Желтое, зеленое, голубое[Книга 1]

ГЛАВА X

— К тебе можно? — спросил Барабашка, заглядывая в студию.

Георгий слыхал звонок, но думал, что вечерняя почта — принесли журнал.

— Черт ни знает! Как у тебя красиво! Все сам раскрасил?

— Сам.

— У тебя ночевать тут можно? Максим сказал, чтобы я к тебе зашел.

— Тут ночевать нельзя, а у меня в комнате можно.

— А почему тут нельзя?

— Тут у меня работа, как завод или фабрика. Кто же у вас на рыбозаводе ночует.

— A-а! Ну ладно. Мене маленько местечка надо, много не надо.

— Об этом не беспокойся. Вот я тебе покажу сейчас одну картину — интересно, понравится она тебе или нет. Вот смотри, это ты узнаёшь?

— Черт ни знает! — поразился Барабашка. — Это я сам?

— Да.

— У-у! Ну, ты худой художник, ведь ты неправильно меня рисовал, — сказал Барабашка, осмотрев картину как следует.

— Почему же неправильно?

— А потому, что я помню, как стоял. В санях я не так стоял, я ближе к этой стороне стоял, у меня башка крепкая, я хорошо помню. И лошадь не такая! Другая масть.

Несмотря на творческие ошибки Георгия, картина Барабашу понравилась.

— Это все-таки я! — как бы еще не веря глазам своим, сказал рыбак.

— Конечно ты.

— Ты меня рисовал?

— Ну да!

— А как ты меня видел?

— На память.

Рыбак о чем-то задумался — кажется, озаботился или пришло на ум что-то неприятное. Потом он посмотрел серьезно на Георгия, поднял брови и некоторое время как бы не решался заговорить. Наконец он спросил:

— А деньги мне за это даешь?

— За что?

— За то, что ты меня рисовал.

— Я же не с тебя рисовал. Я на память делал, а за это деньги не дают.

— A-а! Значит, у нас такой закон тоже есть?

— Конечно. Если бы ты стоял, то тратил бы время. И стоять нелегко. Считалось бы, что работал. Тогда мог получить деньги. У нас есть такие люди, каждый день стоят, мы с них рисуем. Платим за это. Если будешь каждый день стоять, то я тебе плачу.

— Сколько?

— Шестьсот рублей в месяц.

— Черта тебе, Гошка! Шестьсот рублей! Смеешься. Конечно, я рыбалкой за это время пять раз больше за работаю. И ноги не устанут. Ух, страшно стоять на одном месте! И деньги не захочешь. И есть, которые стоят?

— Есть.

— За шестьсот рублей?

— Конечно! Что ты удивляешься…

— Черт ни знает, Гошка! Почему у вас в городе люди не работают!

— Как не работают?

— Конечно нет. Я сегодня ходил на магазины и шел с базара к тебе, и все время, сразу, с утра, люди по улицам бегают и ходят туда и сюда и не работают. Только толкаются.

— Они работают. Но только не в это время. Ты, может быть, думаешь, что одни и те же люди ходят туда и обратно? Нет, это разные.

— А почему не работают эти? Нет, не ври. Пусть бы лучше рыбу ловили, чем ходить по магазинам. Разве наш колхоз может их прокормить? Ваш город совсем большой стал, а люди все сюда едут и ходят по улицам и не работают. Я помню, хорошее было время, самый первый комсомолец сюда пришел. Пароходом. Была весна. Они весело работали. Конечно, сначала перед их приездом приезжала комиссия из Москвы. Потом комиссия уехала. Зимой комсомольцам кушать нечего. Они пришли к нам, играли спектакль, говорили агитацию. Сказали, с голоду помираем, если помощи нет. Давайте рыбу. Конечно, мы им рыбу давали, много рыбы. Еще рыбачили, помогать на комсомольцев. Думали, ни черта, прокормим, дело нужное. А что теперь?

