Желтое, зеленое, голубое[Книга 1]

ГЛАВА XIV

Алиса Гагарова жила в чудесном уголке Москвы. Муж ее несколько лет тому назад получил небольшую, но превосходную квартиру.

Наступила весна, над прудами зелень, и сами темные, тихие пруды похожи на медные китайские зеркала, когда смотришь на них с высоты пятиэтажного дома. У самого балкона шумит огромная береза на легком уличном сквозняке. Вдали видны бегущие машины на гладкой площади Садового кольца, с которого убраны деревья. Здесь сердце старой, аристократической Москвы. В этом районе живет много писателей, художников, критиков, артистов.

В этой тесно заставленной квартире с окнами на древние деревья, где на стенах множество картин и эстампов, а на столах — безделушки, муж Алисы утром прочел газету и с досадой сказал:

— Опять расхваливают каких-то никому не известных художников, как будто нет у нас никого больше! Ты, кажется, была в этом новом городе, вот прочти, полюбуйся! И фамилия какая: Раменов! Как ты думаешь, настоящая или какой-нибудь делец взял себе псевдоним? Какие нахалы всюду! Всюду лезут.

Муж Алисы работает в студии, которая находится на другом конце города, и ему каждый день приходится много времени тратить на поездки. Но он неутомим.

Алиса, делавшая, как всегда, очень долго прическу у зеркала и рассматривавшая себя то с одной щеки, то с другой и подносившая к затылку ручное зеркало, казалось, не слыхала, что говорит муж.

Вдруг она встала и, с удивлением взглянув на него, подошла к дивану. Муж ткнул пальцем в заметку и сунул газету ей в руки. Она прочитала, потом еще раз прочитала внимательно, потом, как бы не веря, перевернула газету, посмотрела число, открыла номер в разворот и стала пробегать новости, стоя полуодетая и небрежная, в несвежем халате, но с тщательно выкрашенными, завитыми и убранными волосами, открывающими и удлиняющими ее полную, короткую шею.

Потом она опять вернулась к заметке на последней странице, прочла и ее, отдала газету и, подняв халат так, что открылись колени, села к зеркалу заканчивать туалет. Она ничего не стала говорить. Отношения ее с мужем не обязывали к этому. Она не желала делиться с ним.

С тех пор как она приехала в Москву, ее отношение к Раменову почти не переменилось, но она все еще не написала о нем. Она понимала, что должна написать, это долг ее… Казалось, не стало времени подумать о Раменове, муж имел отвратительную способность впутывать Алису в свои дела и тянул свои бесконечные разговоры, как резину. Он умел отравлять ее доброе мнение о людях, и делал это артистически, хотя о Раменове между ними не было никаких разговоров.

Как всегда, он быстро втянул ее в свои заботы, объяснил, что совершенно необходимо как можно быстрее написать о том-то и о том-то, что не писать было бы преступлением. И еще ей надо идти куда-то… Хлопотать за того-то… Алиса часто вырывалась из-под его влияния, но часто и подпадала под него.

Раменов просто померк, забылся, он не участвовал в бурной общественной жизни столицы, и Алиса сама понимала, что поступает несправедливо. Раменов стоял как-то особняком, далекий, даже неясный…

Была еще одна причина. Там, в новом городе, Раменов нравился ей. Она желала бы встреч с ним, она была свободна в своем выборе и желаниях. Может быть, она видела его, а не его работы? Чуть-чуть обижена на него? Но здесь нет времени для самоанализа. У Алисы был друг, и, как ей казалось, она умело скрывала это от мужа. Но когда стараешься сделать тайным свой роман, то приходится жить и с тем, от кого все скрываешь.

