Москва криминальная

ХОЗЯЙКА ЛОХОДРОМА

Игра окончена. Все зазывалы вновь расходятся по рынку. От количества игроков зависит их заработок.

Девушка в зеленом отходит в сторону. Когда толпа рассасывается, к ней подходит тот самый парень в кожаной куртке, который подначивал меня к игре. Она передает ему весь выигрыш, лишь кое-что оставив себе, и направляется к воротам.

Перед этой симпатичной девушкой играть не хочется, да и она отлично помнит своего противника по игре.

— Могу ли узнать, как зовут такую очаровательную властительницу лоходрома? — догоняем ее мы.

— Ну, если вы такие прозорливые, то отнекиваться незачем, — улыбается в ответ она. — Меня зовут Юля. А зачем вам это?

— Не для себя и не для милиции, — показываю ей редакционное удостоверение, — хотелось бы потомков научить, как действовать в такой ситуации.

— Ладно, — уже в кафе за чашкой кофе соглашается Юля — Расскажу, как есть.

Я включил диктофон. И записал все как есть. С ее выражениями и ее сленгом.

— Все это, как понимаете, знаю не понаслышке. Если сегодня просто помогла своим ребятам, то в своей прошлой жизни я была… бригадиром лохотронщиков…

А началось все шесть лет назад с продажи пепси-колы у метро «Третьяковская». Мы с подружкой получали в день по триста рублей. В общем-то на жизнь хватало. В одно прекрасное утро к нам подошел импозантный пятидесятилетний мужик. Представился; Давид. Хотите, говорит, получать в час столько же, сколько вы здесь и за месяц не заработаете? Только зря паритесь…

Первая мысль — сами знаете какая. К тому же и встречу он назначил в весьма интересном месте: в половине седьмого утра у метро «Динамо». Почувствовав наше замешательство, Давид вкратце объяснил, что мы должны делать…

Приходим — а там бегает куча чокнутых мужиков с бешеными глазами. Кто-то расставляет какие-то коробки, кто-то тащит стол из какой-то палатки. Суета… Наконец, к нам подошел Давид и заявил: «Вы — новенькие и будете работать за пять процентов…»

В этот день я стала верхней. Как мне объяснили, я должна поддерживать лохов в игре. А по большому счету — разводить. Ну, я и «поддержала». И в первый же раз запорола вою свару.

Поймали лоха. Сразу видно — денежный. Короче, легкий лох. Дали ему выиграть. Посмотрел он на меня и говорит: «Что-то очень странное происходит!» А я возьми да брякни: «Конечно, больше не играйте с ними. Они вас все равно обманут!»

И действительно, мужик взял свои манатки и был таков. Все уставились на меня как на недоделанную. Но это был мой дебют, поэтому особо не ругали. В тот день все получили по доле. А мы свои проценты — три тысячи шестьсот рублей и проигранные свитера. Я тут же купила себе потрясающие очки, духи, о которых мечтала с окончания школы, и поела в ресторане.

Поначалу было сложно, потом втянулась. Мы приходили на «Динамо» в шесть утра, расходились в семь вечера. Весь день на ногах. Как шутили лохотронщики, вредное у нас производство. Работа-то на воздухе, работа-то с людьми…

День начинался с того, что мы подбивали бабки: у кого-то осталась часть денег от вчерашнего боль-того подъема, кто-то обменял доллары. Это называлось «домом». Их делили, а также оставляли сто рублей на приз…

Для варящихся важно, чтобы лох не заметил всего механизма игры. Верхний, видя, что лох без колебаний делает ставки, одна крупнее другой, дает знак. Это может быть фраза: «Что-то воздуха не хватает!» (Сами понимаете, о каком «воздухе» идет речь.) Он может поправить волосы, условно почесать подбородок, нос. Все проделанное означает одно: лох попался денежный и надо готовить впуль…

И тогда мы идем к бандитам. Берем у них воздух. «Крыша» отдавала нам требуемую сумму легко и даже без процентов. Свои люди как-никак… Порой верхним не хватало и этого — свара была очень серьезная, и варящийся постоянно делал знаки. Мы обращались к соседним станкам, которые стояли без дела. Как правило, никто не отказывал и отдавал свой «дом».

