Засекреченный полюс

-  Поднимайся, доктор, Черевичный исчез. Уже пять часов, как с ним нет связи. Мы сейчас вылетаем на поиск, а ты на всякий случай приготовь свою медицинскую сумку и проверь парашюты. Боюсь, придется тебе прыгать. В общем, будь на стреме.

Меня словно ветром выдуло из мешка. У меня прямо ноги похолодели: неужели произошла катастрофа?

Почти сутки я провел в томительном ожидании. Только к вечеру второго дня в палатку буквально ворвался Евгений Матвеевич Сузюмов - начальник штаба. Радостно улыбаясь, он буквально выкрикнул:

-  Доктор, дорогой, все в порядке. Все живы, здоровы и скоро будут дома. С борта Осипова пришла радиограмма.

Вечером, когда все "пропавшие" отдохнули и успокоились после перенесенных волнений, я подсел на койку рядом с Аккуратовым.

-  Валентин Иванович, голубчик, расскажи, что же там с вами произошло?

Аккуратов запалил свою неизменную трубочку и, пустив в потолок густую струйку дыма, сказал:

-  Да доктор, натерпелись мы из-за разгильдяйства нашего бортмеханика.

-  Вот уже прошло сколько временит, а я до мельчайших подробностей помню рассказ Аккуратова. А произошло следующее. Они долго искали подходящую льдину, и, наконец, подвернулась большая старая льдина, рядом с молодым полем. Сели благополучно. Поставили палатку и завалились спать. Все нуждались в отдыхе после многочасового напряженного полета. Кузнецов, осмотрев льдину, распорядился на завтра поутру вызвать экспедиционные самолеты и перебазировать лагерь на новое место. Бодрствовать у самолета остались лишь бортмеханик Вася Мякинкин, радист Герман Патарушин, чтобы первые десять минут каждого часа связываться с базовым лагерем. К ним присоединился и Аккуратов. Необходимо было определить точные координаты льдины. Но, как назло, небо заволокло тучами и солнце не появлялось. Аккуратов решил пойти в палатку поспать, наказав Герману, чтобы он, в случае появления солнца, немедленно его разбудил.

Что произошло дальше, я попытался рассказать словами Валентина Ивановича.

-  Я было задремал, как вдруг в голову пришла тревожная мысль: аварийная радиостанция осталась в самолете. А надо было захватить с собой. Но сработало наше русское "авось". Ну что там может случиться, успокоил я сам себя. Льдина крепкая. Погода нормальная, самолет надежно закреплен ледовыми якорями. Никаких подвижек не ожидается. С тем и задремал. Проснулся я от чьего-то отчаянного крика. Не раздумывая, я выскочил из мешка, сунул ноги в унты, набросил на плечи реглан. Выбравшись из палатки, я буквально застыл на месте, ослепленный ярким светом. Но это было не солнце. Метрах в ста от палатки бушевало пламя. К небу поднимался огромный столб черного дыма. Я помчался к самолету. Огонь охватил большую часть фюзеляжа, подбираясь к пилотской кабине. В голове молнией сверкнула мысль: под штурманским столиком лежит ящик с аварийной рацией. Ее надо немедленно спасать. Ведь если останемся без рации - отыскать нас не смогут, как Леваневского.

Не раздумывая, я взобрался на правую плоскость и, выбив ногой иллюминатор штурманской кабины, пролез внутрь, не обращая внимания на яростный крик Кузнецова: "Куда? Назад! Сейчас самолет взорвется!"

В густом дыму я на ощупь отыскал ящик, вышвырнул его через разбитый иллюминатор на снег и сам последовал за ним. Задыхаясь от дыма, чихая и кашляя, я протер слезящиеся глаза и хотел оттащить ящик в безопасное место. И в этот момент из штурманской вырвался столб огня, мгновенно охвативший правую плоскость.

-  Скорей сюда, прячься за торосы. Сейчас рванет! - услышал я крик Черевичного. Я сделал несколько шагов и остановился, пораженный увиденным. Выброшенный ящик лежал открытым на снегу, а рядом с ним стоял на коленях наш кинооператор Марк Трояновский, направив кинокамеру на пылающий самолет.