А что? Нам страшно, так много людей сюда приехало. Мы даже не думали, что на свете есть так много людей. Правда, Гошка? Где в тайге увидишь людей? Знаешь, как раньше мы здесь жили? Если на одной речке появился чужой человек, а речка — сто километров, мы уже говорили: народу много, жить нельзя, мешают. Зачем так? Надо на новое место уходить. Когда купцов взяли и выселили, то все сказали — это хорошо, национальная политика. А что теперь? Скоро в реке ничего не останется, мы всю рыбку поймаем, а все равно толку мало, а голый мужик и баба за шестьсот рублей стоят, себя показывают рисовать, а мы на них поймаем рыбку? А толку ни черта нет, городской жалуется, что продуктов не хватает, сельское хозяйство не обеспечивает. Да? А железную дорогу провели? Провели. А что по ней везут? Почему не везут рыб, картошки, мяса? Почему сельское хозяйство отстает, как думаешь? Ни черта такой город кормить не могу. Я, однако, тоже скоро к чертям рыбалку бросаю и пойду в тайгу охотить. И еще к нам приезжают люди, бабы тоже, такие толстые и худые одинаково, подговаривают нас украсть рыбу в колхозе и хотят эту рыбу купить и продать на базаре. Наших рыбаков учат спекулировать. Хорошо, что ли?

— Плохо.

— Еще Максимка честный. А когда его снимают, как мы будем жить?

— А разве его снимают?

— Конечно, когда-нибудь снимут. Смотри, Гошка, когда рыбаки разбегутся, тебе некого будет рисовать. Тогда только за шестьсот рублей найдешь городского. А что в нем? Он на лодке грести не умеет, воды боится, только любит выпить пиво и разговаривает, что купить, где, как лучше. Черта тебе!

— Ты, Барабашка, заврался. Кто же, по-твоему, построил заводы, железную дорогу?

— Железную дорогу? — с презрением спросил Барабашка.

— Да.

— Охотники! — крикнул рыбак.

— Как же это?

— А вот так. Старик Комчё показал экспедиции, где надо строить железную дорогу. Старик без глаза, он на охоте зимой ехал на лыжах и наехал на веточку. И ударил глаз. Глаз сильно болел. Он охотил. Домой не ходил. Потом весной пришел. Глаз стал сильней болеть, и потом из глаза вышла щепочка. И глаз закрылся и больше не болит и ни черта не видит. Старик показал место, видел одним глазом. Только одним глазом — и железную дорогу провели, так хорошо советовал. А приезжий зайдет и не знает, куда идти, где солнце — не знает, тропу не видит. Только спрашивает: а медведя тут есть? а тигра тут есть? Черта ему! Тигра вон на тех горах далеко ходит, когда много людей идет, тигра никогда не тронет. Даже когда один человек идет, и то тигра не тронет. Наша раньше тигра не боялись, только молились ему, думали — бог.

— А кто же, по-твоему, работает в цехах? Кто построил заводы? Все приезжие.

— Я тоже бывал на доках, меня экскурсия таскали, секрет показывали, велели молчать, никому не говорить, рыбки поймать и привезти. Шибко интересно. Вот это верно, военный корабль шибко красивый, оборона дела помогает… А чё, Гошка, ты мне эту картину подаришь? Ладно. Я тебе привезу рыбы, не ворую на колхозе, сам поймаю. Голодный не будешь. У нас в Рыбкоопе теперь варенье есть, у вас в городе ни черта нету, а у нас есть все. Сахар тоже привезу, и ты гостей зовешь, спирта им ставишь. Спирта даю тебе. Черта тебе, Барабашка знаешь сколько зарабатывает? У нас самый худой колхозник работает с Максимкой — пять тысяч зарабатывает. И ни черта никого не накормим. Город как голодный был, так и бегает по магазинам. Ну, даешь мне картину?

— Подожди. Пока она нужна мне самому. Я хочу сделать несколько картин про рыбаков для выставки. Как же я могу отдать?

— Спирта дам.

— Я не пью.

— Продаешь на барахолке, и тысячу рублей за литр тебе дадут.

— Знаешь, пойдем ужинать и спать, я придумаю что-нибудь.

Утром поднялись затемно. Георгий сказал, что со временем он напишет копию с картины и подарит Барабашке.

Тот был очень доволен приемом, который ему оказали.

Он спал не на полу, как иногда приходится в гостях у городских, а на диване, под хорошим одеялом, на чистой простыне. Георгий вместе с ним купался под душем в ванной. Барабашка был не так дик, как он хотел себя показать. Он бывал в разных городах, на собраниях, ездил с делегациями. Но мал ростом, щупл, темен лицом, одевался небрежно и выглядел как совершенно темный человек.