Конечно, лохов мы не держали за последних придурков. Они могли начать что-то подозревать. В этом случае в игру тут же вступал другой верхний. Или же первый, который варился, начинал причитать: «Ой, у меня уже нет денег. А можно покрыть ставку золотом?..»

— А то как же, от рыжухи не откажемся! — отвечает держатель банка.

И тогда «страдалец» снимал с пальца обручальное кольцо. Этот ход действовал безотказно: поняв, что победа не за горами, лох начинал давить — класть на банк все больше и больше. Он не смотрел по сторонам. Он был занят только своей скорой «победой». А в это время верхнему со всех сторон впуливали золото. Мужикам впуливали в задний карман брюк, девушкам — в согнутую назад ладонь или в пятку туфли… Действительно, мест много. Вообще-то впуливание — самый распространенный трюк у лохотронщиков.

Бывало, что и в этих случаях деньги заканчивались. Тогда нижний ломал банк и передавал деньги своему игроку, то есть делал выпуль. Таким «волшебным» образом деньги снова были в игре, снова крутились.

Свара могла длиться и целый день. На кону бывало и больше шестидесяти тысяч. Половину мы отдавали «крыше». (Правда, когда я работала возле метро, мы отдавали уже 60 процентов. Эта точка считалась очень престижной). В общем-то «крыша» действительно оберегала нас: предупреждала о рейдах ОМОНа, выкупала из ментовок.

Плановые милицейские проверки на нашем жаргоне назывались «Марина». Представьте себе: идет по привокзальной площади человек, громко зовет: «Марина, где ты? Марина, где ты?» Это значит — идут менты и нужно срочно сворачивать лавочку.

…Через три недели бригадир другого станка пригласил нас к себе. Мы согласились, так как он предложил работать уже за десять процентов. Однако у нас там не заладилось. Бригадир «по совместительству» оказался рецидивистом. Со своей подругой они щипали покупателей на рынке…

И тогда мы с подружкой решили поставить свой станок. Заматерели. Набрали в бригаду еще троих. Это — не проблема. В те годы на вокзалах и рынках крутилось очень много желавших попробовать себя. Но уже по ту сторону стола. Был у нас и учитель школы, был и в пух и прах проигравшийся лох. Короче, собрали всех тех. кому некуда было приткнуться.

Мы сами назначали нижнего. Вообще-то это очень непросто — два часа орать на всю улицу. В нашей бригаде была демократия. Нижним становился тот, кто очень хорошо себя чувствовал, кто испытывал некий эмоциональный подъем в тот день, кто мог вести игру, кому, наконец, везло. Мне, к примеру, везло по вторникам во второй половине дня, моей подруге — по пятницам с утра.

В понедельник мы не работали — день тяжелый. Скажете — мелочь… Ан нет! Недаром на «Динамо» наш станок считался везучим. У нас был самый большой подъем. Нас ставили на самое престижное место: третий стол от входа. Тут учитывалась психология лоха: первые два стола он точно пропустит. А возле третьего остановится. Любопытство-то берет свое…

После месяца работы на станке мы превратились в настоящих профессионалов: легко зазывали людей, легко раскручивали… И так обнаглели от успеха, от шальных денег, от своих побед, что получали уже по полторы доли. У меня даже появились свои «фирменные» приемы. Какие? Не скажу, ни к чему это тиражировать. Стыдно…

Сейчас я заметила: в бригадах работают одни мужики. А зря… Не учитывается психология прохожего. У него возникает больше доверия к женщине. Именно поэтому считается, что без женщин очень трудно что-то поднять. Игроки падки на слабый пол в том смысле, что они уверены: у женщины не бывает больших денег, она в любой момент может сорваться и уйти, оставив весь банк. И заплакать… Да, мы плачем. Но плачем потому, что это тоже входит в концепцию игры.