-  А рация где? Где рация? - заорал я, ничего не понимая.

-  Какая рация? - крикнул в ответ Марк, продолжая снимать. - Ты мне кинокамеру спас. Век тебе благодарен буду.

Я прямо обалдел от неожиданности и разочарования. Подбежавший Черевичный буквально силой затолкал нас за торосы, где сбились все члены экспедиции, с ужасом наблюдавшие, как гибнет наша машина.

-  Почему, Валентин Иванович, вы не выполнили приказ? Что за ненужное геройство? - возмутился Кузнецов.

-  Там же под столом лежала аварийная рация, но, видимо, в дыму я не разглядел и ухватил эту проклятую кинокамеру.

А самолет уже превратился в огненный факел. Отвалился хвост. За ним плоскости. Переломился пополам фюзеляж. С треском взрывались сигнальные ракеты. Что-то гулко рвануло в передней кабине.

-  Это антиобледенительный бачок со спиртом жахнул, - с сожалением пробормотал бортмеханик. С лицом, почерневшим от копоти, с обожженными руками, в разорванном обгоревшем костюме, он горестно смотрел, как гибнет его детище. Потоптавшись на месте, Мякинкин как-то безнадежно махнул рукой и поплелся в палатку.

Наконец пламя погасло. К счастью, бочка бензина, стоявшая в фюзеляже, так и не взорвалась. Собрав валявшиеся на снегу кое-какие уцелевшие вещи, мы набились в палатку и молча расселись на оленьих шкурах. Все ждали, что скажет Кузнецов.

-  О причинах пожара говорить сейчас не будем, - начал он, - забудьте об этом. Мы попали в сложную ситуацию. Но не безнадежную. О нашем месте посадки в базовом лагере приблизительно знают. Так как в положенное время мы на связь не вышли, нас через три часа начнут искать.

А сейчас надо сделать следующее. Часть людей под руководством Черевичного приведет в порядок посадочную полосу. Аккуратову - уточнить наши координаты, снять кроки льдины, а затем вместе с Патарушиным собрать все уцелевшие продукты и взять на строгий учет. Вопросы есть?

Вадим Петрович Падалко - второй штурман поднял руку.

-  Александр Алексеевич, может быть, вместо Патарушина сбором продуктов займется кто-нибудь другой, а мы с Германом постараемся разыскать в останках самолета магнето - ведь их было четыре. Двигатели только обгорели, и вероятно, магнето могли сохраниться. Если хоть одно уцелело, можно сделать искровую радиостанцию. Патарушин большой специалист в этом деле. По собственному опыту знаю - не будет радиостанции, отыскать нас на льдине, что иголку в стоге сена. Проволоку найдем и все сделаем как надо. Правда, радиус у нее будет километров сто и работать будет только на длинных волнах, но это все же выход.

-  Братцы, это я во всем виноват. Казните меня самой лютой смертью! - вдруг с надрывом воскликнул до сих пор молчавший Мякинкин. - Четвертую экспедицию я накрываю аварийную силовую установку специальным чехлом, чтобы не застыла. Отработаешь на связи минут десять - пятнадцать, накроешь чехлом, и к следующему сеансу она снова готова к работе. А тут я, растяпа, недосмотрел. Вот чехол меня и подвел.

Герман отработал ключом, и мы забрались в пилотскую кабину. Уж очень холодно было на ветру. Мороз, наверное, за сорок градусов. Только задремал, чувствую, что задыхаться стал. Открыл глаза - все в дыму. Растолкал я Германа, открыли дверь - а грузовая кабина вся в огне. Стали мы сбивать пламя: я - огнетушителем, Герман - брезентом, но ничего не получилось. Наверное, на чехле прорвалась асбестовая подкладка, вот он и вспыхнул от раскаленного цилиндра аварийного мотора.

-  А может, не чехол загорелся, а произошло короткое замыкание, - предположил Черевичный.

-  Нет, Иван Иванович, я перед тем, как лечь отдыхать, выключил аккумуляторы. Это все чехол. И я один виноват и нет мне оправдания, - обреченно сказал Мякинкин.