Алиса была сыта по горло, она не была развращенной женщиной. Просто так получалось…

Не раз она хотела порвать с другом, которого очень любила. Отношения с ним неровные и болезненные. Она очень рада была дальней поездке, а потом и Раменову, и, бывая с ним, никого не помнила, отдыхала. Но здесь, в Москве, все наоборот, начинались снова бесконечные, все те же ссоры с одним и странная, тягучая и неприятная жизнь с другим, с которым лишь иногда бывало интересно, а большей частью приходилось лишь сдерживаться, холодно цедить сквозь зубы что-то и терпеть. Ее друг был красавец мужчина! Так все говорили. Он умел работать. В детстве бывал ленив, темперамент не давал ему покоя, но его отец был жесток и, горячо любя сына, бил его беспощадно, до пятнадцати лет ставил на колени.

Алиса знала, что этот человек — огонь, талантлив как черт! Он был творцом нового, открывателем новых путей, и сама она не раз писала о нем, хотя кино не было ее специальностью.

Он скучал иногда о ней — видимо, привык… Но он удивлялся, как она не понимает, что поздно женщине в тридцать лет хотя и очень талантливой, но все же изрядно потасканной, да еще с такой фигурой, надеяться выйти замуж за льва, перед которым — как он был уверен — вся женская Москва, интеллигентская, мещанская, рабочая, молодежная, какая угодно…

Да, он, кажется, любил Алису, как это ни странно, но просил ее не мешать ему в его семейной жизни и в воспитании детей. И жить со своим собственным мужем.

Теперь она писала о нем книгу.

Алиса вдруг повернулась необычайно быстро при ее полноте, села к мужу лицом, и это было так неожиданно, что он тоже вскочил и сел на диване, словно опасаясь, что она идет его бить. У него белокурые волосы вокруг лысины и голубые глаза навыкате. Он коротконогий, с маленькими жирными руками.

Да, у него были круглые глаза, в которых она знала только два выражения: насмешливо-нахальное и злое. В ласке, за беседой с друзьями, в дни выставок, успеха, похвал в печати лицом его владело первое выражение. Казалось, вокруг него — пигмеи. Он и при малом росте почти на всех смотрел с пренебрежением, сверху вниз. Во время работы — он был дельный и работоспособный человек, — а также когда он погружен в раздумья, или готовился к собранию, или ревновал жену, его лицо принимало выражение хищной птицы. Сейчас был взгляд № 1.

— А знаешь, это талантливый парень на самом деле! Я даже удивляюсь, как его заметили! — воскликнула Алиса, держа в руке губную помаду. — Тебе стоило бы посмотреть его картины когда-нибудь.

Взгляд мужа переменился. Острые глаза его быстро округлились.

— Я совсем забыла о нем! Хорошо, что ты показал мне заметку. У него очень милая интеллигентная жена. — Алиса распахнула халат и стала перестегивать резинку на чулке. Полная нога ее, затянутая шелком, казалась плотной, сильной.

Она кокетливо улыбнулась мужу.

«Ты и там не пропустила?» — подумал он. Взор его забегал с колен на ее глаза и обратно.

Когда Алиса ехала из Москвы в далекую командировку, ей позвонили хорошие знакомые ее приятельницы, люди, имеющие большой вес. Они просили поговорить там на месте об одном деле.

Оказывается, они узнали, что квартира, в которой могли бы жить двое молодых художников с женами, собиравшихся в тот город, отдана кому-то там на месте. Алисе было сказано, что ее захватил какой-то местный жучок, который устраивает в великолепной студии чуть ли не частную лавочку. А на новостройку хотели поехать двое окончивших Высшее художественное училище. Алиса слышала еще осенью, что об этих художниках писали в горком нового города. Но письмо осталось почему-то без ответа.

Алиса соглашалась, что делец, захвативший студию, как говорят, плакатист, мог бы отлично работать где угодно. А мастерскую надо освободить. Художники, собиравшиеся на Восток, намеревались серьезно работать: писать пограничников, рыбаков, строителей.

Алиса сама возмутилась и решила все выяснить на месте. Этих двух молодых она не знала, но за них хлопотали очень солидные люди. Теперь сорвалась их поездка, а задумано было все очень хорошо, а ехать туда «просто» болтаться там — кому захочется.

