Темные воды Венеции

Глава 18

По дороге домой из пекарни она решила купить зелени. Дошла до переправы-трагетто, отмахнулась от протянутой руки гондольера и не села на лавку, а осталась стоять, не обращая внимания на венецианцев и пару туристов, ставших ее попутчиками. Три минуты, пока два гондольера- один на носу, другой на корме гондолы — парома лавировали среди вапоретто и катеров на Гран Канале, она словно впервые смотрела на фасады дворцов.

Дворцы стоят здесь уже несколько веков. Вот только ни в одном из них больше не живут старые семьи. Однажды- весьма скоро — уйдет и она, дальний родственник, которому отойдут дворцы, продаст их шейху в белых одеждах, или американцу с большим животом, хотя нет, те, кто покупает венецианские палацци, следит со своим здоровьем и вряд ли ест гамбургеры.

Мы сами виноваты в том, что нашего города больше нет, что он превратился в музей, что после нас уже не останется и следа от той Венеции, которую мы так любили. Какая-то мысль мелькнула и тут же исчезла…

Закапал слабый дождик, когда она подошла к знакомому прилавку, там Раффаэле с двумя сыновьями натягивал зеленый тент на мачты, установленные по сторонам баржи. Он много лет приплывал сюда трижды в неделю, привозя свежайшие овощи и зелень с одного из маленьких островов лагуны.

— Contessa, посмотрите, какой сегодня шалфей! Антуанетта приготовит вам восхитительную фриттату со сливочным маслом! Или фенхель! Он сегодня на высоте!

Надо же, я все реже прихожу сюда, а он еще помнит. Понятно, что здесь больше желания продать, чем искреннего уважения, хотя, кто знает. Ей нравилось, как он это сказал, без тени заискивания перед титулом, перед известной персоной, просто констатируя факт.

Она поняла, что приехала на рынок совсем не за зеленью, а для того, чтобы развеяться, почувствовать снова обычную жизнь за стенами дворцов и галерей. Но рассматривала, нюхала, выбирала и в конце концов остановилась на веточках шалфея и пучке базилика, чья яркая нежная зелень примиряла с серым дождем. А потом взяла пару яблок и маленькую горсть винограда, хотя дальше, на прилавках в аркадах, можно купить все это дешевле. Но баржа, причалившая к набережной, зелень с островов лагуны, Раффаэле и его сыновья были неотъемлемой частью этого города, благодаря им, а не теням старых семей за толстыми влажными стенами дворцов, он все еще оставался живым. И она хотела почувствовать себя частью этой жизни.

— Так оно теперь и бывает. — вздохнул Раффаэле, хотя она ничего не сказала вслух. И кивнул в сторону катера, плывущего по каналу, полного мешков с песком и цементом. Катер причаливал к зданию, выходящему на канал боковым фасадом. Еще два года назад там жила Лоредана Дзулиан, чей сын сразу после смерти матери продал дворец и теперь какой-то иностранец вкладывает огромные деньги, перестраивая все внутри, и вручая огромные взятки чиновникам, призванным охранять национальное достояние.

Скоро это произойдет и с дворцами Контарин. Если, конечно, она не последует примеру предков и не завещает дворцы галереям или благотворительным фондам.

— Отнеси покупки графини Контарин, — обернулся Раффаэле к сыну. Парень что-то пробурчал, она запротестовала, она еще не собирается домой, есть дела на этой стороне. Но Раффаэле и слышать не хотел, вручил ее пакеты сыну и отправил на другой конец города, в палаццо Контарин.

Она полезла за деньгами, но зеленщик отмахнулся. — Контесса, ваша Антуанетта на днях зайдет и занесет деньги.

Как странно… для кого-то она еще была тем человеком, кто не должен связываться с мятыми бумажками. Она кивнула, и пошла дальше, несмотря на дождик и отсутствие зонтика, под аркады, а потом по мостам, к небольшой площади и старой церкви.

Баржа качалась на волнах, вместе с ней то поднимались, то опускались Раффаэле и его прилавки.

— Contessa! — Снова позвал кто-то и подбежал с зонтом. — Возьмите, графиня, а то промокните.

Она не помнила этого человека, а возможно, они и не были знакомы, но для многих она такой же символ города, как для нее Раффаэле и его баржа.

На перилах моста сидела чайка. Когда она подошла ближе, чайка лениво упала вниз, в воду, буквально в сантиметре от волны скользнула параллельно воде, лениво взмахнула крыльями и закричала, поднимаясь вверх.

Может быть, чайки, это души ушедших венецианцев, и однажды она тоже станет чайкой?

— Изабелла, дорогая, — навстречу на мост поднимался адвокат Морозини, еще один потомок старой семьи, чье палаццо возвышается над каналом. А ведь ему тоже уже за 80… — Давно не виделись, ты редко выходишь на прогулки!

— Этот город полон призраков, — пробормотала она. Кивнула адвокату и пошла дальше. Завтра все будут говорить, что она в старческом маразме. Ничего, поговорят, и перестанут, сегодня она не была настроена на беседу с Морозини.

Вот и площадь. И потемневшая от времени каменная табличка- барельеф. Она наизусть помнила, что там написано, но остановилась и внимательно прочитала каждую строку. Говорят, таких табличек в Венеции осталось лишь две, как странно, что одну из них увидела эта русская девочка. Умная девочка, не зря ее так хвалила графиня делла Ланте.

«На площади запрещаются игры, продажа предметов одежды, открытие лавок и мастерских, запрещается богохульство и сквернословие при входе в церковь и выходе из нее, в противном случае грозит помещение в тюрьму, а также вынесение приговора, который останется в тайне.

Дож дон Никол Контарини. Дон Марио Антонио ди При, дон Альвизе Мочениго, дон Франческо Морозини — исполнители по делам богохульства».

Кто же из вас, из ваших потомков решил взять правосудие в свои руки, выносить тайные приговоры и приводить их в исполнение?

Изабелла Контарин чувствовала лишь легкую грусть. Они думают, что таким способом можно изменить мир, сохранить город? Жаль, что это невозможно…