Отдыхать времени не было, и все разошлись выполнять приказ Кузнецова. Вместо Патарушина поиском остатков продовольствия занялся вместе со мной Марк Трояновский. К нашей великой радости, среди обгорелых останков самолета мы нашли 19 банок мясных консервов, 4 обгорелых буханки хлеба и большой ком расплавившегося шоколада килограммов на восемь.

Эти запасы вполне можно было растянуть дней на десять. Гибель от холода нам тоже не угрожала, поскольку запас топлива был у нас вполне приличный: бочка бензина литров на триста, да еще в баках правой плоскости сохранилось литров семьсот. Механики тут же принялись конструировать камелек из листов дюраля и трубок гидросистемы, пообещав, что к утру печка будет готова. Предложение Падалко, к счастью, оправдалось. Бортмеханик Мохов извлек из отвалившегося мотора целехонькое магнето, а Патарушин уже начертил схему искровой радиостанции.

Мы так увлеклись работой, - продолжал Аккуратов, - что позабыли, что ели последний раз часов восемнадцать назад.

Все получили по сто граммов подгорелого хлеба, по 25 граммов шоколада и по банке консервов на двоих.

Едва мы принялись за еду, Черевичный насторожился:

- Слышите - гудит? Никак самолет?

-  Самолет, самолет, - раздался крик Патарушина, копавшегося у машины.

Всех словно ветром выдуло из палатки. Мигом собрали в кучу промасленные тряпки, остатки самолетных чехлов и подожгли. Столб черного дыма поднялся к небу, завиваясь кольцами. А вскоре на фоне поголубевшего неба показалась черная точка. Она быстро увеличивалась. Самолет шел прямо на нас, но вдруг изменил курс и ушел на северо-восток. Неужели он не заметил наших сигналов? Хотя на фоне бесчисленных темных трещин и разводий это вполне могло случиться. Я ведь сам не раз искал в Арктике пропавшие самолеты и на льду, и в тундре. Проходишь прямо над ними и ничего не видишь. Только радио и помогало. Сообщат: вы идете на нас, подверните правее... а мы тут как тут.

-  Ладно, ничего тут не поделаешь, - сказал Иван Иванович, никогда не терявший оптимизма. - Пойдем сначала попитаемся, а потом и подумаем, что делать дальше.

-  Валентин Иванович, - позвал меня Кузнецов, - вы, кажется, участвовали в поисках Леваневского?

-  Да, Александр Алексеевич, - ответил я. - Но тогда была полярная ночь и у нас не было ни опыта, ни соответствующей техники. Не то, что сейчас.

-  А какова вероятность нашего обнаружения?

-  Если радио будет - то стопроцентная, - уверенно сказал я, - а если нет, то по закону случайности.

-  Почему случайности, - не согласился Кузнецов. - В инструкции экспедиции есть схемы поисков. Прочесывание галсами каждые пять километров.

-  Это весьма сомнительно. Ведь на галсы может не хватить горючего. От земли мы далеко забрались, километров тысячи на полторы.  В базовом лагере запасов горючего - не разлетаешься.

-  Будет вам радиостанция, - сказал Патарушин, высовываясь из спального мешка. - Осталось только разрядники доделать. Завтра утром выйду в эфир со своими позывными.

-  Спасибо, Герман, - сказал Кузнецов, - а теперь всем отдыхать, набираться сил. Работы завтра предстоит много.

Но мне не спалось. Поворочавшись в спальном мешке, я выбрался, надел реглан и отправился посмотреть аэродром. По дороге меня догнал Черевичный. Мы долго бродили по взлетной полосе, придирчиво рассматривая каждую трещинку.

-  Полоса нормальная, - сказал Черевичный, - но мне что-то небо не нравится. Смотри, какие перистые облака пошли. Боюсь, циклон нагрянет. Начнет пуржить - всю полосу переметет. Да и подвижки могут начаться.

И вдруг мы оба отчетливо услышали гул моторов. Самолет. Прямо на нас на малой высоте шел самолет. Но, не дойдя километров двух, он отвернул вправо. Затем сделал коробочку. Одну, другую. Мы уже разглядели номер машины.