с достаточным количеством сил для завоевания зарубежных территорий, однако в длительной перспективе поддерживать контроль им удаётся лишь при обеспечении местной поддержки. Подобно империям, рассмотренным в предыдущих главах, Соединённые Штаты в Ираке зависят от того, возьмут ли на себя местные элиты большую часть административной работы, а в дальнейшем и от того, сформируют ли эти элиты местные вооружённые силы для принятия на себя тех задач, которыми исходно занимались силы завоевателей. В конечном итоге подобные соглашения между захватчиками и местными гораздо более принципиальны для сохранения контроля, чем готовность и способность державы-завоевателя удерживать за рубежом большое количество войск или администраторов. Поэтому вместо утверждения, что «своеобразие американского империализма, а возможно, и его главный политический недостаток, заключается в его чрезвычайно коротком временном горизонте»,[814] необходимо обнаружить причины того, почему те администраторы и военные, которых Соединённые Штаты направляли в Ирак, Афганистан и Вьетнам, с самого начала оказались столь неэффективны в формировании и сохранении сети местных союзников, на которых можно было возложить выполнение американских распоряжений и при этом они бы успешно подавляли своих соотечественников, не относящихся к элитам.

В Ираке и Афганистане, как и во Вьетнаме, местные элиты оказались масштабно коррумпированными, а их армии были не готовы или неспособны подавлять повстанческие движения. Подобные слабости были неизбежны: в конечном итоге, кто будет вступать в союз с иностранным захватчиком, не рассматривая это как путь к личному обогащению? А поскольку умирать ради сохранения иностранного владычества не готов почти никто, туземные марионеточные армии обречены на трусость и постоянное взвешивание шансов на то, что их иноземные защитники отчалят, оставив их на милость националистов, которые освободят местных квислингов только в том случае, если они фактически втайне сотрудничали с повстанцами.

Иммиграционная политика президента Трампа затруднит вербовку местных союзников на любых условиях.[815] Поскольку Соединённые Штаты обладают весьма небогатым списком выигранных войн, местным коллаборантам необходимо планировать, как покинуть свою страну в случае военного поражения. Введённый Трампом «запрет на [иммиграцию] мусульман» исходно включал Ирак, а это означало, что коллаборантам из этой страны не удастся попасть в США. Афганистан не был включён в список из семи стран, на которые был возложен данный запрет, однако посольство США в Кабуле перестало принимать заявления на визы, поскольку количество специальных иммиграционных виз, зарезервированных для подобных коллаборантов, было исчерпано. Вину за это нельзя возложить на одного Трампа. Для этой программы Конгресс выдал квоту лишь на 1500 виз на четыре года, даже несмотря на то, что подходящими для неё считались 10 тысяч афганцев.[816]

Таким образом, участь американской оккупации Ирака, Афганистана и Вьетнама, подобно присутствию Британии в Индии, тринадцати североамериканских колониях и любых других частях её империи или голландцев, французов и испанцев в их колониях, зависела от способности оккупантов предлагать существенные стимулы местным элитам. Эти стимулы должны быть достаточно внушительны и выглядеть довольно продолжительными, чтобы преодолеть опасения коллаборантов по поводу мести со стороны их соотечественников, которых они предали.

В вербовке и удержании коллаборантов в Ираке и Афганистане в XXI веке Соединённые Штаты сталкиваются с более масштабными сложностями, чем они же или их имперские предшественники испытывали в прошлые столетия. Это связано с возросшей американской коррупцией, обусловленной приватизацией [государственных функций],[817] и приверженностью администрации Буша к внедрению определённой разновидности неолиберализма — впрочем, эта же тенденция продолжилась и при Обаме, — которая лишает местные элиты благоприятных возможностей для обогащения, доступных для аналогичных элит времен Холодной войны во Вьетнаме[818]и других местах.

Неоконсерваторы, которые на протяжении нескольких лет до 11 сентября 2001 года выступали за вторжение в Ирак ради свержения Саддама Хусейна, и надеялись, что серия войн позволит сместить правительства в Иране и Сирии, предлагали откровенно колониальный проект. Их неолиберальный план для Среднего Востока подразумевал не просто попытку приватизировать государственные корпорации (в других местах планеты этот процесс обогатил как местные, так и американские элиты), сократить социальные льготы и гарантировать свободный поток финансового капитала. Скорее, они рассматривали серию вторжений как способ обогащения американцев, которые получат контроль над масштабными запасами иракской и иранской нефти и другими активами.[819]

Роберт Бреннер указывает, что неолиберализм и в ядре, и на периферии запускает «механизмы политически санкционированного мошенничества».[820] В задачи перераспределения богатств Ирака, к которому призывали неоконсерваторы и которое американцы попытались реализовать в виде распоряжений Коалиционной временной администрации, не входило привести Ирак к экономическому росту — этого и не произошло. Напротив, состоялось перераспределение с нулевой суммой от иракцев в пользу американцев. Как следствие, в Ираке американцы могли рассчитывать на меньшую поддержку элиты или масс, чем американские оккупанты в предшествующих войнах, которые не направлялись подобными притязаниями неоконсерваторов. Соответственно, в Ираке Соединённым Штатам приходилось почти исключительно полагаться на военную силу, которая была менее эффективна и доступна в меньших объёмах и на более короткий период времени, чем в ходе предшествующих войн.

