Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести

Нельзя было лишать ног опоры! Не подумал об этом и повис на перекладине тяжёлым мешком, раскачиваясь наподобие маятника. Сил-то подтянуться нет, кончились силы, растворились в нише, как сахар в кипятке. Ох, как не хотелось отпускать трап, а пришлось: разжав руки и рухнул на дно шурфа — мягко, на горку выбранного из ниши снега. И хотя отчаяние, скверная мыслишка о безысходности снова затуманили мозг, вспомнил всё-таки — надел каэшку, чтобы не застудить разгорячённое тело. Отдышался, прояснив себе сделанную им ошибку, сбросил каэшку и по готовым ступенькам стал карабкаться наверх. Добравшись до воткнутой в нишу лопаты, передохнул и начал сантиметр за сантиметром удлинять нишу. Много раз им, как утопающим при виде спасательного круга, овладевало искушение ухватиться за трап, но Семёнов заставил себя даже не смотреть на него, пока он не оказался ниже уровня колен.

Теперь предстояло самое главное. Трап висел сантиметрах в семидесяти от стены, и действовать нужно было с холодным рассудком, наверняка. Семёнов несколько раз отрепетировал в уме все стадии прыжка — несколько раз потому, что уж очень велика была цена неудачи, — и бросил своё тело вперёд. Удачно бросил — попал ногами на нижнюю перекладину и мёртвой хваткой вцепился руками в боковые верёвочные переплетения трапа.

И тогда поверил, что остался жить.

Люди спали, и хотя время подъёма уже миновало, Семёнов решил сначала привести себя в порядок, чтобы не показываться в растерзанном виде и не вызывать ненужные вопросы. Преодолевая тошноту, выпил четверть стакана спирта, сбросив мокрую от пота одежду, вымылся и оделся во всё сухое. Хорошо, тепло стало, так бы и улёгся сейчас в постель, но нельзя. Посмотрелся в зеркало, причесался, смазал гусиным жиром помороженное лицо и только тогда поднял Пашку — объявлять побудку. И отправился к себе. Когда же ребята уселись за стол в кают-компании, вышел к ним, будто только-только встал. За полдником ребята пошучивали, что Николаич проспал побудку, а Севка Мирошников пожаловался:

— Николаичу что, у него комната отдельная, спи себе вволю. А у нас Петрович так храпел над ухом, что я два часа проворочался.

— Невезучий ты, Севка, — посочувствовал Семёнов. — Так любишь поспать, а ещё не начальник.

И стал с наслаждением пить горячий кофе.

Да, тогда его спас случай… Нет, не случай, а те несколько мгновений, в течение которых зародилась и сверкнула мысль о лопате. Здесь она тоже должна быть — лопата. Должна!

Семёнова забило от волнения, которое охватывало его всегда перед рождением спасительной идеи. Он отключился от всего на свете и напрягся, словно собирая в кулак все силы своего мозга Ну? Где-то здесь лежит лопата… Где? Где она, чёрт бы её побрал?

Молнией сверкнуло: вот она!

Хорошо, теперь всё спокойно разложим по полочкам. Разложили. Прикинули, проверили, уточнили.

Семёнов вскинул голову.

— Всех прошу подойти поближе… Так. В первом дизеле где трещина?

— В крышке цилиндров, — по-ученически ответил Дугин.

— Во втором?

— Ну, в блок-картере, — подсказал Филатов.

— Значит, в каждом из дизелей имеются вполне пригодные части, так?

— Ну, так, — согласился Дугин. — А что из того, Сергей Николаич? Не собирать же из двух дизелей один, никаких сил не хватит.

— Тем не менее именно так мы и поступим.

— Размонтировать крышку цилиндров? — недоверчиво спросил Филатов. — Ну, скажу я вам…

— Ты что, серьёзно, Николаич? — удивился Бармин.

Семёнов уловил взгляд Гаранина: в нём были гордость и восхищение.

— Из двух дизелей будем собирать один, — повторил Семёнов. — Это не шутка, Саша, это приказ.