Этих ребят надо было устроить. Новостройка — одна из крупнейших в стране. Там можно сделать себе имя.

Приехав в новый город, Алиса все поняла. Письмо было получено. Ей все объяснили. Она даже смутилась, взглянув на свои претензии и на привычные хлопоты глазами руководителей горкома. Она была очень рада, что нашла в Раменовых приятных людей. Она поняла, что поступила правильно, спросив лишь о судьбе письма, и не стала делать никаких рекомендаций художникам и не задавала Петрову вопросов. У нее хватило характера ни слова не сказать об этом Лосевой.

Но все-таки писать после этого про Раменова в газету или в журнал… Все это как-то невольно мешало… Надо обдумать.

Теперь, когда появилась заметка в «Правде», все лучше и проще. Алиса очень рада. И перед знакомыми она совершенно чиста.

У нее с души свалился камень. Она все это время чувствовала себя обязанной Раменову. Теперь если не она, то, во всяком случае, кто-то другой исполнял то, что Раменов заслуживал. Но это только часть дела. Заметка в «Правде» не шутка.

Раменов, видимо, пойдет в гору. Он, конечно, скоро приедет в Москву, этого надо ждать. Тогда она отблагодарит его за гостеприимство, введет в круг своих знакомых.

Вдруг ей пришло в голову, что надо помочь ему как следует. До сих пор она не могла… Писать о ком-то незнакомом и довольно-таки провинциальном… Но теперь…

Надо ехать в Союз и все рассказать. И когда приедет Раменов, надо всюду бывать с ним. О! Миша еще спохватится, когда я всюду появлюсь с этим молодым человеком. А талант его по нынешним временам, конечно, обратит на себя внимание. «Я вам обоим еще покажу!» — думала она, ласково улыбаясь и со счастливым выражением лица глядя на своего мужа. «Я повезу его по студиям, в редакцию, на выставки, на дачи, к поэтам».

Теперь надо сказать о нем мужу, чтобы потом не было неожиданности, чтобы не ревновал и чтобы руки ее не оказались потом связанными.

— Ты знаешь, я сделала ужасную ошибку и теперь обязана ее исправить. В противном случае меня обвинят в тенденциозности и замалчивании.

«Но я тоже не дурак, — подумал ее муж. — Я вижу, что ты неспроста засияла».

— Уверяю тебя, — как бы читая его мысли, продолжала Алиса, — что я не хочу попасть в неприятное положение.

И она стала очень серьезно рассказывать о Раменове и его работах. Сна знала, когда говорит серьезно, испытывает подъем, муж начинает ей верить. У него есть слабость — панический страх перед критикой, и это распространяется даже на собственную жену, когда она принимает, несмотря на дезабилье, деловой облик.

Он постепенно стал поддаваться. Они менялись ролями, она «заговаривала» его, и он не находил в себе сил противиться.

— Черт знает, наконец! — воскликнул он. — В солидных семьях ребенку дается все. У него есть учителя, его водят на концерты, он слышит разговоры культурных людей, у него постоянно лучшие журналы, он бывает на выставках, на лучших спектаклях лучших театров, ему показывают все лучшее, учат играть на рояле, платят учителям большие деньги, он воспитывается и закаляется летом в «Артеке», все знает. Ради него родители идут на все! Но если верно, что ты говоришь, то появляется вдруг какой-то Федька Шаляпин — и все должны расступиться?

— Раменов далеко не Шаляпин, — ответила Алиса и стала быстро одеваться. — Но он интересен, у него есть самостоятельные поиски.

Алиса иногда бывала мнительна. И сейчас ей показалось, что муж что-то заметил… Ну что же! Пусть подозревает. Он слишком умен, сообразителен и быстр, поэтому постоянно придумывает мои преступления. И он очень скоро убеждается, что нет того, что родилось в его умной голове. Он только подозревает, но никогда не знает толком, что бывает на самом деле.