У частных корпораций (особенно в тех случаях, когда их контракты и счета преимущественно не могут подвергать ревизии государственные аудиторы, как это было и в Ираке, и в Афганистане) имеется больше возможностей выкачивать деньги как из военных структур, так и из программ развития, нежели у коррумпированных государственных служащих. Наиболее принципиально то, что частные компании могут завозить работников и товары и тем самым действовать в обход местных политиков, землевладельцев и бизнесменов, с которыми американским чиновникам приходилось иметь дело во Вьетнаме. Таким образом, приватизация устраняет те траектории, при помощи которых в XX веке правительство США предлагало стабильные и длительные возможности для личного обогащения местным пособникам во Вьетнаме, Корее и других местах. В отсутствии подобных траекторий местные элиты будут действовать в своих интересах — заключат союз с повстанцами или как минимум самоустранятся и позволят повстанцам вытеснить США из Ирака и Афганистана, не вступая в альянс с оккупантами.

Местные элиты могут поддерживать повстанческие движения, примиряться с их существованием или даже возглавлять их, однако они слишком малочисленны, чтобы обеспечить то количество бойцов, которое требуется для того, чтобы вынудить армию оккупантов покинуть страну или нанести ей непосредственное поражение. Таким образом, вновь необходимо поставить вопрос о том, почему обычные иракцы и афганцы были готовы рисковать своей жизнью, противостоя самой могущественной военной силе в мире, а не тянули время в ожидании, пока американцы уйдут. Частичный ответ на этот вопрос даёт неготовность элит контролировать массы людей, но при этом питавшие повстанческие движения отчаянность и безотлагательность воспламенялись навязываемым американцами неолиберализмом.

Наиболее обстоятельный анализ политических и экономических мер США в Ираке дает Майкл Шварц.[821] Помимо часто принимаемого во внимание решения Пола Бремера[822] распустить иракскую армию, оставив тысячи хорошо подготовленных и вооружённых солдат без работы и с обидой на Соединённые Штаты, Шварц демонстрирует, что Бремер и его команда стремились запретить возобновление деятельности принадлежащих государству корпораций во всех секторах иракской экономики. Иными словами, Коалиционная временная администрация постановила, что иракцы будут работать на частные компании, главным образом принадлежащие иностранцам, и покупать у них товары и услуги — или не будут работать и что-либо покупать вовсе. Стимул для данных решений был отчасти идеологическим — речь идёт о готовности ликвидировать саму модель принадлежащих государству корпораций, которые пусть и не процветали, но продолжали своё существование на протяжении многих лет эмбарго и войн. В результате высказывание Маргарет Тэтчер «альтернативы нет» удалось бы применить к одному из немногих сохранявшихся в постсоветскую эпоху бастионов государственной собственности.

Однако ещё более значимым для Соединенных Штатов моментом, чем зарабатывание идеологических очков, были ожидания практических экономических выгод. Поскольку принадлежащие государству компании были закрыты, это создавало иностранным, главным образом американским, фирмам благоприятные возможности для поставок (первоначально с помощью американских правительственных субсидий) товаров и услуг, которые некогда производили для себя сами иракцы. По мере того, как американские корпорации строили, импортировали и устанавливали электрические генераторы, канализационное оборудование, строили больницы, школы и т. д., иракцы оказывались в зависимости от американских работников и компаний, которые управляли этими объектами. Жители страны, прежде работавшие в соответствующих секторах, стали специалистами в починке и наладке старой инфраструктуры, в которой использовались советские, французские и другие более старые технологии, закупленные до эмбарго, установленного после Войны в Заливе 1991 года. Поскольку на смену им приходила новая американская техника, необходимость в иракских работниках отпала — занять их было нечем. Отсюда и отчаянное стремление иракцев покончить с оккупацией до того момента, пока трансфер технологий и собственности не будет завершен, или по меньшей мере устроить беспорядок такого масштаба, чтобы это препятствовало американским подрядчикам устанавливать американское оборудование.

Как демонстрирует Шварц, неолиберализм в сочетании с коррупцией американских подрядчиков одновременно воспламенял повстанческое движение и гарантировал, что проекты реконструкции Ирака, оплачиваемые из средств американского правительства (или иракских средств, замороженных на американских счетах после вторжения Саддама Хусейна в Кувейт в 1990 году), шли на ветер. Американские должностные лица в Ираке терпимо относились к низкопробной и незавершённой работе, оплачивая услуги американских корпораций авансом, до проверки результатов или аудита выставленных счетов. В большинстве тех случаев, когда проекты так и не были завершены или были плохо реализованы, получившиеся объекты не могли быть доведены до ума иракцами, которые не обладали знаниями американских технологий или не проходили соответствующей подготовки. Так или иначе, американские корпорации никогда не объясняли иракцам, каким образом управляться с созданными объектами, поскольку они планировали ещё долго получать прибыль за счёт контрактов на обслуживание предприятий и не хотели, чтобы конкуренцию им составляли квалифицированные иракцы. Именно этот момент, а не якобы наивность чиновников Госдепартамента, на которой делал акцент Питер ван Бьюрен,[823] сам бывший кадровым чиновником внешнеполитической службы, объясняет то возмущение, которое пробуждала в иракцах американская оккупация.