Помню один случай: подошла к нам лохушка. На первый взгляд — вообще без денег. Варила с ней я. Нижний подал сигнал: давай ее раскручивай! Он увидел, что дама вся в золоте… Говорю ей: «У меня тоже нет денег. Может быть, поставим на кон по золотому кольцу. Парень сразу испугается, не перекроет ставку, и мы сорвем весь банк». Сказано — сделано. Однако нижний поставил массивную печатку, которая перекрыла наши кольца. Лохушка вошла в азарт, глаза горят. «А у меня, — говорит, — еще сережка есть. Давай-ка, девушка (это мне), снимай тоже цацку. Вместе играем как-никак!» Потом пошли в дело цепочки, кулоны… Лохушка оказалась настолько бестолковой, что так и не поняла, как проиграла все свое золото. Правда, серьги потом пришлось отдать. Лохушка договорилась с нашими бандитами, и мы вернули раритетные украшения.

Скажу откровенно, тогда — шесть лет назад — мне было очень интересно работать на станке. Меня окружали хорошие люди, с которыми даже просто поговорить не о делах было крайне любопытно. Я каждое утро просыпалась с той мыслью, что сегодня у меня появится много денег, что сегодня будет хороший подъем. И я опять увижу своих друзей. Мы жили одной большой семьей — и это отнюдь не пустые слова. Сейчас же лохотронщики — одни алкоголики и наркоманы. У них и подъема практически не бывает, они и лохов подло обманывают. Мы же были честны, в чем-то даже порядочны. Выигрывали в честном, если можно так сказать, поединке. Проигравшимся в пух порой давали денег на дорогу, приезжим — на обратный билет… В своей бригаде я была инициатором подобных акций. Мне всегда было жалко лохов. Я всегда ставила себя на их место. И очень переживала, порой даже слезы наворачивались на глаза.

Однако не хочу себя идеализировать. Ушла я из этого дела вовсе не из-за сострадания к обманутым. Все проще: на всех станках случился расход. Пришла зима, большого подъема не стало. Моя бригада развалилась: кто-то нашел себе другую, более спокойную работу, кто-то просто решил отдохнуть… Я, например, собралась замуж. Мне было бы очень не по себе: замужняя, степенная женщина — и вдруг варит. Хотя уйти было очень сложно: я теряла не только большие деньги, но и частичку своей души. Не знаю, как вам, а для меня дружный коллектив на работе (пусть даже и такой своеобразной) значит очень многое.

За полгода работы на станке я одела всю семью, обставила квартиру: купила дорогие пуховики, подарки, дорогие духи (за доллары), ковры, музыкальный центр, кухонный комбайн, видак, телевизор… Я могла бы купить себе машину, квартиру. Побоялась — а вдруг кто-то наведет гопников на семью.

Прошли годы. Все выигранные кольца (больше десятка!) я потеряла. Какие-то украли друзья, какие-то просто «испарились»… Замуж я выходила с лоховским обручальным кольцом. А через два года развелась. Счастья оно мне не принесло…

А тут недавно встретила свою бывшую подругу. Разговорились. «Почему такая грустная?» — спрашиваю. «Да вот, подъема нет»… Тогда я вновь вспомнила, что такое подъем. Скажу откровенно, сейчас это мне ни к чему. Единственное, что дало мое бригадирское прошлое, — я научилась безошибочно распознавать людей. Пусть каждый из нас — потенциальный лох. Однако моих знакомых развести очень сложно.

…Кстати, Юля договорилась с лохотронщиками. Нам возвратили потерянную в игре сотню. Пожалели. А может, просто решили послушаться хозяйку лоходрома. Она же жизнь знает.