— Нет, — сказал он Раменову. — Теперь я больше не хочу брать твою картину. Не надо.

— Ты обиделся?

— Нет!

— А что же?

— А Барабашка, понимаешь, прочитал сегодня название картины: «На горисполкомовской».

— И это тебя охладило?

— Чё, ты хочешь, чтобы в горисполкоме узнали, как ты мне их лошадь отдал? Если на картину посмотрят, увидят — Барабашка едет на лошади, везет рыбу, довольный, размахивает вожжами. А ты подписал. Они тебе давали лошадь катать толстую москвичку, а ты политическую ошибку делал, отдал эту лошадь возить рыбу. Я думал, ты другую масть рисовал нарочно. А тогда зачем надпись? Подумают, что я сам просил. У-у! Меня за это по головке не погладят. Не хочу! Пусть висит тут. И на выставку не таскай. Где будет выставка? В Москве?

— Да-а… — уклончиво ответил Георгий.

— Тогда ни чё! Можно! Тогда не страшно. Ты — шибко хороший художник. И веселый. И по-нанайски разговариваешь.

Счастливый Барабашка позавтракал и, не желая мешать художнику, стал собираться, жалуясь, что придется опять весь день ходить по твердой дороге и от этого у него болят ноги.

— У нас в деревне мягонькая дорога, хорошо ходить, асфальта нету, мостовой нету, коленка не болит. А у тебя болит? Нет? У-у, ты привык! Ты здоровый, Гошка. А эта толстая баба, которая с тобой приезжала, помнишь, чё она сказала! У-у, умная, толстая, как мужик. В царское время у нас такой купец ездил, покупал рыбу, икру, давал бочки нам. Мы сами не умеем делать бочки. Старики ее увидели и купца вспомнили. Я слыхал, она тебя спросила у проруби, куда эта рыбка идет. Видал! Она заметила! Умная! Я хорошо слышал! Мы ловим, а в Москве рыбки нет! Нашей рыбки нет. Там только плохая, расейская рыба. Потому, что в городе народ не работает, только ходит по улицам. Я тебя люблю, давай попрощаемся.

Он поцеловал художника в обе щеки.

— Приезжайте к нам. Никогда с голоду не помрешь. Нина, до свидания, — кивнул он Раменовой. — Вот твоя жена даром по улице не ходит, она работает, а тоже продукты достает, — сказал он, глядя, как Раменова выкладывает из сумки сверток с развесными макаронами, принесенными из магазина.

— Я знаю, как она работает. Газета придет, я говорю: это баба Гошки газету делала.

Он хитро улыбнулся, глаза утонули в морщинках черного лица.

— Нина, продукты надо будет — скажи мужику, пусть едет к нам, и мы маленько даем. Его макаронами никогда не прокормишь, ево — мужик, ево — как тигра, ему мясо надо… А зачем, Гоша, обманывал, на картину другую погоду рисовал?

Георгий достал газету из почтового ящика.

— Чё, это какая газета? Московская? Говорят, в Москве народу еще больше, и все идут как демонстрация, и все толкаются. Как бы я там ходил? Приезжал нарком рыбный, сказал, отправит меня на слет рыбаков на Москву. Ево — хороший, нарком. Обманывать не будет?

— Конечно, не будет. Так ты поедешь в Москву?

— Конечно! Только ево спецодежду плохую дает. Я ему сказал. А чё, я как там буду жить? Я боюсь, как по улице пойду, я обязательно рассержусь. Когда много людей и все мне мешают ходить, я не могу, я тогда злой. Я не люблю, когда меня толкают. Я в кино видел, там все бегут, и теперь под землей ездят и думают, что хорошо, так красиво устроено метро. А чё хорошего людям под землей ездить? Разве людям на земле места мало? Гошка, как бы народ погнать обратно на работу, пусть даром не ходят и без дела не сидят, и под землей не ездят. У вас в Расее реки есть? Конечно есть! Ну хорошо. А рыбы разве нет? Разве нельзя бригаду составить и ловить? Если рыбку кушаем, никогда не пропадем. Японец нас не победит. А ты японца видел когда-нибудь?